Невероятные приключения Катеньки - Александр Сержан

Захохотал князь, собою довольный, да рукой своим на выход махнул.

Оставили Катеньку в темноте кромешной, факелы забрав. Ну, темноты то теперь Катя уже не боялась, наоборот — та думать помогает с тишиною вместях. А поразмыслить много о чем придется. Ведь как получилось — шли в царство Кощея Бессмертного, а попали в царство Протезиста-садиста! Содрогнулась Катенька, вспоминая слова его. Да как только земля носит, изверга! Получается, что и в этом мире спокойствий не будет, коль возможность есть любому сюда зайти, да порядки мерзкие законным путем устраивать! Отринула от себя переживания долгоиграющие, стала о насущном размышлять. Выбираться отсюда надобно. Это первое. Друзей отыскать-освободить — второе. Имущество возвернуть — третье. А до кучи — свалить князя толстомордого, да возвести на княжество — прежнего, в темницу брошенного. И главное — если место это разломом межмирья зовется, то исследовать непременно на счет, как домой возвернуться во время свое! Кощей-Кощеем, а дополнительные варианты — никто не отменял, как профессор ее в универе сказывал.

Глава 21

Через час всех узников ирода пришлого выпустили. А с ними и Василия с Авазом. Представила отцу Катя друзей своему, и тут выяснилось, что папа то Катенькин и был князем мест этих, до той поры, пока не явился из подземелья бандит с людьми пришлыми! Признал Василий князя! Не раз в местах здешних бывал, многое от него про породы на ус себе намотал, про залежи, про свойства металлов разных.

Отец то геологом был, кому про сокрытое в недрах знать, как не ему? И сюда то попал, когда геологоразведку вел! Зашел в пещеру и выбрался в свет на несколько тысячелетий вперед, не вернуться обратно. Погоревал, да и начал в новом мире устраиваться.

Потихоньку полегоньку за знания непревзойденные, за характер твердый и незлобивый, за душу справедливую, выбрали его сначала главой края местного, а потом и княжествовать поставили. Выборная это должность, оказывается, на наследство не моги расчитывать. Только за заслуги особые доверие люди тебе окажут.

Поднялася при нем край, богато зажил народ, но явились пришлые — ни дна им, ни покрышки. По первости в себя прийти не могли, но прознали у здешних про «приданое», что с того света-мира взять с собой можно, так натаскали оружия огнестрельного, князя прежнего оговорили — природу гневит, не дано человеку столько про землю-матушку знать! Под это дело сход назначили, выборы устроили подставные, да и усадили ирода людьми править. В три года край богатый разорил дочиста. Всех, недовольных — в темницу бросили. А пуще выхватывали тех, кто огнестрелу противоборство колдовством оказать способен. Вот и пригодилось подземелье, что межмирьем прозвано. Нет там возможности к силе своей колдовской обратиться. Сиди пожизненно, вся и участь твоя.

Ночью же этой, из мужиков, кто покрепче, налет на хоромы княжеские устроили. Людей пришлых спящими повязали, в темницу отволокли, суда над собой дожидаться. А суд здешний — суров. Зуб за зуб, око за око, кровь за кровь, смерть за смерть, как полагается. Но сначала то — зуб за зуб, разумеется, остальное уж, если останется чего.

Отца Катиного в князья вернули. Сперва конечно в бане отмыли, остригли, побрили, подкормили, от болячек вылечили. А уж потом за дело миром взялись. Подельников прежнего — всех до единого разыскали, в подземелье спровадили.

Много зла в душах людских накопилось. За три года бесправия то! Две недели вокруг порядок наводили, к жизни прежней сворачивая. Очень Аваз помогал с горном верным своим. Как проиграет «Зорю», так и валятся супротивники в беспамятстве. Но самое страшное, когда «Отбой» играть брался.

Там не только что людей ветром сдувало, но и сосны вековые с корнями выворачивало. Из раструба то пионерского! Лешие, конечно, кулаками грозились из под корней деревьев поваленных, да в споры людские не лезли. Человечьи раздоры не их ума дело.

И пока народ отнятое себе возвращал, да подельников душегубовых уму-разуму наставлял по всей строгости, Катя неотлучно при отце находилась.

Много о чем переговорить должны были. Как узнал отец, что мать с сыном до конца в палате с Катюхой сидели, опечалился, головой поник. Скорбное дело детей терять, а еще горше, что весточки назад не отошлешь, не обрадуешь близких, мол, жива, здорова ты. Рассказала Катя, как всей семьей убивались, когда сгинул отец три года тому без вести, посмотрела на отца, горем убитого, и говорит:

— Думаю через Кощея назад к матери с братом вернуться. Костьми лягу, а сделаю!

Знал отец, что твердо слово Катюхино, не отговорить ему дочь. Еще три вершка от горшка ростом не вышла, а характером несгибаемым уже обзаводиться начала. С того во всем до конца шла.

Вздохнул, смахнул слезы непрошенные, да и решил тему переменить.

— А скажи ка ты мне, красавица, отчего на Василия такими глазами поглядываешь, что молодца в краску вгоняет? — спросил озабоченно. Василия хорошо помнил, толковый парень, до знаний злой, тут бы любому родителю радоваться, что приглянулся дочери. Ан нет — занято сердце Василия, приворотом колдовским. Тут еще как повернет, куда выведет! Приворот штука сильная, он насмерть, он по живому бьет.

— Ай, не трави душу, папа, — наморщила носик Катя. — Ну, есть в нем что-то этакое, но ничего серьезного быть меж нами не может. Занят твой Вася. Невеста у него имеется. Птицей Гамаюн накарканная. Не знаешь, часом, где ее отыскать?

— Кого? Птицу то? — удивился отец. — А пошто она тебе?

— Перья выщипать, на окорочка порубить и башку свернуть! — зло процедила Катенька-лапушка, в детстве за издевательства над лягушками не раз мальчишкам носы разбивающая.

— Да в своем ли уме ты, девица? — ужаснулся отец. — Такое и помыслить нельзя про птицу вещую!

— Знаю, что нельзя, — сжала кулачки Катенька. — И ведаю, что если бы не она, то не повстречались бы мы с тобой! И все было бы так, как было! Я крепкая, выкарабкалась бы из болезни, зато с мамой осталась, с братом...

— А не изводилась бы по Васе твоему, другой уже занятому! — хлюпнула носом Катенька.

— А если бы не выкарабкалась? — спросил отец, помолчав. — Сейчас то хоть малая надежда, но есть, что через Кощея домой доберешься, слезы материны утрешь...

— Да, кстати, — просиял вдруг глазами он. — А не уговоришь ли семью сюда переехать? Как попасть то знаешь теперь, на всякий случай координаты входа в