Пионер в СССР - Павел Ларин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как найти доски, которые отодвигаются, я тоже ей рассказал. Очень надеюсь, девчонка не дура. Сделает все правильно. Впрочем, пока Селедка не подводила. Надеюсь, в этот раз тоже сработает хорошо.
Мелкими перебежками, от куста к кусту, я добрался до забора. Мне нужно было то место, где в прошлый раз застрял Мишин. Дырку, оборудованную Родионом Васильевичем, пока светить не собираюсь. Достаточно того, что о ней знаем я, Вася и Ряскин. И так до хрена осведомлённых получается. Тайна, о которой известно больше, чем одному, уже не тайна.
Нашел нужное место, отодвинул доски и нырнул в образовавшуюся прореху.
Ночь выдалась на удивление тихая. К счастью, ни дождя, ни ветра сегодня не было.
Отошел на небольшое расстояние, сел у самого густого куста и принялся ждать. Не прошло пяти минут, как с внутренней стороны территории послышалась шорох. Тут же доска отъехала в сторону, а в дыре появилась физиономия Селедки. Она высунула голову, покрутила ею в разные стороны, затем голова снова исчезла. Но ненадолго. Через секунду в дыру уже лезла вся Селедка целиком.
— Маша, аккуратнее. Тут вон доски плохо обтесаны. Занозу себе загонишь… — Раздавала она указания куда-то в темноту.
Наконец, Тупикина выбралась через тайный лаз и встала рядом с забором, оглядываясь по сторонам. Наверное, пыталась определить, где именно прячусь я. Следом появилась Маша. Я дождался, пока эти две особы отойдут чуть дальше, а затем выбрался из-под куста.
— Привет. — Встал напротив них, при этом на лице изобразил улыбку.
Будто нет ничего странного в этой встрече за пределами лагеря, в ночной темноте. Будто пионеров мёдом не корми, дай пошляться в лесной чаще. Особенно после отбоя.
— Ой, Ванечкин… — Селедка так наигранно вытаращила глаза, что только дурак не понял бы, она явно не просто знала, что появлюсь я, но и ждала этого. Переигрывает моя помощница… Мандец, как переигрывает. — А мы вот с Машей решили посмотреть ночью на море. Да, Маша?
Судя по лицу Фокиной, бесстрастному и равнодушному, срать она хотела на это море. Видимо, кому-то просто захотелось провести разведку. Если в девчонку забрался псионик, то он, как и я, пребывает в лёгком шоке от условий своего нового существования. Ни минуты в тишине, ни секунды наедине с собой. А я доподлинно знаю, как мы, псионики, ценим и одно, и другое.
Мысли посторонних людей иногда напоминают пчелиный улей, который постоянно гудит. В этом шуме периодически кто-нибудь думает громче остальных. Даже спустя многие годы невозможно привыкнуть до конца к подобному звуковому сопровождению. Так и хочется иной раз встать, где бы ты не находился, и заорать — твою мать! Просто заткнитесь! Все!
Странно, что нас обвиняют в излишней кровожадности. Говорят, мол, псионики склонны к неоправданной жестокости, любят убивать просто так. Просто так?! Спасибо скажите, что мы имеем долгое терпение.
Так вот, уверен, псионик, который сидит в Фокиной, сейчас тихо ненавидит все, что его окружает. Мне в этом плане легче. Я ни черта теперь не слышу и не чувствую. Нет, с точки зрения возможностей это, конечно, плохо. Очень плохо. Но в плане существования среди слишком большого количества людей, наоборот, хорошо. Хотя, я бы лучше снова хотел почувствовать этот вечно гудящий улей, чем ощущать пустоту внутри.
— Маша… — Повернулся к Фокиной, которая стояла по правую руку от Селедки. — Совсем не ожидал тебя увидеть. Но это так здо́рово, что вы решили сходить на море. Составлю вам компанию, если не против.
Фокина открыла рот, набирая воздуха в грудь. Она, судя по всему, планировала ответить, что как раз очень даже против. Маша явно не горела желанием заполучить еще кого-то в компанию. Селедка была ей нужна для сопровождения, как местный житель. В моем присутствии Фокина не нуждалась.
— Вот и отлично! — Я, не дожидаясь ответа, подскочил к Маше, ухватил ее за локоть и потащил вперёд. — Идем, мне пацаны показывали самый короткий путь.
Естественно, ни короткого пути, ни длинного я не знал. Никто мне ни черта не показывал. Дальше этих кустов мы в прошлый раз не ушли. Однако, Фокина об этом не знает. Поэтому она дёрнулась сначала назад, собираясь все же послать меня к черту, но потом, видимо, одумалась. Шляться ночью с пацаном всяко лучше, чем с девчонкой. Так она, наверное решила. Хотя, по мне, совсем наоборот. Из нас двоих на данный момент Селедка гораздо более надёжный проводник. И место ей знакомо лучше, и время родное, и вообще, Тупикина, если говорить откровенно, на голову немного отмороженная. Ни хрена не боится. Чем, наверное, и стала мне симпатична. Люблю таких личностей. Которые на самом деле — личности, даже не смотря на возраст.
— Ой! — Раздалось за нашими с Машей спинами. Потом послышался треск и глухой звук удара.
Я обернулся. Селедка сидела на земле, странно вывернув ногу, и таращилась на меня огромными, испуганными глазами.
— Что такое? — Спросил я ласковым голосом. Сам подумал, молодец! Очень натурально упала. И не подумаешь, будто притворяется.
— По-моему, я вывихнула лодыжку. — Тупикина вдруг подмигнула мне одним глазом и повела голову в сторону. Но не с тем посылом, какая она молодец, а будто говорила, иди сюда.
— Какая жалость… — Я сделал шаг в сторону Селедки. Маша стояла на месте, с интересом рассматривая подругу, которая расселась под кустом в лесу.
— Я. Подвернула. Лодыжку. — Повторила Тупикина, будто информация предназначалась законченному олигофрену, а потом снова подмигнула. Теперь дважды.
— Ты ведь теперь не сможешь идти… Придётся вернуться. Да? — Я сделал еще несколько шагов к Селёдке, не до конца понимая, с хрена ли она гримасничает. Ну, договаривались, да. Все всё помнят. Что за странное поведение?
— Я на самом деле подвернула ногу, придурок. — Громко зашипела Тупикина, а потом в полный голос добавила. — Не могу сама встать.
Это была подстава подстав. По нашей задумке я вообще-то должен остаться с Фокиной наедине, чтоб поговорить с глазу на глаз. По-мужски. Меня совсем не смущает, что сейчас псионик в теле девчонки. Он по любому одного со мной пола. Женщины не рождаются псиониками. Не знаю, почему. Скорее всего дело в излишней эмоциональности их натуры. Честно сказать, мысль о псионике женского рода меня ужасает. Представить страшно, что способна натворить такая особа в не самые лучшие ее дни.
Поэтому и беседа у нас должна была сложиться жёсткой. А теперь, что? Теперь есть Селедка, которая сидит на земле и по-моему, готова расплакаться.
— Ну, ты и скотина, Ванечкин… — Снова прошептала Тупикина.
Я понял, она реально сейчас заплачет. Только не из-за страха, боли или ещё чего-то такого. От бешенства и злости. Селедка
