Дворянин великого князя - Роберт Святополк-Мирский

— Как же, как же! — горько оживился игумен. — Этому их не учить, к дракам они с малолетства привыкли. И надо сказать, с тех пор, как отбили мы четыре нападения, никто нас больше не трогал. Я так, радуясь, молитвы творю, чтобы и дальше мир да покой был, а они все сожалеют, что больше это не повторяется. Правду сказать, раньше, когда воевать чаще приходилось и в опасности; жили, так вроде и пили меньше, и молились больше, а сейчас разжирели, распустились, ни молитвой, ни делом не заставишь заняться…

— Вот видишь… А были б они смиренными иноками — что осталось бы от Преображенской обители? Конечно, надо стремиться, чтобы теперь, в сравнительно мирное время, иноки больше отдавались, служению Господу, но не все сразу делается! Терпение, отец Сергий, терпение — через него все великие чудеса творятся… Сейчас, я думаю, тебе надо переменить свое отношение к ним — подумай об этом на досуге. Напуганные моей угрозой, они на несколько месяцев притихнут. Заметь — твоих иноков пугает только одно: если государь узнает о ком-то из них что-либо, предосудительное, немедля бросит в темницу, а некоторых, пожалуй, и плаха не минет. Этим рычагом и действуй, сочетая его с поощрением за добрые дела. Обещаю тебе свою помощь и поддержку, а ты по-прежнему сообщай обо всем, что здесь случается, известным тебе путем. Я доложу митрополиту, что служишь ты исправно, и буду просить о переводе тебя в тихое и спокойное место, как только подыщу достойную замену.

— Благослови тебя Бог, — воскликнул игумен, припадая к руке Иосифа, — и да продлит Он дни твои, и да поможет во всех делах твоих во славу нашей церкви!.

Оба, встав на колени, перед иконостасом сотворили короткую молитву, затем Иосиф поднялся:

— Мне пора в обратный путь, а перед тем я обещал помочь вашему новому соседу, который меня ждет. — Он взглянул через окно на Медведева, который отвязывал Малыша и, казалось, был полностью поглощен своими заботами. Иосиф улыбнулся кончиком рта и направился к выходу в сопровождении игумена. — Советую тебе познакомиться с ним поближе. Я видел его жалованную грамоту и думаю…

С этими словами он вышел, пропустив вперед игумена и плотно затворив дверь.

Мог бы и здесь сказать что это он такое думает…

Медведев вскочил в седло и выехал на площадь перед церковью в тот момент, когда Иосиф с игуменом выходили из дверей.

Остатки огромного костра догорали перед папертью, угрюмые монахи делали вид, что усердно трудятся, убирая замусоренный двор, игумен отдал какой-то приказ — притащили большую колоду и несколько крепких кнутов, двое провинившихся разделись до пояса; дождавшись, когда первый из них лег на колоду, Иосиф попрощался с отцом Сергием и подошел к Медведеву.

— Я готов. Можем идти.

Они направились к воротам. Позади раздался первый удар и приглушенный крик. Медведев обернулся.

— Ничего страшного, — сказал Иосиф, проходя в калитку. — Это еще малое наказание за их проступки. — Потом вздохнул и добавил — Тем более что один только делает вид, что сильно бьет, а другой — что сильно страдает. Я их хорошо знаю. Брат брата не обидит.

Через час они были в Березках.

Картымазов выполнил просьбу соседа — посреди двора стоял грубо сколоченный гроб, от которого пахло душистой сосновой смолой, а в нем кирка и лопата.

Иосиф огляделся с видом человека, который никогда здесь не был, и удивленно спросил:

— Неужели это и есть твое имение? Оно выглядит заброшенным, и кажется, нога человека давно не ступала здесь…

Очень естественно и убедительно.

— Ступала. И не раз! — невозмутимо ответил Медведев. — Похоже, тут всякую ночь проезжает сотня людей. Вчера, например, мне оставили никому не известного покойника. Имение было сожжено в прошлом году, а все обитатели убиты. Теперь великий князь пожаловал его мне, Я только что приехал и еще не успел ничего привести в порядок.

— А-а-а… Понимаю. — Иосиф пристально глядел на Медведева, но говорил спокойно и ласково. — Мне кажется, я тебя уже встречал где-то… Ты, случайно, не провел прошлую ночь в Медыни?

Ничего не выйдет.

— Нет, — спокойно ответил Медведев, — я провел эту ночь здесь.

Иосиф сочувственно вздохнул:

— Должно быть, тут опасно ночевать, не выставив надежную охрану…

И это не пройдет. Медведев пожал плечами.

— Возможно. Но я с детства привык к опасности. В доме лежал покойник, поэтому я спал с конем в старой баньке, а поскольку приехал один, никто меня не охранял. Со мной ничего не случилось, и я прекрасно выспался.

Василии спешился.

Иосиф сделал последнюю попытку:

— Должно быть, ты не только мужественный, но и честный человек, ибо только люди с чистой совестью всегда спят спокойно.

— Обычно я засыпаю сразу и сплю очень крепко.

Медведев улыбнулся и повел Малыша «на конюшню» — в бывшую баньку.

Иосиф, задумчиво склонив голову, остался стоять у гроба. Вернувшись, Василий взял лопату и направился к березовой роще. Иосиф прихватил кирку и пошел следом. Между рощей и домом стояла одинокая молоденькая березка.

— Здесь, — сказал Медведев и воткнул лопату в землю.

— Если усопший не был тебе родным, почему ты намерен схоронить его так близко от дома? — осторожно спросил Иосиф.

— Не знаю, — пожал плечами Медведев, — но мне почему-то кажется, что между ним и этим домом есть какая-то связь…

Они молча вырыли глубокую могилу, молча отправились за гробом и отнесли его в дом.

Увидев изуродованное тело, Иосиф лишь перекрестился, но ни один мускул не дрогнул на его лице, и Василий понял, что монах на своем веку повидал многое.

Иосиф снял свой простой монашеский крест и приготовился к молитве, но Медведев жестом остановил его, тоже перекрестился и, обращаясь к покойнику, тихо заговорил:

— Я не знаю, кто ты и как тебя звали. Я не знаю, хорошо ли ты прожил свою жизнь и достойно ли встретил смерть. Я не знаю, есть ли у тебя родные и будет ли кто-нибудь вспоминать о тебе. Но я знаю, что ты не умер светлой, покойной смертью в своем доме, окруженный любящими и близкими, не пал смертью воина на поле брани, и не злая болезнь сразила тебя во время странствия. Подлым и коварным ударом убили тебя неведомые злодеи без чести и совести. Стоя над твоим безжизненным телом и веруя, что душа твоя, еще не отлетевшая к всемогущему Господу, слышит меня, я, даю тебе клятву отыскать твоих убийц и покарать их ради торжества порядка и справедливости.

Медведев отступят на шаг, и тогда Иосиф торжественно и печально начал читать заупокойную молитву.

Красное солнце садилось за рощей, длинные тени стройных берез прочертили землю бесконечными рядами темных полос, и в густой вечерней тишине чистый голос Иосифа звучал таинственной, грустной музыкой, величественной и непостижимой, как сама смерть; лицо Иосифа, строгое и красивое, похожее в эту минуту на лица святых мучеников с икон, сияло возвышенной одухотворенностью — казалось, на нем лежала печать глубокой скорби об ушедшем человеке, и в то же время скорбь эта была светлой и успокоительной, будто он, Иосиф, видел или знал нечто такое, что никому из живущих недоступно и что наполняло душу трепетом и волнением.