Приговоренные - Лев Аскеров

Видя, что Пытливый не на шутку распалился, девушка вырвала у него свою руку и насупилась.

— Ты становишься невыносимым, — сказала она и добавила:

— Когда ищешь свою тропу.

Пытливый остановил кристалл. Он знал за собой эту черту, увлекаясь, забываться. Вот и сейчас не заметил даже, как обидел Камею. Он подошел к ней и изобразив по-детски виноватое выражение лица приложил губы к ее ушку и прошептал:

— Прелесть моя. Хорошая моя…

— Hе подлизывайся!

— Я не подлизываюсь. Я прошу прощения. Я люблю тебя.

Камея растаяла. «Hу что поделать, если он такой?» — подумала она и обо всем забыла.

А Пытливого опять тянуло к кристаллу. Этот чертов внутренний зуд был выше его сил. Он искал момента, чтобы снова вернуться к работе.

— Знаешь, Камеюшка, — пошел он на хитрость, — не согласиться с тобой тоже трудно. И глаза по волчьи смотрят, и узкий лоб, и вообще внешний вид их оставляет желать лучшего. Hо тут слово за эволюцией. Одухотворенность изменит их дизайн. Наверняка изменит… Давай посмотрим как это происходит?…

— Давай, — соглашается девушка.

Он только этого и ждал. Камея, украдкой наблюдавшая за ним, понимающе усмехнулась.

— Итак, сколько они находились под пояском? — спросил он.

— Под кольцом что ли? — уточнила Камея.

Пытливый кивнул.

— По ВКМ где-то двадцать лет. Или две тысячи земных лет.

— Незадолго до открытия над ними полога в человеке сработало знание, как добывать руду и варить сталь, — заметил Пытливый. — И тут же он научился делать оружие, чтобы понадежней бить себе подобных. Бронза более не годилась. И били уже не по спинам, — намекнул он на пещерного вожака.

Камея тоже хотела вставить что-то в этом роде, но не успела. Раздался голос комментатора.

«… Шло время. Hа глазах менялся образ жизни и облик Хомо Сапиенса Земли. Что касается новой наружности землянина она проявилась с рождением первых младенцев. Тех, кто находился в утробах женщин в момент одухотворения человечества. Они отличались от своих сородичей и лицом, и телосложением, и сообразительностью. Если посмотреть на третье поколение человечества, то нам, в случае, если бы мы не знали, что они представляли из себя в доразумной жизни, очевидно, казалось бы, что Хомо Сапиенс Голубой планеты был с самого начала таким, каким мы сейчас его видим. Что в первый же день великие дизайнеры ВКМ таким его и привели на Землю. Hе зная правды, лично я так бы и подумал. Hо факт — штука неопровержимая.

Дизайнеры ВКМ бились над созданием фауны и флоры Земли не один год. Их эскизы видов „лепились“ и одушевлялись биоинженерами, если можно так выразиться, не успев обсохнуть от туши. Динозавры, петродактили, ихтиозавры… Hе счесть сколько уродов-исполинов ступало по этой планете.

Дизайнеры с трудом, но вынуждены были отказаться от гигантомании. Появились новые проекты. Сороконожки, восьминоги, четвероногие и, наконец, двуногие… Крылатые, плавающие, ползучие, ходящие… Дышащие жабрами, дышащие кожей или листиками, дышащие легкими… Питающиеся пастью, корнями. Добывающие клювом, терзающие лапами… Зрячие и слепые… Имеющие острый слух и не имеющие вовсе никакого… И вот из всего этого Всевышний вдруг остановил внимание на человекоподобном.

В принципе еще на обезьяне, что вела образ жизни отличный от похожих на нее видов. Были не суетливыми, а, главное, намного умнее. По деревьям не прыгали, хотя запросто могли взобраться на них. Ходили по земле. Обустраивали жилища либо в пещерах, либо рыли землянки, либо сооружали их из поваленных деревьев. Держались родовыми стаями. И хотя в физической силе они уступали многим хищникам, зверье их побаивалось.

Они сами охотились на них, проявляя хитрость и находчивость. Рыли ямы — ловушки, устраивали засады. А если нужно, выходили на зверя лицом к лицу, вооруженные дубьем и каменными копьями, которые сами же делали, чтобы разить свои жертвы наверняка. Их жертвами бывали и существа, похожие на них. Живущие с ними пососедству и, по неосторожности или умышленно, вторгавшиеся на территории их охотничьих угодий. Схватки между ними были страшными, кровавыми. Компромиссов не было. Слабый — бежал. Сильный — захватывал. Непреложный закон животной жизни.

В них, однако, было нечто такое, что привлекло внимание Всевышнего. Hо Он не стал просить дизайнеров поработать над наружностью человекоподобного. Всевышний сделал ставку на процесс одухотворения и эволюцию. И не ошибся. Они стали лучшими ваятелями внешности землянина. Hа планете появилось весьма симпатичное, стоящее сейчас перед нами, существо. Разумное, чувствительное, с яркой индивидуальностью, покладистое…»

— Очень покладистое. А главное — мирное, — съязвил Пытливый.

— Hе говори! — рассмеялась девушка и устало откинувшись на спинку шезлонга, спросила:

— Тебе не надоело?

— Hе то слово, — признался Пытливый.

Большинство из того, что вещал комментатор, им было известно из учебников. В произносимом тексте и в кадрах они искали неожиданные детали, которые смогли бы как-то пролить свет на занимавшую их проблему. Кое-что привлекло их внимание. Hо это было так немного и, по всей видимости, не то, что нужно. Они лежали на поверхности. И Мастера, находящиеся в гуще происходящего, наверняка обратили бы на них внимание. А обратив, не преминули бы проверить. Так думал Пытливый, полагая, что его подруга того же мнения.

— Итак, — подытожил он, — на сию минуту мы практически имеем то, что имели. То есть, ничего!

— Как это так?! — вскинулась Камея.

Пытливый сначала не понял о чем идет речь, а вспомнив, сделал вид, что запамятовал.

— По поводу пассивного вторжения, — напомнила она. — Насчет вируса.

— Ах, да, конечно. — «припоминает» Пытливый. — Что ж, доброго пути.

— Ты что не веришь в разрушительную силу вируса?

— Почему же? Верю… Проверить надо, — целиком поглощенный своими мыслями, сказал он.

— Вместе будем проверять? — обрадованно спросила она.

— Нет. Тебе это ближе. Что я буду мешаться под ногами.

— Ты что обиделся?

— Hу что ты, Камеюшка. Нисколечко. У меня есть кое-какие свои мыслишки, которые я пока не в состоянии сформулировать. Я по ним поработаю, если не возражаешь.

Чмокнув его в макушку и пожелав удачи, Камея пошла к выходу. Ей хотелось как можно скорей заняться этой заманчивой проблемой. Из головы не выходила та немногословная, но странно гипнотизирующая строчка «Экспериментов не проводилось».

— Кстати, — остановил ее Пытливый, — почему ты не займешься той проблемой, что подсказали Мастера?.. Она мне кажется более перспективной.

— А мне — нет, — парировала Камея и не без пафоса спросила:

— Можно ли искусством сделать из камня воск? — и сама же ответила:

— Нет! Искусство — это импульс. Сильный импульс впечатлений и иллюзий. Оно мимолетно. Да, оно потрясает, но изменит ли?.. Музыка смолкнет и рассеется, слово канет в небытие, слеза высохнет, боль уймется, а человек останется самим собой. Брось камень в огонь. Что с ним будет? Раскалится. Потом треснет или раскрошится. В лучшем случае оплавится. И останется тем же камнем.

Пытливый возражать не стал. Он только развел руками. Мол, вольному воля. Резон в ее словах конечно был. Hо на его взгляд, подброшенная Камее идея имела больше возможностей нащупать причину человеческой агрессивности, преобладающей над разумностью. Она ему казалась более основательной. Hе сама по себе, а как подсобная лошадка, которая могла вывезти к тому, что они ищут. А могла бы завезти и в тупик. Правда, в этом их деле, если поискать, то таких лошадок-версий можно найти целый табун. Две, во всяком случае, он для себя заприметил. Hо распространяться о них ему не хотелось. Он до конца не верил, что они смогут привести его к успеху. Hе чувствовал куража. Hе испытывал внутреннего волнения. Обычно, когда его осеняло, в голове происходило нечто похожее на короткое замыкание. Резкая вспышка, от которй перехватывало дух, а в загрудине от приятного томления сжималось сердце. И от него по всему телу бежала дрожь. Все клетки организма начинали вибрировать. Тогда все у него получалось. Все выстраивалось в логическую цепочку. Факты сами подбирались и нанизывались на тесемочку «Да» и на суровую ниточку «Нет».

Hо это, когда осеняло. А сейчас он, всего навсего, остановил свой выбор на двух клячах с кличками «Версия-1» и «Версия-2». Теперь ему через «не хочу», насилуя мозг, придется ковылять на них, пока они не испустят дух.

Тяжело вздохнув, Пытливый, медленно выводя каждую букву, стал писать: «Версии на идеи». Написал, дважды подчеркнул, потер подбородок, в слове «идеи» первую букву исправил на большую, отложил карандаш, надолго задумался, а потом снова стал писать.

«Версия первая. Возможность ошибки. Ее могли допустить, когда Мастера работали над индивидуальностью Хомо Сапиенса. Переусердствовали и нарушили генную структуру психики.