Бой за рингом - Игорь Заседа

- Прошу.

- Я поднимусь с вами! - безапелляционно рявкнул - именно рявкнул Мэтт.

- Мы обойдемся без вас, Мэтт, - вежливо, но твердо возразил человек в штатском, полицейский чин, как я догадался.

- Нет, инспектор, я пойду вместе с мистером Романько; он иностранец, аккредитован при пресс-центре, и я несу за его безопасность полную ответственность. Если нет, прошу дать возможность вызвать моего адвоката, он примет на себя защиту интересов мистера Романько.

Инспектор на мгновение заколебался, но не стал предаваться бюрократическим изыскам и сказал миролюбиво:

- Да не кипятись, Мзтт. Я вовсе не намерен этому русскому гостю устраивать неприятности.

- Это ваши заботы, инспектор. А у меня свой взгляд на происходящее. Или мы идем вместе, или мы дожидаемся адвоката!

Пока шла перепалка, я лихорадочно размышлял, что можно сделать в зтой ситуации. Ближайшее советское учреждение - в Вашингтоне, потому что наше консульство в Нью-Йорке закрыто еще при президенте Картере и, судя по складывающимся отношениям с новым президентом, вряд ли будет открыто вновь. Мне оставалось лишь подчиниться, и горячее чувство благодарности к Мэтту охватило меня. "А ты-то, - вновь с запоздалым раскаянием подумал я, - принимал его за напыщенного болвана из числа поклонников Сталлонне!"

- Я тоже с вами! - подал голос Серж Казанкини и двинулся на инспектора своим круглым, как добрый бочонок с пивом, животом.

- Вы останетесь на месте или я прикажу сержанту задержать вас как подозреваемого в преступном нападении! - Тут инспектор был непреклонен.

- О ля-ля, я ведь тоже иностранец! - заартачился было задетый за живое Казанкини, но предусмотрительно застыл на месте, а потом и вовсе сел обратно в кресло.

- Так-то оно лучше. Вы, Мэтт, пожалуй, поднимитесь с нами...

Мы втроем: я - впереди, за мной - инспектор в красной куртке, последним - Мэтт, заскрипели старыми деревянными ступенями. Дверь в комнату была распахнута, и еще с порога я обнаружил, что кто-то перевернул в ней все вверх дном. Я, кажется, начал догадываться, что здесь произошло, но предусмотрительно промолчал, считая, что вовсе незачем американскую полицию вмешивать в мои интересы, тем паче что я еще не определил точно, чем интересовались незваные посетители.

- Попрошу вас, мистер Олех Романько, - вежливо, ничего не скажешь, не придерешься (это я, безусловно, отнес к присутствию здесь Мэтта), предложил инспектор, - посмотрите, не пропали ли какие-либо вещи, не нанесен ли вам какой другой урон.

Мне нужно было собраться с мыслями, выяснить для себя, что можно, а чего не следует говорить полицейскому. Времени было в обрез - я видел, как настороженно, цепко держал меня под своим колпаком инспектор.

- Но я не знаю, с кем говорю, - не слишком вежливо сказал я, вспомнив, что полицейский чин не представился.

- Извините. - Мгновенная злость, скользнувшая по круглому, упитанному лицу, была тут же бесследно стерта. Да, у этого закалочка в порядке! Извините, - повторил он. - Инспектор уголовного розыска полиции штата Нью-Йорк Залески.

- Благодарю вас, мистер Залески. Еще раз подробно объясните, что я должен сделать. Признаюсь, никогда не приходилось попадать в такой переплет.

Он снова вспыхнул, но еще быстрее взял себя в руки. "Да я так тебя натренирую, ты еще мне ручку будешь жать в знак искренней дружбы!" усмехнулся я в душе, хотя, если честно, мне было не до смеха, потому что мне уже было ясно, что мои розыски не оказались незамеченными. И дай-то бог, чтоб это не отразилось на Серже или Джоне Микитюке!

У меня почему-то всплыло в памяти, как после истории с Валерием Семененко, когда я написал серию статей для еженедельника, один товарищ, облеченный властью и правом первой читки подобных материалов, обратился ко мне с нескрываемым укором:

- Вы, Олег Иванович, вели себя за границей не так, как подобает советскому человеку!

- Я уронил достоинство советского человека или совершил порочащий меня поступок? В чем это выразилось? - откровенно говоря, растерялся я.

- Вы вели расследование, у вас были контакты с местной прессой, разве вы не в курсе, что такие шаги не рекомендуются?

- Вы можете упрекнуть меня в чем-то конкретном?

- Нет, но...

- Если б я руководствовался вашими инструкциями, а, как я полагаю, вы излагаете мне некий параграф некой инструкции, призванной регламентировать мое поведение за границей, то имя Валерия Семененко было бы втоптано в грязь, честь и достоинство советского человека были бы принижены, если не сказать больше...

- Вам ведь никто не поручал заниматься этим делом! - выдал товарищ мне самый веский, по его мнению, аргумент.

- Я журналист.

У него вопросов больше не оказалось.

"Интересно, что запел бы мой "доброжелатель" теперь, когда я стою в разгромленной неизвестными комнате под пристальным, подозрительным взглядом полицейского?" - подумал я...

- Вы поняли мое предложение? - нетерпеливо спросил инспектор Залески.

- Да, я начинаю.

Если честно, то я мог и не заглядывая в шкаф, в сумку с вещами, в письменный стол, сразу сказать, чем интересовались незванные гости. Но я не стал спешить.

Раскрыл дверцы шкафа, вынул скомканное запасное белье, разложил все аккуратно на постели, предварительно застелив ее покрывалом. Две рубашки, свитер, три галстука, светло-коричневый гольф, носки и прочие нижние вещи. Сувениры, купленные в лавчонке по соседству: две вязанные шапочки с вышитым лыжником - себе и Наташке; литография Рокуэлла Кента в металлической рамке - заснеженные горы Адирондака с заледеневшим водопадом на первом плане; пять зажигалок с видами Лейк-Плэсида - товарищам в редакции, шелковый шейный платок, тоже с видами Лейк-Плэсида, - для стенографистки Зинаиды Михайловны, она со мной намучилась за эти дни, принимать репортажи доводилось даже дома, далеко за полночь; и, наконец, светло-синий горнолыжный комбинезон - моя гордость и давнишняя мечта. Пожалуй, я был искренне расстроен, если б пропал комбинезон: я уже не однажды представлял себе, как появлюсь в нем в Славском - заезжие модники из Львова да Москвы, честное слово, засохнут от зависти.

- Вещи на месте, ничего не пропало, - сказал я.

- Деньги?

- Они при мне.

- Пожалуйста, дальше.

Стопка белой бумаги, взятой в пресс-центре, авторучки, моя "Колибри", и слава богу! - крошечный, в ладонь, диктофон "Сони", принадлежавший редакции, и все пять кассет.

- Ничего не пропало, инспектор, - с облегчением сказал я, хотя уже давно обнаружил, что одна вещь таки исчезла. Не было пластмассовой папочки, подаренной мне Сержем Казанкини, - досье украли. "Но инспектору, - давно решил я, - вовсе не обязательно об этом знать".

- Благодарю вас, мистер Олех Романько! Спустимся вниз, подпишите протокол, и на этом будем считать инцидент исчерпанным. Что же касается преступного нападения на миссис Келли, это уже наше внутреннее дело, суммировал инспектор Залески. В голосе его, однако, не слышалось удовлетворения. Ну да это его заботы...

- О, мистер Романько! - встретила меня пронзительным возгласом миссис Келли, уже пришедшая в себя окончательно и сидевшая на диванчике рядом с молодым доктором в белом халате. Лицо ее ожило.

- Миссис Келли, но что случилось? - спросил я хозяйку пансиона "Золотая луна".

- Смотрела телевизор, как раз передавали репортаж из Дворца, я, конечно, пойти туда не могла - пятнадцать долларов, согласитесь, для одинокой женщины - деньги. (Я запоздало пожалел, что ни разу даже не предложил миссис Келли посетить состязания, уж нашел бы способ провести ее бесплатно, опыт подобных посещений дома мы отработали давно до совершенства и даже на такие престижные футбольные матчи, как "Динамо" "Селтик", проводили в ложу прессы своих гостей). - Миссис Келли сделала паузу, но, конечно, не для того, чтобы упрекнуть меня за недогадливость, а чтобы придать своему рассказу дополнительный драматизм. - Как прекрасна была наша Дженни! Да-да, мистер Романько, но и ваша девочка, как ее зовут?

- Катя, Катюша, - подсказал я, и благодарная улыбка осветила лицо хозяйки пансиона.

- Катья тоже мне понравилась, но Дженни, согласитесь, была блистательна в этот вечер.

Я видел, как мрачнел инспектор, вынужденный выслушивать излияния, не имеющие никакого отношения к происшествию, тем более что подробности эти были ему давным-давно известны и вряд ли он ожидал чего-то нового в таком тупиковом деле.

- Вы слушаете, мистер Романько? - миссис Келли с подозрением взглянула на меня. - А вы, инспектор? - Ее взгляд обжег Залески, и он недовольно скривился, как от внезапной зубной боли. - Это все очень чрезвычайно важно, заявляю вам! Я слушала репортаж, но услышала понимаете, услышала! - как стукнула дверь наверху. А ведь там никого не было с самого вечера... Мистер француз пришел уже позже, он-то и нашел меня мертвой... Нет-нет, я была в обмороке, но меня вполне можно было принять за труп...

Пока хозяйка "Золотой луны" излагала подробности и собственные ощущения, я думал, как мне поступить дальше. Вряд ли те, кто рылся в моих вещах, заявятся еще раз, ибо они получили то, что искали, это без сомнения. Значит, до утра я могу спать спокойно, а утром, как и условлено, уеду с нашими спортсменами в Монреаль, а оттуда рукой подать до Москвы. В крайнем случае переночую ночь-другую у Власенко, не откажет. Конечно, эта бандитская акция заставляет пересмотреть планы на Монреаль...