Сталинград - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывший в своем первом бою новичком, но уже успевшим отличиться, дравшийся на равных с ветеранами панцерваффе, он вдруг очень остро, явственно почуял, что это конец, и в последний миг выдержка ему изменила. Слишком быстро, слишком рано нажал на спуск, и усиленная пуля БС-41 врезалась в бронированную плиту толщиной пятьдесят миллиметров левее цели, просто сплющившись о крупповскую сталь. А в следующую секунду в грудь сержанта что-то очень сильно ударило, выбило дух, отбросив на дно окопа…
В последние мгновения своей жизни Владимир Аксенов смотрел в небо, голубое, чистое небо, и ему было очень хорошо и спокойно. Он, как в детстве, любовался проплывающими над головой облаками и не мог понять только одного: почему он смотрит на них из ямы? И когда уже мама позовет его поснедать? А ведь завтра на зорьке договорились с отцом пойти на рыбалку. Как же хорошо…
Лейтенант Вольф самодовольно улыбался: он добил проклятого русского фанатика с бронебойным ружьем, достал его точной очередью спаренного пулемета! Но командир танка не знал, что к его машине с тыла сноровисто ползет один из «истребителей танков», Матвей Железняк. Экипаж «тройки» самоуверенно ввязался в бой, оторвавшись от не столь и многочисленного пехотного прикрытия, и сейчас это могло изменить ход боя на правом фланге.
Матвей, крепкий рослый парень, происходил из донских казаков. Его отец в свое время поверил в идеалы «равенства и братства» и поддержал революцию. Но новая, советская власть прошлась по казакам очень сурово, голодные и полные несправедливости годы расказачивания на Дону вспоминали одновременно со слезами на глазах и сжатыми кулаками. Отец, как только смог, покинул родную станицу с семьей: вроде бы чистый перед большевиками казак боялся, что крутые нравом станичники могут банально на нем отыграться за все невзгоды. После непродолжительного периода скитаний семья осела в Энгельсе, где оба родителя устроились работать на завод. Была это примерно середина двадцатых годов.
Паренька воспитывали в строгости, но с детства учили стоять за себя, даже если один против всех – прижаться к любой стенке и бить со всей силы, пока на ногах стоишь! Вот Матвей и рос бойцом, которому действительно не раз приходилось драться, и порой одному против всех. Это определило его увлечение боксом, в котором он делал неплохие успехи. Но казачье происхождение помешало парню и в спорте: его просто не записывали на соревнования, несмотря на то что не запрещали тренироваться. В итоге Железняк бросил секцию, а после школы отправился работать на завод.
Но в конце тридцатых уже вовсю шла кампания по реабилитации казачества – ширилось движение «за советское казачество», создавались клубы и кружки «ворошиловских кавалеристов», казаков стали призывать в армию, в составе которой возрождались отдельные казачьи части с дореволюционной парадной формой. В тридцать девятом двадцатилетнего Матвея призвали во внутренние войска НКВД, а демобилизоваться дослужившийся до младшего сержанта казак просто не успел…
Смелость, решительность, самоотверженность – эти черты отец и сама жизнь воспитали в нем с детства, а настоящая мужицкая сила пришла уже в армии, где питались добротно, по установленным нормам. В армии ведь некоторые призывники из голодных колхозов умудрялись вытянуться сантиметров на десять…
В отличие от большинства своих сослуживцев, Железняк реально не боялся панцеров, понимая не только сильные, но и слабые стороны немецких боевых машин, а свое назначение «истребителем танков» принял как должное, словно всю жизнь к этому и готовился. И когда он увидел проходящий мимо танк, двинувшийся без пехотного прикрытия к ячейкам бронебоев, горячая казачья кровь ударила Матвею в голову. Он немного поколебался, но бойцовские инстинкты, воспитанные им самим, да и врожденное чутье в голос завопили, что у него получится, что он сможет! И, плюнув на страхи, широко перекрестившись, что было совсем не принято в Красной армии, но на что закрывали глаза в воюющих частях, Железняк сноровисто по-пластунски пополз вслед танку, сжимая в одной руке увесистую РПГ-41, а в другой – бутыль с зажигательной смесью.
Ползти пришлось долго, минут десять, по неровной земле с порой торчащими из нее камнями. Младший сержант уже успел порвать гимнастерку и, возможно, галифе, но все это были мелочи. Чем ближе он подбирался к махине бронированной «тройки», тем сильнее стучало сердце казака, гоняя по сильному телу кровь. Подступил было страх, что его вот-вот заметят и раскатают гусеницами прямо здесь же, перед окопами, но Матвей привычно прогнал его усилием воли.
Ему часто приходилось бояться в своей жизни, и так же часто он побеждал страх, воспитав в себе настоящее мужество. Сегодня его хватило для того, чтобы подобраться на пятнадцать метров к замершему танку, ведущему неравный бой с единственным сержантом-бронебойщиком. И вот в момент, когда лейтенант Вольф, которому уже не было суждено дослужиться до обер-лейтенанта, радовался своей победе, могучий казак забросил на корму танка тяжелую гранату РПГ-41. После броска хорошо подготовленный младший сержант сразу же упал на землю, переждал взрыв, а после закинул на покореженные жалюзи и бутылку с КС, в считаные мгновения воспламенившую заглохший двигатель.
Вставший танк – мертвый танк. Эта мудрость родилась не на пустом месте. А уж когда твоя машина еще и горит, то и оставаться в ней до последнего нет никакого смысла – по крайней мере, так думал Вольф, спешно покидающий «тройку» сквозь люк в командирской башенке.
Когда на корме полыхнул коктейль Молотова, матерый танкист-волчара вдруг отчетливо вспомнил, каково это – гореть в бронированной коробке панцера. Воспоминание ему не понравилось. Можно сказать даже, что лейтенант вдруг пережил паническую атаку, а может, он просто струхнул.
Хотя… Пожалуй, говорить «пережил» все же преждевременно. Ведь Вольф едва успел вылезти из башенки по пояс, как отстучал короткую очередь «дегтярев» Романа Кондратьева. Пули прошили грудь немца. Танкист получил точно такую же рану, как и убитый им пару минут назад бронебойщик. Вот только, в отличие от русского сержанта, последним, что увидел немецкий лейтенант, было неотвратимо приближающееся к его лицу пламя…
Глава 10
