Насмешливое вожделение - Драго Янчар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Градник утомился. Занятие тянулось бесконечно. Слова висели в воздухе, подпрыгивали на обруче, он был, как кукла в витрине. Он давно не говорил о Мальдороре. Предпочитал рассуждать о куклах. Теперь и он понял, почему профессор Блауманн говорит о восклицательных знаках. Номеру девять он порекомендовал Хандке: роман «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым».
2
Жизнь быстро потекла по-старому. Удивительно, как столько событий могло стереться из памяти. Красота забвения. В профессорской столовой снова тихо позвякивали столовые приборы. Фред сидел за компьютером и заполнял его цитатами и сравнениями. Правда, книга с места не сдвигалась. Мэг Холик объявила, что сразу после диплома переедет в Нью-Йорк. Гамбо и Луиза исчезли. Квартира была заперта, несколько раз он видел стоящего перед дверью Тонио Гомеса в светлом костюме. Румынский византинист Попеску уехал. Он накопил достаточно денег со стипендии, чтобы дома купить машину. И новый холодильник. Грегор Замза тоже исчез. Все исчезали, только Стелла со своими немытыми волосами сидела у окна и курила сигарету за сигаретой. Раньше она не курила, а тут начала. Ковальский за ее спиной метался как пойманный лев. Пришла весна. Заменили дверь. Страховая компания возместит убытки. Landlord был приветлив, потому что получил новый чек. Когда Грегор проходил мимо «Ригби», ему помахала Дебби. Она все еще смеялась без остановки и носила зеленые подтяжки. Теперь и блузка на ней была зеленая, так как приближался День Святого Патрика, покровителя Ирландии. Пес Мартина каждый вечер лежал в дверях и грыз лед.
Позвонила Анна. Она каталась на лыжах. Он написал ей длинное сентиментальное письмо.
На полке пылились пластмассовые золотые монеты и бусы.
Дни стояли прозрачные, с реки веял приятный прохладный ветер. И деревья зазеленели. Весна в Новый Орлеан пришла очень рано.
Он позвонил Ирэн и спросил, можно ли одолжить прославленный велосипед. Они сидели в полумраке и пили чай. Из уличного бара ветер доносил звуки блюза. Блюзовые тоны и дёрти-тоны[13]. Свинг: упрямая нарастающая прогрессия. Она все время говорила о Питере, который в Нью-Йорке занимался устройством их квартиры. Ей пора переехать и начать с чистого листа. Нужно только закончить подготовительную стажировку в суде. Но все равно, был полумрак, звучал свинг. Уезжая на велосипеде, он бросил пластиковые бусы ей на балкон. Утром найдет.
3
Каждый день он ходил в библиотеку и читал то, что в тот момент попадалось под руку. Читал Фому Аквинского и собирал выдержки на тему tristitia, чтобы вставить их в компьютер Блауманна. Таков был его скромный вклад в этот труд, который, вероятно, никогда не будет завершен. По Аквинскому tristitia — печальная пустота души. Tristitia чувствует себя как дома на сиротливых улицах под дождем или над темной морской гладью с нависшими над ней облаками. Tristitia близка музыке. Про музыку это он, пожалуй, сам добавил. А потом не мог отличить своего от выписанного. Во всяком случае, мрачная душа была определением Аквинского. Мрачная душа, ленивая душа, малодушие. Это было забавно. Душевная апатия влияет на человеческое тело, отнимает у него радость движения. Грех бездействия ведет человека к греховным поступкам. Мрачная душа.
В парке Одюбон, где он по вечерам катался на велосипеде, шумели кроны деревьев. Удивительные хвойные деревья с достоинством покачивались туда-сюда, маленькие листочки трепетали в красном подлеске. Влага куда-то испарилась, может быть, рассеялась над широкой поверхностью реки или в самой реке. Он катил между белыми деревянными домами. Зашел в одну из маленьких деревянных часовен. Долго сидел перед буддийским центром и смотрел, как буддисты склоняют головы, постигая что-то, от него очень далекое.
Дни стояли прозрачные, с реки веял приятный прохладный ветер. И деревья зазеленели. Весна в Новый Орлеан пришла очень рано.
Глава двенадцатая
ПОЭТ И АТЛЕТ
1
Когда будущий историк попытается выяснить, что на американском континенте в конце двадцатого века заставило миллионы людей начать бегать, его задача будет не из легких. Причину этой внезапной гонки по паркам, пляжам, улицам мегаполисов, под жарким солнцем юга и мучительным холодом севера, будет найти непросто. Племя американцев вдруг начало бегать. Утром, днем, вечером и ночью, стар и млад, здоровые и больные, все они оставили свои прежние привычки и припустились бегом. Некоторые ломали кости, другие вывихивали лодыжки, третьих настигал инфаркт, собаки кусали четвертых, но толпа продолжала нестись дальше. В разгар полуденной жары офисный люд не отдыхал в тени, а выскакивал на раскаленный асфальт проспектов и бежал по нему с пеной у рта. Женщины в сумочках носили не пудру, а тапочки для бега, автобусы опустели. Племя американцев бежало: толпы неслись по мостам Нью-Йорка и пустыням Невады, от Аляски до Флориды можно было встретить вспотевших, чудовищно сопящих и стонущих людей в наушниках, со вздувшимися на висках венами и отсутствующим взглядом. Некоторые биологи попытаются, как они всегда пытаются, найти аналогии с другими видами млекопитающих: скрытая генетическая программа, которая гонит китов через океаны на песчаные пляжи, а тучи крыс по просторам Сибири. Историк же будет знать, что человеческий род западной цивилизации сделал