Сполохи детства - Степан Калита

За «зеркальное письмо», за невнимательность, за плохое поведение (я частенько бил тех, кто мне не нравится) меня отправили на дополнительные занятия в «школу дураков». Так мы называли учебное заведение, где обитали дети попроще. Мы же сдавали небольшой экзамен, чтобы поступить в первый класс — так что наша школа числилась в лучших. В «школе дураков» с такими, как я, трудными детьми, работала женщина-психолог. Она собиралась сделать из нас маленьких гениев всего за несколько месяцев. Из нашего класса для корректировки выбрали троих — меня, моего приятеля Серегу (он был туповат с детства) и настоящую оторву — Свету Дубинкину — Тасве Кинабиду, как называл ее я, играя в переставление слогов имени. У Светы было две косички, неровно торчащие из головы, и отсутствовал передний зуб, что позволяло ей оглушительно свистеть. Вообще, с девчонками мы не дружили, но Света была исключением. В общем, компания для коррекционных занятий подобралась самая прекрасная.

Учащиеся «школы дураков» меня нисколько не волновали. В первом классе я думал, что самый крутой, и могу навалять всякому. Но как только мы оказались на территории школы, мне прямо в голову прилетел кирпич. Просто кто-то из «дураков» решил развлечься — запулить кирпичом в незнакомых ребятишек. Что ж, я убедился, что школу так назвали справедливо. Посетив местный медицинский кабинет, а он был «дуракам» действительно необходим, я с раненой головой, помазанной зеленкой, был затем препровождён к психологу. Эта «милая» женщина тут же обвинила в конфликте меня, заявив с порога:

— Ну и чем ты разозлил мальчишек?

Меня так поразила эта несправедливость, что я даже не нашелся поначалу, что сказать. Просто стоял, открыв рот, и смотрел на нее.

Вмешалась Светка:

— Я все видела, он совсем ни при чем. Мы только пришли. А они сразу…

— Молчать! — оборвала ее психолог. — Я не тебя спрашивала. Итак, я тебя слушаю…

— Ничего я им не сделал, — пробурчал я. — Я вообще их не знаю.

— Верится с трудом, — насмешливо заметила коррекционный педагог. — Просто так… по голове никто не получает. Усвой этот урок!

— Хорошо, — сказал я, прошел и сел за парту.

— Разве я сказала, что ты можешь сесть?

— У меня голова болит.

— Встань, и дождись разрешения…

Я нехотя поднялся, поплелся к дверям, встал возле них. Она выждала не меньше минуты, затем сказала:

— Теперь можешь сесть.

Я сразу понял, что перед нами на удивление злая тетка. И «коррекционный класс» будет не самым лучшим времяпровождением. Так и оказалось. До сих пор не понимаю, зачем она вызвалась вести эти уроки. Она сама явно ненавидела то, чем занималась, и тех, с кем занималась. Наверное, ей доплачивали за дополнительные часы.

— Значит так, — сказала она, — вы будете приходить ко мне после занятий три раза в неделю, в понедельник, среду и пятницу. Прогулов я не приемлю. Если вы не пропустите какое-нибудь занятие, я немедленно сообщу вашему классному руководителю. И родителям! Это понятно?!

Мы уныло покивали.

— Достали тетради, — скомандовала психолог, — посмотрим, как вы пишите…

Мои зеркальные каракули привели ее в ужас.

— Как тебя приняли в «такую» школу?! — вскричала она. — Скажи, ты не заикаешься?

— Нет.

— А раньше заикался?

— Нет.

— Странно. А тебе не удобнее писать левой рукой?

— Нет. Левой я вообще не могу писать.

— А ну-ка попробуй.

Я честно написал под ее диктовку несколько слов. Она совсем спала с лица — и я понял, что дело мое плохо.

— Я думала, ты хотя бы левша, — заметила психолог упавшим голосом. — Но нет…

— Мне очень жаль, — я даже начал ей сопереживать.

Больше она уже не выражала удивление или удрученность. Ее реакции на все наши ошибки и недочеты были одинаковы — гнев, крики, топанье ногами. Она натурально так заводилась, что прыгала, и крупные ее ноги то и дело ударяли в пол. Больше всего она невзлюбила Серегу, все время называла его «тупица, бестолочь, урод». Мне доставались другие эпитеты: «шизик, двинутый» и почему-то «волдырь». Причем, последнее было самым обидным. Я никак не мог понять, отчего я стал «волдырем». Свете «педагог от бога» объявила, что она вообще — не девочка, потому что девочки так себя не ведут. И постоянно подчеркивала, что девочка не может ходить без переднего зуба. Тасве Кинабиду отсутствие оного совершенно не мешало. По-моему, к своей внешности она была абсолютно равнодушна. Мне Светка напоминала лягушку — выражением безмятежности на некрасивой физиономии с большим ртом. Выдавали ее только озорные черные глазки.

Однажды мы возвращались с занятий, и Света обратила наше внимание на жигуль первой модели — копейку — красного цвета.

— Это Инны Самуиловны машина, — заметила она. Так звали психолога.

— Да ладно?! — не поверил Серега. — А ты откуда знаешь?

— А я видела, как она в нее садилась.

— Машину водит, — с уважением протянул Серега.

Меня почему-то это обстоятельство сильно разозлило. Но в следующую секунду злость моя сменилась растерянностью, потому что Кинабиду достала из портфеля перочинный нож и проткнула им колесо. Воздух сразу стал со свистом выходить из прохудившейся камеры.

— Ты что делаешь? — растерянно спросил я.

— Мщу, — просто ответила Света.

Потом с нами что-то случилось. Пока наша подруга прокалывала колеса, мы, подобрав кирпичи, разбили лобовое стекло, фары, помяли капот и двери, да еще попинали несчастную копейку от души. А потом радостно умчались, размахивая портфелями, думая, что нас никто не видел.

Конечно, нас мгновенно разоблачили. Кто-то из учеников видел, как мы громили машину, описал «злодеев» — и нас вычислили. Психолог на следующий же день заявилась в нашу школу «для умных детей» — и устроила посреди урока «показательный концерт» — она ругала нас перед всем классом самыми последними словами, называла «бандитами» и «ублюдками», а мы стояли, покраснев от обиды и смущения. Напоследок она сказала, что отказывается с нами заниматься, потому что она это делала по доброй воле, хотела нам помочь, но «таким сволочам помощь не нужна».

Больше в «коррекционный класс» мы не ходили. Просто числились в худших учениках класса, к тому же — неисправимых хулиганах. Нас нисколько не смущала такая репутация. Напротив — мы почти совсем перестали учиться, не обращая на учителей никакого внимания. Прогуливали уроки. Покуривали в туалете. Завели себе друзей среди туповатых старшеклассников. Я часто размышлял о том, что быть «сволочью» не так уж и плохо — по крайней мере, можно не посещать коррекционный класс.

Как-то раз я пришел к Свете Дубинкиной в гости. И сильно об этом пожалел. Семья у нее оказалась очень странная. Мама была на работе. А папа пьян и угрюм. Посмотрел на нас, покачивая полупустую бутылку водки в руке, и ушел в комнату.

— Не обращай на него внимания, — сказала Света, — он всегда такой.

Мы сели на кухню пить чай. И тут заявилась ее сестра лет тринадцати. Мне она казалась совсем взрослой. Сестра тут же налетела на меня с расспросами — серьезно ли у меня со Светой, или я так, погуляю и брошу?!

— Да я ничего такого не думал… — бормотал я, желая только поскорее от нее отделаться.

— Если ты просто так, то такие нам не нужны! Должен жениться. Понял?! — и она пребольно пихнула меня кулаком в бок.

Затем сестрица упорхнула к себе. Но через десять минут пришла снова. Причем, за это время она успела так размалевать лицо косметикой, что ее было сложно узнать.

— Ну как, решил — будешь жениться или нет?! — кулак снова пошел в дело…

В общем, очень скоро я распрощался. И решил, что больше к Дубинкиной в гости — ни ногой. А то еще заставят жениться. В мои планы это никак не входило. Тем более, на такой «красавице» без переднего зуба. Правда, она свистела как бог. Но, согласитесь, для сватовства — это маловато.

Серега вообще не понимал, почему я дружу со Светкой.

— Ты чего с Дубинкиной возишься? — говорил он. — Она же дура.

— Она веселая.

— Угу. Веселая дура.

— Да ладно, нормальная она…

Я и не подозревал, в какой хорошей школе я учился. И что меня ждет впереди. Если бы имел представление, каково приходится ученикам в других школах, наверное, постарался бы учиться получше. Но, увы, все приходит с опытом.

Первый класс я закончил с ужасающим результатом, получив несколько двоек в четверти. Но Серега умудрился меня опередить. У меня было три двойки. У него — четыре. У Светы — всего одна. Так что во второй класс мы с Серегой дружно пошли в «школу дураков». А Света Дубинкина переехала с родителями в другой район.

Я как-то раз случайно столкнулся с ней в магазине. И сразу узнал. Хотя прошло лет двадцать. Но у нее было то же лягушачье лицо. Правда, глазки потускнели. И слегка заплыли. На ней был спортивный костюм с оттянутыми коленками. Сальные волосы заплетены в те же нелепо торчащие косички. Теперь они смотрелись неуместно. Она явно пила. А может, и кололась. Во всяком случае, вид у нее был очень нездоровый. Я прошел мимо. Сделал вид, что не узнал. И вряд ли она разглядела во мне своего школьного приятеля.