БЧ. Том 6 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Я захожу в парадный вход школы. Холл и коридоры окрашены в яркие жизнерадостные тона, стены украшены декоративными орнаментами. Что называется, школа для детей. Красиво, бодро, разнообразно, только пусто и непривычно тихо.

Прежде, чем пойти сюда, созвонился с Софией. Хотел в сухом остатке узнать, как же она так хреново обеспечила безопасность моей семье. Княгиня со страху впала в ступор, но все же отмерла и сказала, что усилила охрану и следящие за Леной и родителями патрули. А также обеспечила поселок средствами обнаружения рыбоглазых. То есть, все уличные, скрытые, домовые и школьные камеры апгрейдили приложением по опознаванию, характерной для «зомби», стеклянности зрачков. Если бы «пересмешник» засветился на улице или на пороге школы, его бы сразу же стреножили. Посторонним тоже нет входа в поселок. Но Гоша и здесь вывернулся. Поймал на крючок местного школьного учителя.

Успеваю дойти до лестницы, как сверху раздается истошный вопль:

— Кто здесь? Пошел живо отсюда! Иначе я взорву эту девочку!

— Не кипишуй, я свой. Меня послали похитители твоей жены и дочери.

— Что-о?! — в ужасе завывает учитель истории Ситкин Виктор. — С ними все хорошо?! Когда вы их выпустите?! Я же сделал всё, как сказано!

Сверху льются причитания. Я же неспеша поднимаюсь по ступенькам. Из-за перил показывается вспотевшее тощее лицо Виктора. Натягиваю спокойную улыбку. А на душе орава магнофелисов скребется. Делаю огромное усилие, чтобы не ускорить шаг. До момента взрыва осталось сорок минут. Успею.

Теперь вижу целиком учителя, и не только. Стоя у двери кабинете, Виктор крепко держит локтевым сгибом за шею заплаканную Лену. Слезы бегут по родному нежному лицу, от взгляда на которое мое сердце взрывается на остро-режущие. Едва успеваю удержать Когти — резаки почти вспыхнули, чуть не содеяв непоправимое.

— Виктор Степанович, — сестренка умоляет историка, — зачем вы это делаете?! Вы же хороший!

Но Виктор смотрит только на меня, в другой руке крепко держит детонатор, от которого три провода тянутся к поясу шахида с железными цилиндрами. Проводов, как и описывал Егор, три: белый, черный, красный. Первые два — положительный и отрицательный, если любой перерезать, бомба сделается безвредной. Красный похож на цепь на размыкание, разрыв приведёт к самоуничтожению. Они переплелись, и не уверен, что смогу сжечь кислотой белый или черный провод с расстояния, не повредив красный. А красный — значит, моментальная детонация.

Замечаю, что на запястье Виктора натянута розовая резинка для волос.

— Где остальные дети? — спрашиваю, и Лена только сейчас замечает меня. Ее ручки самопроизвольно тянутся в мою сторону, ротик распахивается, но я качаю головой, и сестренка, умничка, сдерживает порыв и, сжав плотно губки, только нечленораздельно мычит, подавляя в себе крик изо всех сил.

Виктор меня не узнает. Может, повезло, и я наяву не слишком похож на свои фотографии в газетах, а может, он на таком бешеном взводе, что и родную мать не признает.

— Там, — кивает историк на закрытую дверь позади и сразу же верещит: — Вы привезли мою семью? Отпустили их? Как вас впустили сюда дружинники?

Последний вопрос он задает с подозрением.

— Официально я один из дружинников, но меня послали сами знаете кто удостовериться, что вы соблюдаете условия, — придумываю на ходу и замечаю телефон в кармане брюк у учителя. — Не веришь — звякни похитителям.

— Не могу! Глушилки! — отчаянно говорит Виктор.

Знаю, что не можешь. Я сам сказал дружинникам заглушить сотовые сигналы. Просто сейчас удостоверился, что сработало.

Что ж, самая очевидная версия подтвердилась. Гоша взял в заложники семью историка, принудив его стать смертником, шантажируя жизнями родных.

— Как мне быть? — спрашивает Виктор. — Ваш главный обещал позвонить мне и отменить подрыв, если князь Бесонов выполнит его условие!

Условие — это, видимо, прикончить цесаревича.

— Действуй по плану, — стараюсь говорить холодно.

— По плану?! — вскрикивает историк. — То есть умереть ровно в четыре?!

Так себе план, конечно.

— Тебе же сказали, что иначе сделают с твоей семьей? — тяну я время.

— Только не трогайте их! Прошу! — Виктор сглатывает ком в горле. — Хорошо, я понял, я подорвусь в четыре. Вместе с этой девочкой.

После этих слов мы с Леной вздрагиваем. Она смотрит неотрывно на меня, ее губы дрожат. Но слезы больше не текут. Собралась. Верит в своего брата.

Я почти уверен, что Бригантина не защитит Лену. В поясе шахида должна быть не обычная взрывчатка, а с примесью зеленки из Осколков. Варианты, какие есть варианты? Хэдшот кислотой? Не выйдет. Виктор держит большой палец на пусковой кнопке. Одно судорожное движение, и взрывчатка сдетонирует. Единственный способ спасти Лену — мгновенно перерезать белый провод. Но, чертов Эразин, как?! Он спутался с красным и черным!

Перестав видеть во мне угрозу, Виктор немного отпускает девочку, чуть отодвигаясь. Лена случайно касается ладонью спутанного комка проводов, и меня осеняет идея.

Бросаю быстрый взгляд на Виктора. Убеждаюсь, что за выражением моего лица следит только сестренка. Она неотрывно смотрит на меня, ждет, что сильный братик спасет ее. Прости, родная, в этот раз без тебя он не справится.

Я указываю глазами на провода. Лена хлопает мокрыми ресницами. Заметила мои телодвижения, это хорошо. Еще пару раз стреляю взглядом на разноцветный комок, и девочка неуверенно касается дрожащими пальцами проводов. Киваю. Давай, солнышко, распутай. Ты сможешь.

— Что ж, раз ты понял свою задачу, — показательно, по-злодейски ухмыляюсь. — Мне здесь делать нечего. Удачно повеселиться.

— Вы все чудовища, — роняет слезы Виктор, крепко прижимая Лену к цилиндрам со взрывчаткой. — Чем эта девочка провинилась? Она еще ребенок!

У меня чуть глаз не выпадет от такого поворота. Какой-то гребаный каламбур. Кто кого тут спасает?

Слежу за пальчиками Лены. Медленно-медленно они перебирают провода, разводя и распутывая их. Сама Лена безотрывно смотрит мне в глаза. Поддерживаю ее взглядом. Еще немного, малышка. Ты на верном пути. Когда все это закончится, обещаю сводить тебя в кафе, куплю много-много мороженого.

— Дети вырастают, — говорю, не следя за словами — я целиком с сестренкой. — Кто-то в скромных монашек, кто-то в нескромных монашек, кто-то в скромных немонашек, а кто-то вообще в блогеров-матершинников.

— Это ты рассказываешь своей совести, чтобы спать спокойно? — выплевывает историк, тряся детонатором над Лениной макушкой.

Ес! Распутала!

В ту же секунду, как провода расцепляются, шмаляю тонкой кислотной струей. Шшшш. Белый провод прожигается насквозь.

— Что?! — кричит Виктор, бешено вращая глазами. — Что происходит?! Ты нападаешь?!

Ему окончательно срывает башку, и он нажимает кнопку на детонаторе. Щелк. Ничего не происходит, а я уже рядом, резким движением отдергиваю руку учителя с шеи сестренки, и отталкиваю Виктора так, что он спотыкается и падает. Ловлю его за шиворот и медленно опускаю задницей на пол. Бомба ведь никуда не делась.

— Братик! — Лена прыгает мне на шею, зарывается лицом в мою грудь и надрывно плачет. — Почему ты так долго шел меня спасать?! Почему?!

Я глажу ее по светлым волосам, одновременно другой рукой пеленая упавшего учителя в кокон из Паутинки.

— Прости своего брата, — вздыхаю, уткнувшись носом в макушку девочки. — Он — дурак, медленный газ. Придурок последний. Я обещаюсь исправиться, но мне опять нужно идти, иначе семья Виктора Степановича пострадает. А сейчас быстро спускайся вниз, там добрые дяди дружинники. Они будут тебя охранять. Бегом, я сказал! Здесь всё еще бомба между прочим!

Приходится прикрикнуть. Осталось тридцать минут до четырех часов, когда историку велели подорваться. Если не произойдет «бума», Гоша убьет невинных женщину и ребенка.

Отправив вниз расстроенную Лену, подхожу к Виктору. Сдергиваю с его запястья резинку для волос.