Обитель - Максим Константинович Сонин

переспросил следователь. Он сощурился, медленно повернулся к Элеоноре: – Скажите, а вы точно журналистка?

– Да, – сказала она. – Вам документы показать?

– Не нужно. – Следователь махнул рукой Эле за спину, посмотрел мимо. – Там лопаты есть, тащите, начнем сейчас рыть, быстрее выясним, кто тут у нас. Вы… – Он снова повернулся к Элеоноре: – Если хотите, оставайтесь. Может, еще что-то о мыслях федералов знаете?

Фотография с крестом Мишке загрузилась, когда она уже снова сидела в такси, но и так было ясно, что все предположения верные. Григорий Соловей связался с Обителью и где-то там погиб. Конечно, предстояли экспертизы, генетический анализ останков, но Мишка уже не сомневалась в сделанных выводах.

Валентин Соловей, мужчина средних лет, лысеющий, в сером, таком же, как у коллег, костюме, не представлял, что его брат может кого-то интересовать, но честно постарался ответить на Мишкины вопросы. Валентину было семнадцать, когда старший брат разорвал отношения с семьей – с большим скандалом, битьем посуды и обменом оскорблениями с родителями, которым не нравилось, что их Григорий связался с какими-то религиозными фанатиками. Мать была уверена, что он однажды вернется, – но Валентин с тех пор брата не видел. Только раз в год от него приходили письма: сначала бумажные, из Питера, потом электронные. В фейсбуке[1] и одноклассниках Валентин брата не искал – считал, что тот сам, если захочет нормально помириться, напишет.

Перед тем как уйти, Мишка спросила о том, можно ли увидеть письма, которые присылал Григорий, и есть ли возможность поговорить с родителями. Оказалось, что отец Григория и Валентина умер в десятом, а насчет мамы Валентин сказал, что про брата с ней разговаривать нельзя – расстроится. Дальше давить Мишка не стала.

Письма Валентин показывать отказался, но дал почту, с которой писал брат. Мишка сразу же, в такси, написала туда письмо. Мелочиться не стала: написала, что мать и брат Григория погибли в автокатастрофе. Если Григорий был жив, должен был ответить сразу – но Мишка была уверена, что Элеонора все поняла правильно. На кладбище в Обители лежал именно журналист «Вестника».

Теперь оставалось выяснить личности остальных погибших. И в первую очередь опознать детей – хотя тут Мишка не знала, на что рассчитывать. Вряд ли женщины из Обители ездили рожать в Петрозаводск и регистрировали детей в ЗАГСе. Пока было не очень понятно, что она может сделать, а значит, нужно было продолжать начатую Элей работу: рассматривать архивы, искать возможные упоминания. Мишка открыла присланные Элей записи из передачи митрополита, стала перечитывать.

Такси привезло ее в то же кафе, в котором они сидели вчера с журналисткой, но Мишка не стала заходить внутрь, села на длинную скамейку у входа. Открыла третий выпуск «К Рождеству».

Элины записи заканчивались странно. Она написала: «3:04: Притча: о 2 братьях и сестре. Сестра орг-а приют. Братья стали св-ками. Братья стали иг-ами. Один в “лес”, один в “город” (П?). В чем же отл. л-й, отр-ой…». Про «Лес» говорила и Мария Селуева – Мишка сразу об этом подумала. И она же говорила про «брата и сестру», которые что-то такое организовывали.

Мишка просмотрела начало передачи на двойной скорости. Медленно и спокойно даже при ускорении митрополит Иосиф излагал истории из бытия православной Карелии. На третьей минуте Мишка замедлила видео, стала слушать внимательно.

«Или вот, – митрополит посмотрел куда-то вниз, потом снова в камеру, будто собираясь с силами. – Жили три человека. Два брата и сестра. Православные, русские, но коренные местные жители. Каждый хотел по-своему служить Богу – но Богу служить хотели все трое. Сестра организовала приют для детей, зная, что Господь к детям миелосерден. Младший брат пошел в церковь, стал служить, зная, что Господь всегда в церкви присутствует. Старший же брат не пошел в церковь, решил сам жить по Божьим заповедям, ушел с женой в лес, построил дом, чтобы там растить сыновей. Так в чем же разница между этими подходами к Писанию? В чем разница между лесной, отрешенной такой обителью для себя и приютом для детей или церковью для всех людей? Каждый православный человек, мужчина или женщина, сам про себя решает – какую на себя ответственность взять. За малый мир, мир себя, или семьи, или города, или целой страны. И каждый человек может однажды про себя понять, что неправильно решил. Взять больше ответственности или, наоборот, меньше. Берег семью, но чувствуешь, что больше можешь? Береги семью брата, друга. Дом свой береги. Многие люди живут в многоэтажных домах – возьми на себя беречь этаж, или подъезд, или целый дом. Служба Богу не только в церкви – служба, она в каждой жизни по-своему проявляется».

Мишка поставила видео на паузу, потом перемотала назад, послушала снова. Отметила, что Иосиф странно произносит слово «милосердие». И конечно, слово «обитель». Не то чтобы редкое слово, особенно в церковном языке, но и Мария Селуева что-то сказала странное, про «лесной дом». А Обитель Осы, Вершика и Евы, теперь уже это было точно известно, была именно что «лесным домом». Мишка выключила телефон, поднялась с длинной скамейки. Надо было выпить чаю и думать, что делать дальше.

Элеонора постояла рядом с полицейскими, пока они откидывали снег с могил, но вскоре стало ясно, что копать им еще долго. Мерзлая земля вскрывалась с трудом. Следователь – а он копал вместе с остальными – весь вспотел.

Элеонора обошла кладбище, записала все имена с крестов, потом прошла чуть дальше в лес, надеясь найти там что-нибудь еще. Но там был только снег. Тогда она развернулась к пепелищу. Нужно было еще раз посмотреть на тела, попробовать сфотографировать хотя бы трупы детей. Была слабая надежда, что девочка Ева была достаточно похожа на свою старшую сестру, чтобы детективка могла ее опознать.

У пепелища оказалось, что подойти к трупам нельзя. Из города приехал грузовик, и полицейские перетаскивали тела в кузов. Из телевизионщиков на улице остался только один парень с камерой.

Элеонора пересекла двор, по широкой дуге обогнула колодец. Тут у края проплавленного снега полицейские стащили в кучу все, что удалось достать из уже потухших развалин. Какие-то обрывки картона, металлические пластины, обугленные пластиковые пакеты, битые стеклянные колбы, жестяные банки, обрывки одежды. Лучше всего сохранились два мешка сахара – на одном даже осталась бирка. Элеонора прочитала короткий текст: «ГМОТ. Ф. “ЗВЕЗДА”. 404». Ассоциация в голове возникла странная – маленькая детективка похожим образом сокращала сообщения, которые рассылала своим постоянным помощникам. Но здесь не было никакого шифра – обычный госномер, каким помечают продукты, подлежащие распределению в благотворительные фонды. Элеонора сфотографировала бирку, послала детективке. Конечно, хотелось поискать фонд