Под защитой камня - Джин Ауэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне вовсе не нужно напоминать о том, чтобы я внимательно относился к тебе, особенно сегодня ночью, — сказал Джондалар.
Эйла залезла под знакомый палаточный свод, отведя руку назад, чтобы Джондалару было удобнее пробраться за ней. Он разжег от факела каменный светильник и подбросил его в костер, уже весело потрескивающий в очажном круге около палатки. Оглянувшись, он увидел, что Эйла сидит на спальных мехах, расстеленных на кожаном тюфяке, который он сам старательно набил высушенной травой. Он постоял немного, глядя на женщину, только что ставшую его женой.
Ее тень плясала на палаточных стенах, и волосы подсвечивались отблесками неяркого пламени. Золотистая туника не скрывала красоты ее полных, упругих грудей, между которыми посверкивала янтарная подвеска изящного ожерелья. Но чего-то не хватало…
— Где твой амулет? — спросил он, подсаживаясь к ней.
— Я сняла его, — сказала она. — Мне хотелось надеть тунику, подаренную Неззи, и ожерелье твоей матери, а амулет не смотрелся вместе с ними. Мартона дала мне маленькую чашу, сделанную из сыромятной кожи, и я положила в нее мой амулет. В общем, все в порядке. Она захватила ее домой. Она предложила, чтобы мы принесли завтра к ней наши праздничные наряды, а не пачкали их без толку. Ей хочется показать мою тунику знакомым. И я сказала, что ничего не имею против, вероятно, Неззи обрадовалась бы, что ее наряд так заинтересовал твоих близких. И тогда я вновь надену амулет. Я не расставалась с ним с тех пор, как меня приняли в Клан, и как-то странно ощущаю себя без него.
— Но ведь ты уже не принадлежишь Клану, — заметил Джондалар.
— Я понимаю, что уже никогда не вернусь туда. Меня прокляли смертным проклятием, но частица Клана навсегда останется во мне, и я никогда не забуду их, — сказала она. — Иза сделала мне первый амулетный мешочек и попросила меня выбрать кусочек красной охры, чтобы положить внутрь… как бы мне хотелось, чтобы она сейчас оказалась здесь. Она была бы так счастлива за меня. В амулетном мешочке хранятся очень важные лично для меня вещи. Их посылал мне мой тотем, Дух Пещерного Льва, который всегда защищает меня. Если я потеряю амулет, то могу умереть, — с полнейшей уверенностью сказала она.
Джондалар понял, насколько важен для нее этот амулет и как много значил для нее их Брачный ритуал, если она решилась снять его, хотя ему не понравилась ее убежденность в том, что она может умереть, если потеряет его.
— Может, это лишь их суеверие? Суеверие Клана?
— Не больше, чем твой еландон, Джондалар. Мартона поняла это. Этот амулет содержит мой дух, и так мой тотем сможет найти меня. Львиное стойбище удочерило меня, но жизнь, прожитая в Клане, осталась со мной. Именно поэтому Мамут добавил мой тотем к моему ритуальному имени. И став членом Девятой Пещеры Зеландонии, я все равно осталась Эйлой из племени Мамутои. Просто мое имя стало длиннее, — сказала она и улыбнулась. — Эйла из Девятой Пещеры Зеландонии, бывшая Эйлой из Львиного стойбища Мамутои… дочь очага Мамонта, избранная Духом Пещерного Льва, охраняемая Пещерным Медведем, подруга лошадей и Волка… ставшая женой Джондалара из Девятой Пещеры Зеландонии. Если мое имя станет еще длиннее, то, возможно, я уже не сумею запомнить его.
— Главное, не забывай о том, что ты жена Джондалара из Девятой Пещеры Зеландонии, — сказал он и, устроившись поудобнее, начал нежно ласкать ее сосок, наблюдая, как он съеживается и твердеет от его прикосновений. Она почувствовала трепетное удовольствие.
— Давай снимем этот ремешок, — предложил Джондалар. — Он мешает мне.
Эйла склонилась над их запястьями и попыталась развязать узлы, но в ее распоряжении была только левая рука, а она была правшой, и ей никак не удавалось справиться с этим делом одной рукой, причем менее ловкой.
— Видимо, тебе придется помочь мне, Джондалар, — сказала она. — Мне как-то не удается справиться с узлами одной левой. Может, проще разрезать ремешок?
— Даже не упоминай об этом! — воскликнул Джондалар. — Я ни за что не соглашусь разрезать его. Я хочу быть связанным с тобой всю оставшуюся жизнь.
— Я уже связана, и так будет всегда, с ремешком или без него, — сказала Эйла, — но ты прав. По-моему, это своеобразное испытание. Надо повнимательнее присмотреться, как они завязаны. — Изучив способ вязания узлов, она сказала: — Слушай, если ты подержишь вот здесь, я смогу потянуть вот тут, и тогда, мне кажется, у нас все получится. Я знаю такие узлы.
Он сделал, как она сказала, и вскоре ей удалось развязать узлы.
— Как ты догадалась, что они развяжутся? Мне кое-что известно о способах вязания узлов, но этот был непростым, — сказал Джондалар.
— Ты видел содержимое моей медицинской сумки, — сказала она. Он кивнул. — Все ее свертки перевязаны веревками с узелками. Тип узелка и их количество подсказывают мне, что находится в пакете. Порой эти свертки нужно быстро развязать. Нельзя долго копаться с узлами, когда кому-то срочно требуется моя помощь. Я разбираюсь в узлах, Иза меня научила еще в детстве.
— Что ж, я могу только порадоваться, — сказал он, поднимая длинный тонкий ремешок. — Нужно положить его в сумку, чтоб не потерялся. По возвращении нам придется показать, что он не разрезан, и в обмен на него нам дадут традиционные ожерелья Зеландонии. — Скрутив и убрав ремешок, он всецело переключил свое внимание на молодую жену. — Вот так я люблю целовать тебя, — сказал он, прижимая ее к себе обеими руками.
— Мне тоже так нравится, — заметила она.
Он припал долгим поцелуем к ее губам. Положив Эйлу на спальные меха, он принялся нежно ласкать ее соски, вызвав у нее мгновенный чувственный отклик. Он продолжал посасывать один сосок, щекоча пальцами другой, усиливая остроту и глубину ее возбуждения.
Слегка оттолкнув его, Эйла начала стаскивать с него белую тунику.
— Джондалар, а что ты будешь делать, когда появится малыш? Они же будут полны молока.
— Я обещаю не красть слишком много, но уж поверь мне, обязательно попробую его, — усмехаясь, сказал он, снимая тунику через голову. — Ты ведь уже кормила ребенка и, наверное, испытывала такие же ощущения, когда малыш сосал твою грудь.
Она немного подумала.
— Не совсем, — решила она. — После первых нескольких дней действительно начинаешь испытывать приятные ощущения. Он сосет очень сильно, пока не привыкнет, так что поначалу соски даже болят. Но кормление ребенка никогда не вызывало у меня такого внутреннего жара, который я испытываю, когда ты посасываешь соски. Порой стоит тебе просто коснуться их, и меня всю охватывает острое желание. С малышом такого не бывало никогда.