История Масуда. 1030-1041 - Абу-л-Фазл Бейхаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бу Сахль позвал меня, остался [со мной] наедине и сказал: “Хорошо Бу Наору Мишкану, что отошел [в иной мир] в славе, не видит сегодняшнего дня и не слышит этих пересудов. Сколько ни толковали падишаху, пользы не было. Сегодня он стал благоразумней, после того, как ему дали отведать немного, да что толку в раскаянии, [попав] в тенета. Вельможи и предводители на этом тайном совещании в час предзакатной молитвы откровенно рассказали ему положение и сообщили, что ексувары дерутся неохотно, потому что измучены, потеряли надежду [и] голодны. Положить жизнь за милость государя остается саларам да предводителям, но ведь ясно, сколько их числом — без ексуваров ничего не выйдет; средство, как поправить дело, так и осталось скрыто.
Эмир сколько ни говорил им еще, их речи были все те же, покуда эмиру стало не по себе и он спросил, что же делать. “Государю лучше знать”, — ответили они. “Во всяком случае, возвращатася назад нельзя, — сказал везир, — ибо это будет бегство. Сражения не было и поражение врагу не нанесли, чтобы можно было говорить [с ним] сообразно времени и положению. Слуге [государя] представляется разумным продолжить боевые действия, ибо расстояние уже близкое. Когда мы дойдем до Мерва, город и хлеба /618/ попадут в наши руки, неприятель подастся на края пустыни, [и] дело будет сделано. Два перехода, кои остаются, необходимо совершить с большой осторожностью”. Все одобрили это мнение и поднялись, чтобы исполнить нужное для предотвращения разных бед. Великий ходжа дал прекрасный совет, но в сердцах у наших большое опасение, как бы, не дай бог, не случилось несчастья от нашей же рати, ибо хаджиб Бектугды тишком сообщил эмиру, что сегодня гулямы говорили: мы-де на верблюдах, ясно, сколько нас может быть; завтра, ежели будет бой, мы отберем коней от тазиков, потому что на верблюдах сражаться нельзя. Эмир ничего не ответил, однако очень вышел из себя”.
Как раз, когда мы об этом говорили, подоспел вестник и привез записки от осведомителей, дескать, по прибытии известия о султане, о том, что он выступил из Серахса, на сей народ напал великий страх и ужас. Тогрул собрал вокруг себя вельмож и пошел большой, всякого рода разговор. В конце концов они сказали Тогрулу: “Ты-де наш набольший, как признаешь за благо, так мы и будем действовать”. Тогрул ответил: “Нам кажется правильно пустить обозы вперед и отправиться в Дихистан и Гурган и захватить те области, ибо тазики маломощны и безоружны. Ежели мы там не сумеем остаться, то пойдем в Рей, ибо Рей, Джибаль и Исфаган — для нас. Падишах ни в коем случае за нами не двинется, когда мы уйдем из его владений, ибо сей падишах велик, у него есть рать, оружие, снаряжение и множество владений. Он узнал наш военный обычай и преследовать нас не станет. И мы знаем, какие мучения претерпели в эту зиму, лучше добровольно уйдем от столь могучего государя”. “Это самое приемлемое мнение, — сказали все, — в согласии с ним и надобно действовать”.
Дауд не проронил ни слова. “Что ты скажешь?” — спросили его. “То, что вы сказали и решили — ничего не стоит. С самого начала не следовало бы так поступать и не следовало бы задевать этакого падишаха. А ныне, [раз] мы его задели, и он на нас в обиде, происходили сражения и мы опустошили несколько его областей, то придется биться на жизнь и смерть. Ежели мы его побьем, то весь мир приберем к рукам, а ежели он нас побьет, то мы не устанем бежать, ибо ясно, сколько за нами будут гнаться. Что касается обозов, то их надобно [держать] очень далеко от нас, где бы мы ни находились, дабы у конника налегке /619/ душа была спокойна. Знайте, ежели мы уйдем, не пошевельнув рукой, то сей падишах подумает, что мы испугались и убежали. Он начнет нас преследовать и с помощью писем поднимать против нас всех правителей областей[1441]. Конечно, друзья нам станут врагами. Голод, который у нас был, да и сегодня еще есть, был точно так же и у них и до сих пор еще есть, как нам стало ведомо по достоверным известиям. Мы, по крайней мере, уже давно стоим возле кормов, и кони и люди наши отдохнули. А они идут через пустыню, значит, бессильны”. “Это мнение самое верное”, — сказали Ябгу, Тогрул, йиналовцы и все предводители. Обозы отправили вместе с двумя тысячами всадников наиболее юных и на худших лошадях. Прочему войску сделали смотр, оказалось шестнадцать тысяч всадников. Из этого числа они хотят послать передовой полк с йиналовцами и Бури-тегином. Надобно быть очень настороже, потому что положение поистине таково, как сообщается.
Бу Сахль тотчас же сел верхом и отправился в царскую ставку. Я поехал с ним. Эмир, прочитав записки, стал немного потише и сказал Бу Сахлю: “Беспокойное дело у нас впереди. Нам казалось лучше пойти в Герат и заключить с тем народом мир. Теперь это прошло, посмотрим, что предопределил господь бог, да славится поминание его, ведь бедствие большое; шестнадцать тысяч хороших конников против ленивого озлобленного народа, который у нас имеется”. “Да не случится иного, кроме блага, — ответил Бу Сахль — надобно приложить усилия к тому, чтобы добраться до Мерва, там дело можно поправить либо войной, либо миром”. “Да, это так”, — промолвил [эмир]. Люди вышли. Позвали везира, сипахсалара, старшего хаджиба и служилую знать и прочитали им эти записки. Они воспряли духом и сказали: “Неприятель здорово испугался”. “Это, видно, дело Дауда, — промолвил везир, — задача в том, что час предзакатной молитвы уже прошел и надобно постараться дойти до Мерва так, чтобы не случилось беды. Там это дело
