Унесенные ветром - Маргарет Митчелл

— Очень я надеюсь, что не убил эту черную обезьяну. Но проверять я не стал, — с трудом переводя дух, проговорил Сэм. — Ну, а ежели он вам чего повредил, мисс Скарлетт, я вернусь и добью его.

— Нет… нет… поедем скорее отсюда, — всхлипывая, пробормотала она.

Глава XLV

В тот вечер Фрэнк отвел ее, тетю Питти и детей к Мелани, а сам отправился куда-то с Эшли — Скарлетт казалось, что она сейчас лопнет от обиды и возмущения. Да как он мог в такой вечер отправиться на политическое собрание?! Подумаешь — политическое собрание! Уехать в тот самый вечер, когда на нее напали, когда с ней бог весть что могло случиться! Какой же он бесчувственный, какой эгоист! И вообще он отнесся ко всей этой истории с возмутительным спокойствием — стоял и смотрел, как Сэм внес ее в дом, рыдающую, в разодранном до пояса платье. Он даже ни разу не дернул себя за бороду, пока она, обливаясь слезами, рассказывала ему, что произошло. Он только мягко спросил: «Лапочка, вас покалечили — или вы просто перепугались?»

От бешенства и слез она не в состоянии была вымолвить ни слова, и Сэм сказал, что она просто перепугалась.

«Я так считаю, это потому, что они платье ей разорвали…»

«Ты молодчина, Сэм, и я не забуду, что ты для нас сделал. Если я чем-то могу тебе отплатить…»

«Да, сэр, вы можете послать меня в Тару — только побыстрее. Янки-то ведь за мной охотятся».

Фрэнк и это выслушал спокойно, ни о чем не спрашивая. Вид у него был такой же, как в ту ночь, когда Тони постучался к ним в дверь: это-де чисто мужское дело и решение надо принимать без лишних слов и эмоций.

«Иди садись в двуколку. Я велю Питеру довезти тебя, до Раф-энд-Реди, ты побудешь там в лесу до утра, а потом на поезде поедешь в Джонсборо. Так оно будет безопаснее… Ну, лапочка, перестаньте же плакать. Все прошло, и ничего с вами особенного не случилось. Мисс Питти, могу я попросить у вас нюхательных солей? А ты, Мамушка, принеси-ка мисс Скарлетт бокал вина».

Тут Скарлетт снова разрыдалась — на этот раз от ярости. Она ожидала услышать слова утешения, возмущения, угрозы, мести. Она предпочла бы даже, чтобы Фрэнк накинулся на нее, сказал, что как раз об этом он и предупреждал, — что угодно, только не это безразличие: ведь ей же грозила опасность, а он делает вид, будто это все ерунда. Он, конечно, был мил с ней и мягок, но так, словно сам в это время думал о чем-то другом, куда более важном.

И этим важным событием оказалось всего-навсего какое-то никчемное политическое собрание!

Скарлетт ушам своим не поверила, когда Фрэнк сказал, чтобы она переоделась: он отведет ее к Мелани на вечер. Должен же он понимать, через какое страшное испытание она прошла, должен бы понимать, что не хочет она торчать весь вечер у Мелани, — она так измучилась и нервы ее так напряжены, ей нужен покой, тепло — лечь в кровать, накрыться одеялом, положить горячий кирпич к ногам, выпить горячего пунша, чтобы прийти в себя. Если бы он действительно любил ее, ничто не заставило бы его покинуть жену в такой вечер. Он бы остался дома, держал бы ее за руку, повторял бы снова и снова, что случись с ней что-нибудь — он бы этого не пережил. Вот вернется он домой и останутся они одни — она все ему выложит.

В маленькой гостиной Мелани было мирно и тихо, как всегда в те вечера, когда Фрэнк и Эшли отсутствовали, а женщины собирались вместе и шили. Комната была теплая и казалась веселой при свете камина. Настольная лампа бросала желтый отблеск на четыре гладко причесанные головы, склоненные над шитьем. Четыре юбки падали на пол скромными складками, восемь маленьких ножек грациозно покоились на низеньких скамеечках. Из детской сквозь открытую дверь доносилось ровное дыхание Уэйда, Эллы и Бо. Арчи сидел на стуле у камина, повернувшись к огню спиной, жевал табак и что-то старательно вырезал из кусочка дерева. Этот грязный лохматый старик выглядел рядом с четырьмя прибранными, изящными дамами столь нелепо, как если бы рядом с четырьмя кошечками уселся старый злющий седой сторожевой пес.

Мелани долго и нудно рассказывала о последней выходке Дам-арфисток, и в мягком голосе ее звучало возмущение. Они никак не могли договориться с Хоровым клубом джентльменов относительно программы будущего выступления и явились днем к Мелани с заявлением, что вообще выходят из музыкального кружка. Мелани пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности, дабы уговорить их не спешить с решением.

Скарлетт еле сдерживалась, чтобы не крикнуть: «Пошли они к черту, эти Дамы-арфистки!» Ей не терпелось поговорить о собственных переживаниях. Ее буквально распирало от желания рассказать об этом во всех подробностях, чтобы, напугав других, самой избавиться от страха. Хотелось описать свою храбрость и тем убедить самое себя, что она и в самом деле была храброй. Но всякий раз, как она заговаривала, Мелани умело переводила беседу в другое, более спокойное русло. Это безмерно раздражало Скарлетт. До чего же все они мерзкие, не лучше Фрэнка.

Как могут они держаться так спокойно и безмятежно, когда она едва избегла столь страшной участи? Да они просто невежливы — не дают ей возможности облегчить душу, рассказав о случившемся.

А то, что с ней произошло, потрясло ее куда больше, чем она склонна была признаться — даже самой себе. Стоило ей вспомнить об этом чернокожем, который, осклабясь, глазел на нее из сумеречного леса, как ее пробирала дрожь. А вспомнив о черной руке, схватившей ее за горло, и представив себе, что могло бы случиться, не появись так вовремя Большой Сэм, она ниже опускала голову и крепко зажмуривалась. Чем дольше сидела она в этой комнате, где все дышало миром, и молча пыталась шить, слушая голос Мелани, тем больше напрягались ее нервы. Казалось, вот сейчас, тоненько звякнув, они лопнут, как лопается у банджо натянутая струна.

Звук ножа, строгающего дерево, раздражал ее, и она хмуро посмотрела на Арчи. Внезапно ей показалось странным, что он сидит тут и возится с этой деревяшкой. Обычно, оставаясь вечерами охранять их, он ложился на диван и засыпал, и при этом так отчаянно храпел, что его длинная борода подпрыгивала при каждом всхрапе. А еще более странным было то, что ни Мелани, ни Индия даже не намекнули ему, что хорошо бы подстелить газету, а то стружка разлетается по всему полу. Он уже изрядно насорил на коврике перед камином, но они этого словно бы и не замечали.

Пока Скарлетт смотрела на Арчи, он вдруг повернулся к огню и сплюнул свою жвачку с таким трубным звуком, что Индия, Мелани и тетя Питти подскочили, точно рядом с ними разорвалась бомба.

— Да неужели обязательно так громко плеваться? — воскликнула Индия звенящим от раздражения голосом.

Скарлетт в изумлении подняла на Индию глаза: обычно она была такая сдержанная.

Арчи же, нимало не смутившись, в упор посмотрел на Индию.

— Выходит, обязательно, — холодно заявил он и снова сплюнул.

Мелани, в свою очередь, хмуро взглянула на Индию.

— Я всегда была так рада, что наш дорогой папочка не жевал табака, — начала было тетя Питти, и Мелани, нахмурясь, резко повернулась к ней.

— Да перестаньте, тетушка! Это же бестактно!

Скарлетт еще ни разу не слышала, чтобы Мелани говорила таким тоном.

— Ах ты, батюшки! — Тетя Питти опустила шитье на колени и обиженно надулась. — Ну, скажу я вам, просто не понимаю, что это на всех вас сегодня нашло. Вы с Индией обе такие злющие, такие раздраженные, точно две старые перечницы.

Слова ее повисли в воздухе. Мелани даже не извинилась за резкость, а лишь усиленно заработала иглой.

— Стежки-то у тебя получаются с целый дюйм, — не без ехидства заметила тетя Питти. — Все это придется распороть. Да что с тобой?

Но Мелани и тут ничего не ответила.

«А ведь и в самом деле с ними что-то происходит», — подумала Скарлетт. Быть может, она была слишком занята собственными страхами и чего-то не заметила? Да, несмотря на все старания Мелани придать этому вечеру атмосферу, какая царила здесь в любой из пятидесяти других, что они провели вместе, сегодня в воздухе чувствовалась нервозность, которую нельзя было объяснить только тревогой и возмущением по поводу того, что произошло несколько часами раньше. Скарлетт исподтишка оглядела сидевших в гостиной женщин и вдруг перехватила взгляд Индии. Ей стало не по себе — такой в этом испытующем взгляде был бесконечный холод, более сильный, чем ненависть, и более оскорбительный, чем презрение.»

«Точно я виновата в том, что случилось», — возмущенно подумала Скарлетт.

Индия теперь взглянула на Арчи — во взгляде ее была уже не досада, а вопрос и смутная тревога. Но Арчи не ответил на ее взгляд. В эту минуту он смотрел на Скарлетт таким же холодным, жестким взглядом, каким только что смотрела Индия.

Унылая тишина воцарилась в комнате: Мелани перестала поддерживать разговор, и Скарлетт услышала, как на дворе завывает ветер. Вечер стал вдруг удивительно неуютным. Теперь Скарлетт отчетливо почувствовала, насколько у всех напряжены нервы, и подумала, что атмосфера, вероятно, весь вечер была такой, только она в своем расстройстве не обратила на это внимания. В лице Арчи было что-то настороженное, выжидающее, а его заросшие волосами уши, казалось, стояли торчком, как в руках, но обеих что-то явно волновало, и они то и дело вскидывали голову, отрываясь от шитья, лишь только на дороге раздавался цокот копыт, или стонали ветки под порывом ветра, или, шурша, падали на лужайку сухие листья. Стоило треснуть полену в камине, как обе вздрагивали, точно слышали чьи-то крадущиеся шаги.