Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

Знаменитый историк Китая Сыма Цянь (145?-90? до н. э.) был учеником уже известного нам философа Дун Чжуншу, а также тоже очень известного – Кун Аньго (однофамилец и, как полагают, потомок Конфуция), – человека, с которым читателю вскоре предстоит познакомиться ближе. Бесспорно то, что близкое знакомство этих выдающихся интеллектуалов Китая могло внести – и скорее всего, действительно внесло – определенные коррективы в те исторические записи, которые вышли из-под кисти Сыма Цяня.

В данном случае для нас интересно то, каким образом этот историк описывает (хотя и немного противоречиво), те жестокие преследования, которым подверглось «конфуцианство» в эпоху Цинь Шихуана (такое философское направление, по мнению самого Сыма Цяня, уже существовало, – т. е. существовало еще до Дун Чжуншу). Историк свидетельствует о том, что у населения в стране были изъяты и сожжены все книги Ши цзин и Шу цзин, а также книги «ста [философских] школ». Однако о том, что в числе них были сожжены также тексты Лунь юя, существуют только предположения более поздних исследователей. Скорее всего, такого сборника ко времени Цинь Шихуана не существовало. При этом у исследователя этого вопроса не может быть сомнения в том, что Сыма Цянь был знаком со всеми книгами, которые были написаны в Китае в это время. Процитируем слова Сыма Цяня о «сожжении книг» в переводе Р. В. Вяткина и В. С. Таскина. Сыма Цянь сообщает, что сожжение было сделано по предложению главного советника Цинь Шихуана Ли Сы, и вот что он пишет далее, цитируя слова этого советника (Исторические записки, Т. II, глава 6, М.: Восточная литература, 1975):

Я предлагаю, чтобы чиновники-летописцы сожгли все записи, кроме циньских анналов; все в Поднебесной, за исключением лиц, занимающих должности ученых [при дворе], кто осмеливается хранить у себя Ши цзин, Шу цзин и сочинения ученых ста школ, должны явиться к начальнику области или командующему войсками области, чтобы там свалить [эти] книги в кучу и сжечь их. Всех, кто [после этого] осмелится толковать о Ши цзине и Шу цзине, [подвергнуть] публичной казни на площади. <…> Не следует уничтожать книг по медицине, лекарствам, гаданиям на панцире черепах и стеблях, по земледелию и разведению деревьев. <…> В повелении [императора] говорилось: «Быть по сему».

Как видит читатель, запись явно надуманная и не вполне логичная. Во-первых, нереальна сама постановка вопроса. Дело показано таким образом, что первый советник что-то сказал, а Цинь Шихуан исполнил. Даже если это было действительно так, император никогда бы не допустил, чтобы подобные обсуждения были «стенографированы» в том виде, как это происходило на самом деле. Исходя из исторических данных, относящихся к империи Цинь, этот человек управлял страной самостоятельно, – он не был слепым исполнителем чьей-либо воли. Ясно, что эта преамбула о «советнике» введена исключительно с той целью, чтобы придать тексту впечатление «хроники». Записано так, что у читателя невольно складывается впечатление, что сам Сыма Цянь присутствовал на этом «совещании» у Цинь Шихуанди, – что невозможно, исходя из времени жизни историка.

В качестве подтверждения правоты наших слов – о том, что Ли Сы не мог фигурировать в каких бы то ни было официальных документах в качестве «генератора идей» – приведем цитату из уважаемой всеми китайцами древней книги Шу цзин (Чтимая книга, стр. 472). Этот текст представлен в качестве одного из поучений Чжоу-гуна:

Замыслишь что-то доброе иль добрый план имеешь, ты ко двору владыки своего прибудь и доложи о том. Когда ж затем успешно [дело] ты вне двора свершишь, то говори: «Сей план и замысел сего – [всё это] только моего владыки добродетель (Дэ)». Ах! Коль подданный так [поступает], [он] будет добр, [а повелитель] просияет!

Нет сомнения в том, что подобное «сожжение книг» было бы отнесено к «доброму плану», а следовательно, – имя Ли Сы во всей этой истории появиться никак не могло. И раз уж мы обратились к книге Шу цзин, то следует особо отметить, что категории Дэ, Жэнь, Тянь мин и др. используются здесь уже в своем всецело «испорченном» виде (требующем чжэн мин). А следовательно, тексты этой книги не имеют никакого отношения ко времени чжоуской древности и составлены значительно позднее. Какой текст читал Конфуций, когда на эту книгу ссылался, мы не знаем. Вполне вероятно, что его уже просто не существует.

И если давать объективную оценку самым древним китайским текстам, то тексты Лунь юй и Ши цзин выглядят несравненно богаче, мудрее и интереснее этого во многом наивного, а в чем-то надуманного и гораздо более позднего «исторического документа». Но если оценивать Шу цзин с моральной точки зрения, то этот текст – всецело прекрасен. Он призван сформировать у правителя государства высокие нравственные качества и ответственность за управление вверенным ему народом. Ответственность – перед всевидящим Небом. И в этом – главное отличие подлинной «китайской древности» от «древности европейской», в которой главный упор всегда делался на индивидуальность, на судьбу конкретного человека.

Второе, если вернуться к вопросу «сожжения книг»: само это сожжение было лишено всякого смысла. Для чего это делать? Цинь Шихуан был человеком со здравой логикой, и он понимал, что это никак не изменит политическую ситуацию в стране, которую он и без того жестко контролировал. К этому времени Китай был безграмотным, за исключением небольшой горстки чиновников, и уничтожать тексты было бессмысленно. «На руках у населения» никаких книг быть не могло, и сжигать было нечего. Перечисленные в тексте «исключения» – книги по медицине, лекарствам и пр. – это тоже, судя по всему, поздняя интерполяция: в Китае того времени подобных книг существовать не могло.

Об этом можно судить и по наличию в заявленном списке книг по «гаданию на панцирях черепах» (эта тема часто упоминается и в Шу цзин). Подобные «книги» не могли существовать в принципе, потому что гадание на панцире в древности проводилось только правителем – это была его исключительная прерогатива, – причем это действие относилось к разряду священных и закрытых, т. к. было связано с общением с «миром духов». Это была высочайшая тайна – сначала Сына Неба, а затем правителя, и она никогда не могла быть профанированной в виде какой-либо «поясняющей» книги. Это все равно, что включить в данный список широко распространенных текстов «книги по общению императора с духами». Более того, ко времени Цинь Шихуана практика гадания на костях оставалась уже в далеком прошлом, что было прекрасно известно Сыма Цяню. Все эти записи о «книгах» и о «черепахах» добавлены, скорее всего, не