Унесенные ветром - Маргарет Митчелл

— Боишься говорить?! Ну так вот, иди в чулан и сними с полки окорок. Ребекка, дай ему твой нож. Неси окорок на улицу и раздели его между всеми. А ты, Ребекка, приготовь им печенье и кофе. И дай побольше сорго. Да пошевеливайся, я хочу видеть, как ты выполнишь мое приказание.

— Так это же мука и кофе мистера Джонни — его собственные, — испуганно пробормотала Ребекка.

— Мистера Джонни — как бы не так! Должно быть, и окорок тоже его собственный. Изволь делать, что я сказала. Живо. Джонни Гэллегер, пойдем со мной к двуколке.

Она прошла через неубранный двор и залезла в двуколку, не без мрачного удовлетворения заметив при этом, как каторжники набросились на ветчину и целыми кусками жадно запихивают ее в рот. Точно боятся, что ее сейчас отнимут.

— Ну и редкий же ты негодяй! — в ярости накинулась она на Джонни, стоявшего у колеса, сдвинув шляпу с низкого лба на затылок. — Будь любезен, верни мне стоимость моих продуктов. Отныне я буду привозить провиант каждый день, а не заказывать на месяц. Тогда ты не сможешь меня обманывать.

— Только меня уже здесь не будет, — сказал Джонни Гэллегер.

— Ты что, вознамерился взять расчет?!

Какую-то секунду Скарлетт так и хотелось крикнуть ему: «Ну и проваливай — скатертью дорога!», но холодная рука рассудка предусмотрительно удержала ее. Если Джонни возьмет расчет, что она станет делать? Ведь он дает в два раза больше леса, чем давал Хью. А она как раз получила большой заказ — самый большой за все время, и к тому же срочный. Ей необходимо, чтобы этот лес был доставлен в Атланту. А если Джонни возьмет расчет, кого она поставит на лесопилку?

— Да, я беру расчет. Вы поставили меня начальником на этой лесопилке и сказали, чтоб я давал вам как можно больше леса. Вы не говорили мне тогда, как я должен вести дело, и я не собираюсь выслушивать это сейчас. Каким образом я получаю столько леса, вас не касается. Вы не можете пожаловаться, что я не выполняю условий сделки. Благодаря мне и вы нажились, да и я свое отработал — ну, и кое-что сумел добавить к жалованью. А теперь вы являетесь сюда, вмешиваетесь в мои дела, задаете вопросы и принижаете меня в глазах этих людей. Как же мне после этого держать их в руках? Что с того, если я иной раз кому из них и влеплю? Лентяи и не такого заслуживают. Что с того, если они недоедают и вокруг них не танцуют на задних лапках? Да они другого и не заслужили. Так что занимайтесь-ка вы своим делом, а я — своим, не то я сегодня же беру расчет.

Его жесткое узкое личико стало каменным, и Скарлетт положительно не знала, как быть. Если он сегодня возьмет расчет, что ей делать? Не может же она сидеть здесь всю ночь и сторожить каторжников!

Видимо, терзавшие Скарлетт сомнения в какой-то мере отразились в ее взгляде, ибо лицо Джонни вдруг слегка смягчилось, а в голосе, когда он заговорил, появились примирительные нотки:

— Поздно уж, миссис Кеннеди, ехали бы вы лучше домой. Стоит ли нам расстраиваться из-за такой мелочи, а? Вычтите десять долларов в будущем месяце из моего жалованья, и дело с концом.

Взгляд Скарлетт невольно скользнул по жалким людям, пожиравшим ветчину, и она подумала о больном, который лежал в продуваемом ветрами сарае. Нет, надо избавляться от Джонни Гэллегера. Он вор и жестокий человек. Кто знает, как он обращается с каторжниками, когда ее тут нет. Но с другой стороны, человек он ловкий, а одному богу известно, как ей нужен ловкий человек. Нет, не может она с ним сейчас расстаться. Он ведь деньги для нее выгоняет. Просто надо следить за тем, чтобы каторжников кормили как следует.

— Я вычту из твоего жалованья двадцать долларов, — решительно заявила она, — а завтра, когда вернусь, мы с тобой продолжим разговор.

Скарлетт подобрала вожжи. Но она уже знала, что никакого продолжения разговора не будет. Знала, что на этом все кончится, и знала, что Джонни тоже это знает.

Она ехала по тропе, выходившей на Декейтерскую дорогу, а в душе у нее совесть боролась с жаждой наживы. Она понимала, что не дело это — отдавать людей на милость жестокого карлика. Если по его вине кто-то из них умрет, она будет виновата не меньше, чем он, так как оставила их в его власти, даже узнав о том, что он жестоко обращается с ними. Но с другой стороны… а с другой стороны, не надо попадать в каторжники. Если люди нарушили закон и их поймали с поличным, они заслужили такую участь. Совесть ее мало-помалу успокоилась, но пока она ехала по дороге, истощенные, отупевшие лица каторжников то и дело возникали перед ее мысленным взором.

«Ах, я подумаю о них потом», — решила Скарлетт и, затолкав эту мысль в чулан своей памяти, захлопнула за ней дверь.

Солнце совсем зашло и лес вокруг потемнел, когда Скарлетт достигла того места, где дорога над Палаточным городком делала петлю. Когда солнце скрылось и сгустились сумерки, в воздухе появился пронизывающий холод; в темном лесу завыл леденящий ветер, затрещали голые сучья, зашелестела засохшая листва. Скарлетт никогда еще не бывала так поздно на улице одна, ей было не по себе и хотелось поскорее очутиться дома.

Большого Сэма что-то не было видно, и Скарлетт, натянув вожжи, остановила двуколку: отсутствие Сэма беспокоило ее, она боялась, не схватили ли его янки. И тут она услышала шаги на тропинке, что вела к Палаточному городку, и с облегчением вздохнула. Уж она проберет Сэма за то, что он заставил ее ждать.

Но из-за поворота показался не Сэм.

Она увидела высокого белого оборванца и приземистого, похожего на гориллу, негра с мощными плечами и грудью. Скарлетт поспешно хлестнула поводьями лошадь и выхватила пистолет. Лошадь затрусила было, но белый взмахнул рукой, и лошадь шарахнулась в сторону.

— Дамочка, — сказал он, — нет ли у вас четвертака? Очень я голоден.

— Убирайся с дороги, — возможно тверже сказала Скарлетт. — Нет у меня денег. А ну, пошел.

Но человек решительно схватил лошадь под уздцы.

— Стаскивай ее! — крикнул он негру. — Деньги у нее наверняка в лифе!

То, что за этим последовало, произошло стремительно, как в страшном сне. Скарлетт вскинула руку с пистолетом, но некий инстинкт подсказал ей не стрелять в белого, так как можно ранить лошадь. Когда же негр, плотоядно осклабясь, подскочил к двуколке, Скарлетт выстрелила в него. Попала она или не попала, так и осталось неизвестным, ибо в следующую минуту ей сдавили руку с такой силой, что кости хрустнули и пистолет выпал у нее из пальцев. Подскочивший к экипажу негр — он стоял так близко, что она чувствовала запах немытого тела, — схватил ее поперек туловища и стал тащить из двуколки. Свободной рукой она отчаянно пыталась отпихнуть его, расцарапать ему лицо и вдруг почувствовала большую лапищу у своего горла, раздался треск разрываемого лифа, и черная рука принялась шарить у нее по груди. От ужаса и отвращения Скарлетт дико закричала.

— Заткни ей глотку! Да вытаскивай же ее! — крикнул белый, и черная рука зажала Скарлетт рот. Она изо всей силы укусила ладонь, и снова закричала, и сквозь свой крик услышала, как ругнулся белый: она поняла, что в темноте на дороге появился третий человек. Черная рука соскользнула с ее рта, и негр отпрыгнул в сторону, спасаясь от ринувшегося на него Большого Сэма.

— Езжайте, мисс Скарлетт!: — закричал Сэм, подминая под себя негра, и Скарлетт, дрожа мелкой дрожью и не переставая что-то выкрикивать, схватила вожжи и кнут и огрела тем и другим лошадь. Та рванулась с места, и Скарлетт почувствовала, как колеса проехали по чему-то мягкому, чему-то плотному. Это был тот белый, которого оглушил Сэм.

Потеряв от ужаса голову, Скарлетт стегала и стегала лошадь, которая неслась галопом — двуколка подскакивала и раскачивалась из стороны в сторону. Несмотря на владевший Скарлетт ужас, она все же услышала, что за нею бегут, и закричала, понукая лошадь. Если это черное страшилище настигнет ее, она тут же умрет, прежде чем он до нее дотронется.

Сзади раздался крик:

— Мисс Скарлетт, стойте!

Не придерживая лошади, вся дрожа, она оглянулась и увидела, что Большой Сэм бежит за ней по дороге — длинные ноги его работали как поршни. Скарлетт натянула вожжи, Сэм поравнялся с нею и плюхнулся в двуколку, притиснув Скарлетт к противоположному краю своим большим телом. Лицо Большого Сэма было в поту и в крови; задыхаясь, он спросил:

— Вас не покалечили? Они вас не покалечили?

У Скарлетт не было сил даже ответить, но заметив направление взгляда Сэма и то, как он быстро отвел глаза, она вдруг осознала, что лиф ее разодран до пояса, так что видны и голая грудь, и корсет. Дрожащей рукой она стянула края лифа и, опустив голову, разрыдалась.

— Дайте-ка мне вожжи, — сказал Сэм и выхватил вожжи у нее из рук. — А ну, пошла, лошадка!

Свистнул кнут, и испуганная лошадь понеслась диким галопом, грозя опрокинуть двуколку в канаву.

— Очень я надеюсь, что не убил эту черную обезьяну. Но проверять я не стал, — с трудом переводя дух, проговорил Сэм. — Ну, а ежели он вам чего повредил, мисс Скарлетт, я вернусь и добью его.