«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев

Первые дни доктор Кнельге чувствовал себя в этом бедламе очень неловко. Он посещал лекции некоего педагога из Бадена, по имени Клаубер, который просвещал народы Земли относительно судеб острова Атлантида. С изумлением смотрел доктор на великого йога Вишинанду, настоящее имя которого было Беппо Чинари и который усовершенствовался в результате многолетней тренировки настолько, что мог по своему желанию уменьшить число сердечных сокращений на одну треть.

В Европе, в мире промышленности и политики, колония вегетарианцев производила бы, вероятно, впечатление гротескного театрального представления, если не сумасшедшего дома. Здесь, в Малой Азии, все выглядело иначе — и даже не казалось бессмыслицей. Порой можно было видеть, как новоприбывшие, в восторге от того, что сбылись их самые заветные грезы, с сияющими лицами, со слезами счастья на глазах, держа в руках охапки цветов, братским лобызанием приветствовали каждого встречного.

Но, пожалуй, самое захватывающее зрелище являло собой содружество сыроедов. Эти не интересовались ни храмами, ни проблемой жилья, к любым формам организации относились пренебрежительно. Все их помыслы были сосредоточены на том, чтобы жить естественной жизнью, по их выражению, «быть ближе к земле». Они обитали под открытым небом и не ели ничего, что не росло на кустах и деревьях. Они презирали всех остальных вегетарианцев, а один из них прямо заявил доктору Кнельге, что употреблять рис и хлеб в сущности такое же свинство, как и есть мясо, и лично он не видит разницы между так называемым вегетарианцем, попивающим молоко, и самым последним пьяницей и забулдыгой.

Особо выдающимся сыроедом слыл почтенный брат Ионас, наиболее маститый и самый последовательный представитель этой школы. Набедренная повязка на нем почти не отличалась от бурого волосатого тела, и жил он в роще неподалеку; видно было, как он там прыгает с необычайным проворством среди ветвей. Пальцы его рук и ног чудесным образом приспособились к нуждам естественного существования, и весь его облик демонстрировал самое полное и несомненное возвращение к природе, какое только можно было вообразить. Находились, правда, шутники, называвшие его за глаза орангутаном, однако у остальных — практически у всей колонии — Ионас неизменно вызывал почтительное удивление и восхищение.

К привычке пользоваться членораздельной речью великий сыроядец питал презрение. Когда братья и сестры прогуливались, беседуя, вдоль опушки его рощи, он сидел на суку и, поглядывая на них сверху вниз, гримасничал или саркастически усмехался, жестами показывая, что его способ общения есть истинный язык природы и со временем станет всемирным языком всех вегетарианцев и борцов за естественный образ жизни. Те, кто удостоился его дружбы, постоянно находились при нем, учились искусству разгрызать и пережевывать орехи и с благоговением созерцали непрерывное шествие Ионаса к высотам совершенства; одно лишь удручало их — близкое расставание: говорили, что Ионас намеревается удалиться в милые его сердцу горы, дабы там, среди девственной природы, окончательно воссоединиться с ней.

Некоторые почитатели предлагали воздавать этому дивному существу, завершившему круг и вернувшемуся к благодатным истокам, откуда некогда вышло человечество, божественные почести. Однажды утром, на восходе солнца, они собрались на поляне перед рощей и, коленопреклоненные, запели благодарственный гимн. Однако объект любви, выбравшись из чащи, вскочил на свой любимый сук и, потрясая в воздухе сорванной с чресел повязкой, забросал поклонников твердыми, как камни, сосновыми шишками.

Этот Ионас Совершенный возбуждал в деликатной душе г-на Кнельге чувство непреодолимого отвращения. Все, что доктор долгие годы молча копил в своем сердце, раздражение крайностями растительной философии, дикостью и нетерпимостью ее адептов, все теперь сосредоточилось на этой образине. «Натуральная» диета стала казаться смешной. Прежде столь терпимый ко всевозможным чудачествам, он теперь чувствовал себя так, словно в его лице было нанесено оскорбление всему человечеству, — и не мог пройти мимо рощи, где обретался Совершенный, не испытывая омерзения и гнева. В свою очередь орангутан, с одинаковым равнодушием взиравший и на почитателей, и на критиков, питал звериную ненависть к этому человеку, чьи чувства он инстинктивно угадывал. И в то время как доктор бросал на обиталище Совершенного недобрые взгляды, Ионас отвечал ему не предвещавшим ничего хорошего зубовным скрежетом и рыком.

Кнельге уже принял решение покинуть колонию с ближайшим пароходом и вернуться домой, когда однажды вечером, гуляя, он ненароком очутился на поляне. Светила полная луна. С волнением и тоской припомнил он те далекие счастливые времена, когда он был молод и здоров и ел мясо, как все люди; и, охваченный воспоминаниями, он принялся насвистывать старинную студенческую песню.

И тут затрещал кустарник, и на поляну выбрался лесной человек — свист разбудил и разозлил его. С дубиной в косматой руке, он грозно уставился на Кнельге. Ошеломленный и раздосадованный доктор ощутил внезапно такой гнев, что вместо того, чтобы бежать, решил рассчитаться наконец со своим недругом. Язвительно улыбаясь, он поклонился и со всей оскорбительностью, со всем презрением, на какие он был способен, произнес:

— Позвольте представиться. Доктор Кнельге.

И тогда, прохрипев боевой клич, орангутан отшвырнул прочь свою дубину, бросился на человека и в мгновение ока задушил его. Тело г-на Кнельге было найдено утром; многие догадывались о случившемся, но никто не осмеливался назвать Ионаса, который спокойно грыз орехи в кустах. Немногочисленные друзья доктора, которых он приобрел за время пребывания в земном раю, погребли его невдалеке и водрузили над могилой простую табличку с надписью:

«Д-р Кнельге, вегетарианец-смеситель из Германии».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Перевел с немецкого Г. Шингарёв

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

№ 11

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Михаил Веллер

Кнопка

Кнопкой его прозвали еще в школе. Пришел такой маленький, аккуратненький, в очках, и нос кнопкой. Посадили его за первую парту, перед учительским столом, да так мы все десять лет и видели впереди на уроках его стриженый затылок и дужки очков за ушами. Левое ухо у него было выше правого, очки сидели косовато, он их поправлял.

Учился он неплохо, списать давал всегда. И не ябедничал, даже когда (был такой случай) шалопай Юрка Малинин закинул его портфель в проезжающий грузовик.

На физкультуре он стоял самый последний, в пятом классе не мог перепрыгнуть через козла; и позже не удавалось. А уж если играли в футбол, Кнопка шел в качестве нагрузки, друг другу его спихивали. Но обычно мы его ставили судить, это и его, и нас вполне устраивало. Судить Кнопке нравилось, добросовестный был судья. А после игры он всем с ответственным видом раздавал полученные на