Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Ландыш сообщила, что пока не имеет точных координат Медички, связника и дамы из института. Что касается Марины Васильевой, то о ее координатах, видимо, все известно: она неродная дочь Эрхардта. Он специально прибыл в связи с докладом Зильбера. Судя по некоторым репликам человека с протезом, с Эрхардтом здесь уже не очень-то считаются, и вся работа с Васильевой велась Зильбером по собственному усмотрению, без всяких консультаций с Эрхардтом. Ландыш передала содержание разговора Эрхардта с Зильбером, когда они остались, вдвоем. В голосе бывшего учителя немецкого языка прозвучал упрек:
— Я же предупреждал вас, господин Зильбер, с моей дочерью вам вряд ли удастся установить контакт… Как видите, даже сфабрикованная вами без моего ведома газета не очень-то помогла… Вы не сделали необходимых выводов из информации Коха, из моих комментариев к этой информации… Я уже не говорю о личной просьбе. Я имел честь просить вас, господин Зильбер, не впутывать девушку… Вы не пожелали внять этой просьбе… Потратили много средств, энергии, времени, подвергали риску себя и других… А польза какова?
— Профит еще будет, господин Эрхардт… Смею вас заверить. Контакт с литератором многого стоит. А что касается личных просьб… Что мне вам сказать? Сентиментальность — опасная болезнь…
Бахарев по-прежнему продолжал встречаться с Мариной. Ей показалось, что он остепенился, его не тянет больше в рестораны, к шумному застолью. В чем дело? Марина терялась в догадках. И была среди них такая, что не давала покоя: вероятно, его вызывали, с ним беседовали, предупреждали? И восстанавливая в памяти свой разговор с Птицыным, она думала: неужели так? А почему, собственно, должно быть иначе? О, если бы она сама могла рассказать ему о той беседе. Не может. По крайней мере сейчас. После злополучного обеда на ВДНХ Бахарев счел нужным прийти к Марине и в свойственном ему шутливом тоне извиниться за то, что не сдержал слово, не пришел к ней: «Ваш рыцарь просит нижайшего снисхождения. Турист, Мариночка, оказался существом в высшей степени болтливым и любознательным. Даже сюжет моей будущей повести заинтересовал его…» Николай со всеми подробностями передал ей беседу с Зильбером. И от него не ускользнуло испуганное выражение лица Марины. Для Бахарева уже бесспорно — Ольга, а не Марина наводила «туриста» на след. И все, что произошло тогда в ресторане ВДНХ, — не искусно разыгранная сцена. Надо успокоить ее, объяснить… Рано. Да и поймет ли? И он старался убедить себя: должна понять, она же умница… Скорей бы. И тут же: умей ждать, Бахарев. А она ждать не хотела. Она была настойчива, требовательна.
Иногда Николай куда-то исчезал на несколько дней, но накануне всегда предупреждал: «Буду работать. Легко пишется…» Как-то она спросила его: «Когда же выйдет из печати твоя книга? Ты уже давно получил аванс». Он тяжело вздыхал и сетовал на издательство: «Перенесли в план будущего года».
В эти дни Бахареву и Марине все реже удавалось оставаться вдвоем. У них появился почти постоянный спутник — Ольга. Она всегда находила повод прийти к Марине именно тогда, когда там был Николай, и уйти именно в тот час, когда Бахарев собирался домой. Хозяйка нервничала, иногда даже грубила Ольге. Та делала вид, что не понимает, в чем дело, и продолжала… приходить.
…Ольгу арестовали в Бресте, когда она уезжала домой на каникулы. Все, что предшествовало предъявлению постановления на арест, она восприняла с поразительной невозмутимостью — ни тени смущения, тревоги. Когда ее пригласили в административное здание КПП для осмотра личных вещей, она с холодной вежливостью сказала:
— Сейчас, вероятно, придет носильщик?
— Да, конечно…
— Благодарю вас. — И всем своим видом подчеркнула: да, я понимаю, у вас такая служба. — Пожалуйста — вот все мои вещи… Видимо, тут какое-то недоразумение.
Капитан, производивший обыск, не торопился. Он аккуратно вынимал из Ольгиного чемодана одну вещь за другой, внимательно рассматривал белье, обувь, платья, блузы, шерстяные кофты, всякие безделушки, русские сувениры, бутылки коньяка и пакеты с кофе. Понятые — механик железнодорожного депо и врач медпункта — задремали в мягких креслах. Ольга села рядом с понятыми. Вынув из сумочки губную помаду и зеркальце, принялась освежать бледную краску на губах. Потом спросила: «Разрешите курить?» — словно все происходящее ее не касалось и уж, во всяком случае, не волновало.
Так прошло не менее часа.
Капитан занес в протокол последнюю запись под номером 27. Каллиграфическим почерком было выведено:
«Сувенир — тульский самовар. Цена не обозначена».
Ольга повернула голову в сторону капитана и, улыбаясь, спросила:
— Это, кажется, все? — Пожалуй, впервые в ее голосе прозвучало нетерпение.
И с той же неизменно холодной вежливостью последовал ответ капитана:
— Простите, это еще не все. Разрешите посмотреть вот эту сумочку?
И он потянулся к лежавшей перед Ольгой на круглом столике черной кожаной сумочке. Понятые, впервые за два часа услышав человеческие голоса, встрепенулись, закашляли, заерзали на своих креслах и даже привстали.
Сидевший у окна Птицын все время пристально наблюдал за Ольгой. Он подметил, как круто изогнулась ее искусно подчерненная бровь, как слегка порозовело бледное лицо и задрожали пальцы, ухватившиеся за ремешок сумочки.
— Разрешите…
Ольга разжала пальцы.
— Пожалуйста…
Капитан открыл сумочку и по-прежнему неторопливо выложил на стол пудреницу, расческу, носовой платок, тюбик губной помады, деньги, набор открыток, жевательную резинку… И когда сумочка уже опустела, он осторожно раскрыл ее пошире и ловко зацепил кончик клейкой ленты, скрепившей внутреннюю обшивку с металлическим остовом. Лента легко отделилась, и внутри сумочки обнаружилось тайное отделение. Капитан попросил понятых подойти поближе к столу и на их глазах извлек из тайника несколько листков. Это тонкое шелковое полотно весьма условно можно было назвать бумагой. В тайнике оказались три пронумерованных листка такой бумаги, исписанных убористым почерком.
Капитан взял лист № 1. Первая строка была жирно подчеркнута. Он вслух прочел ее: написанные по-немецки фамилия, имя, отчество и полное ученое звание. Это была фамилия математика, которым так интересовалась разведка.
Капитан бережно отложил в сторону найденные в тайнике листы бумаги и подчеркнуто вежливо обратился к Ольге:
— А теперь я прошу вас снять туфли… Вот здесь коврик… Чтобы вам не простудиться… Или вам угодно будет достать из чемодана другие туфли?
Молча, ни на кого не глядя, Ольга сняла туфли и подала
