В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках - Уильям Мак Нил

Наличие подобных разногласий и затруднительность их урегулирования представляли собой основную слабость военных систем Венеции и Милана. Ни один капитан не мог быть назначен командующим всей венецианской армией без того, чтобы зависть или другое иррациональное чувство не заставило бы подчиненных уступить соблазну неподчинения— даже на поле боя. Подобные трения возможно было урегулировать путем назначения соперничающих капитанов на разные фронта— что однозначно снижало боеспособность армии в целом. Сфорца сам столкнулся с проблемой налаживания взаимоотношений между подчиненными после прихода в 1450 г. к власти в Милане.

Гражданские власти (особенно Венеции и Милана в 1480-х) нашли выход в заключении контрактов со все меньшими подразделениями, пока не дошли до уровня одного «копья». Контроль над вооруженными силами стал гораздо эффективнее, поскольку власти могли назначать нужного человека командовать приданным ему соответствующим количеством «копий». Кроме того, подобным образом поощрялось создание офицерского корпуса, в котором карьера зависела в большей степени от гражданских властей, чем от солдат, которые в определенный промежуток времени могли оказаться под командованием определенного офицера. Подобная модель подчиненности гарантировала действенность политического контроля над армией; военные перевороты перестали являть серьезную угрозу.

Таким образом, в долине реки По к концу XV в. возникла гибкая и эффективная военная система, поддержанная финансовыми и политическими расчетами. Это ознаменовало второй этап подстройки государственных институтов итальянских городов к реалиям коммерциализации военных действий.

Поскольку городов было сравнительно мало, а «копий» — много, то и условия при переговорах были явно в пользу работодателей. Эволюция может быть рассмотрена как развитие от первоначального свободного рынка (где шантаж и грабеж определяли затраты на защиту путем бесчисленных местных «рыночных» взаимодействий) к олигополии (в которой несколько крупных военачальников и градоначальников заключали и расторгали контракты) и затем к квазимонополии в рамках каждого большого процветающего государства в Италии. С другой стороны, можно утверждать, что неискренние денежные отношения постепенно уступили место более сложным связям между вооруженными людьми и их работодателями. Эти связи сочетали корпоративный дух с бюрократической субординацией, верностью командиру и государству (по крайней мере, в Венеции).

Какими бы сложными и изменчивыми ни были эти связи, конечным результатом была возросшая устойчивость в отношениях между гражданским и военным элементами общества, что позволило ведущим итальянским городам вести политику на уровне великих держав времени. Так, в 1508 г. венецианцы отразили наступление так называемой Камбрейской лиги, в которую входили папа Юлий II, император Максимилиан, короли Франции и Испании. Единственным противником, которому Венеция уступала на поле боя, были турки.

Позднее, когда итальянские города стали переходить из рук в руки в войнах между Францией и Испанией, такие обозреватели, как Макиавелли (умер в 1527 г.), стали с пренебрежением отзываться о виртуозности, с которой Венеция и Милан применили свой управленческий механизм к требованиям эпохи. В это время человеческие взаимоотношения и военные отношения в частности не могли более регулироваться на основе личных отношений в соответствии с обычаем и положением, а должны были руководствоваться надличностными рыночными отношениями. До самого недавнего времени нападки Макиавелли на наемную солдатчину могли показаться убедительными историкам XIX–XX вв., чей собственный военный опыт однозначно был на стороне идей гражданина-воина и патриотизма. Однако в наш век, когда военный профессионализм может вновь обратить граждан-воинов в пережиток эпохи, исследователи начинают принимать метод, который богатейшие города Италии применили в XIV в. и который стал стандартом для государств севернее Альп двумя веками позже[110].

Остается фактом то, что сбор налогов для оплаты солдат, которые тратили полученное жалованье и тем самым поддерживали налогоплательщиков, продемонстрировал, как коммерчески выраженное общество могло эффективно защитить себя. Внедрение административных методов контроля солдат, и все более длительные сроки службы у одного и того же нанимателя позволили этим городам уравновесить присущий рыночным отношениям фактор неустойчивости.

Иначе говоря, эффективные налогообложение и обслуживание кредитов совместно с профессиональным военным управлением поддерживали мир дома и экспортировали неопределенность рисков в область внешней политики, дипломатии и войны. Государства, запоздавшие с развитием эффективного внутреннего управления вооруженных сил (например, Генуя и Флоренция), продолжали проходить через повторяющиеся вспышки внутренних смут и насилий. Наиболее умело претворявшая нововведения в области управления вооруженными силами Венеция полностью избежала внутренних волнений, хотя с трудом защитилась от внешних угроз, спровоцированных чередой военных и дипломатических успехов республики в Италии.

«Пороховая революция» и восхождение Атлантической Европы

Итальянская государственная система (включая экономические отношения, сосредоточившие финансовые ресурсы в нескольких городах) была уязвима двумя разными, однако взаимосвязанными, процессами изменений. Первое было наиболее очевидным: политическое соперничество и дипломатические союзы не ограничивались пределами Аппенинского полуострова. Когда новообразованные на обширных территориях монархии решили вмешаться в итальянские дела, суверенитет городов-государств (даже столь искусно поддерживаемый) не мог продержаться долго. Первым сигналом стало вторжение мощных экспедиционных армий — турецкой в 1480 г. и французской в 1494 г. Хотя обе вскоре отступили, неспособность политически раздробленной Италии устоять перед массивным вторжением стала очевидной всем. В XVI в. полуостров стал ареной борьбы иностранных держав за обладание передовыми итальянскими технологиями и богатством.

Второй источник нестабильности был технологическим. Коммерциализация военной службы зависела от коммерциализации оружейной промышленности и в то же время поддерживала ее. В конце концов, солдат без оружия было малоценен, тогда как вооруженный человек мог предложить свои услуги по цене, соответствующей стоимости своего оружия и умению обращаться с ним. Легкий и открытый доступ к оружию, таким образом, становился sine qua non наемной войны.

Обыкновенная дальняя торговля также зависела от открытого доступа к оружию, поскольку невооруженный корабль или караван не дошел бы до цели. В то же время успешная международная торговля требовала столь же тонкого сочетания дипломатических переговоров, боеготовности и финансовой проницательности, необходимых для успешной организации защиты города и прилегающих территорий. Вероятно, эту идею можно сформулировать и следующим образом: технологии и навыки, разработанные для обеспечившей богатство и мощь великих городов Италии успешной дальней торговли, стали моделью и тканью для разработки итальянцами новых, однозначно европейских принципов дипломатии и войны.

Эта система поддерживала высокий уровень новаторства в области совершенствования вооружений. Многочисленные ремесленные мастерские производили широкий спектр оружия и доспехов для постоянно растущего потока самых различных покупателей. В подобных условиях любое новшество, приводившее к снижению стоимости либо улучшению технических данных продукта, быстро становились востребованным. Таким образом в XIV в. было положено начало гонке вооружений, ставшей привычной составной более поздней европейской истории. В первоначальный период лидировала Италия и ее вооруженные силы; не прошло и века, как новые виды оружия стали инструментами ведущих держав и могущественных монархов.

Итальянские оружейники были лучшими, пока спор шел между все более мощным арбалетом и совершенствовавшейся броней. В XIV в. было внедрено арбалетное «стремя» (1301 г., в Китае оно появилось в XI в.), позволившее стрелкам быстрее взводить более мощное оружие; деревянные крылья уступили место стальным (после 1350 г.); был изобретен заводной механизм для взведения тетивы (1370 г.)[111]. Далее совершенствование арбалета остановилось — новаторские идеи стали внедряться в производстве порохового оружия. Однако до этого каждый шаг вперед в повышении мощности арбалетов парировался совершенствованием защитных доспехов. Лидером производства лат был Милан, а единственным сравнимым с ним по уровню центром производства арбалетов была Генуя, где многие правители европейских государств нанимали арбалетчиков, и которой даже могло принадлежать первенство в производстве арбалетов.