Чудовища были добры ко мне - Генри Олди

Объявление о смерти Фернандеса Великолепного и восшествии на трон Ринальдо Заступника, врага мерзких изменников, Вульм благополучно проспал.

Вскоре маги покинули гостиницу, и Вульм увязался следом. Гостиница стояла на окраине, изменников в квартале жило – раз, два, и обчелся. Девятый вал резни сюда не докатился, кипя багровой пеной в иных местах. Маги шли, беспокойно оглядываясь по сторонам. Циклоп что-то говорил Симону, Симон кивал. Вдали над крышами поднимались столбы дыма – густые, аспидно-черные на фоне бледного зимнего неба. Там горели дома. Мимо, торопясь, время от времени бежали какие-то люди. Мародеры, оценил Вульм. Тащат, что попало. Маги свернули в переулок, где кого-то били, и остановились – так резко, что Вульм едва не налетел на подопечных. Встав за углом, он пригляделся. Били мальчишку. Камнями. Здоровенного детину – должно быть, отца – уже прикончили. Мальчишка ковылял прочь, держась за стену, потом полз, цепляясь за обледенелый булыжник; потом замер, ткнувшись носом в башмаки Циклопа.

– Эй, чего встали?

– Проваливайте!

– Сами ублюдка добейте! Разрешаем!

Уходите, одними губами шепнул Вульм. Ну, мальчишка. Ну, убьют. Одним изменником больше, одним меньше. Ваше-то какое дело?

– Защитнички!

– Песок сыплется!

– Валите, пока мы добрые!

От Симона пахнуло жаром. Маг врос в мостовую, окаменел без движения. Не уйдет, уверился Вульм. Вот ведь старый дурак… Он и тогда, двадцать лет назад, остался в подземельях, а я ушел. Я и сейчас уйду. Симон сожжет буянов, и мы пойдем дальше. Что ему грозит? Вызовут на королевский суд, оправдается… Мальчишка у ног Циклопа поднял голову. В мокрых от слез глазах изменника плескалась надежда. Наверное, у Мари были такие же глаза. Красавец Теодор Распен изгалялся над жертвой, а девочка ждала: вот сейчас вернется отец. Сильный отец. Справедливый отец. Отец-Защитник. Мари ждала, и надежда таяла.

Пока не растаяла до конца.

Вульм вышел из-за угла. Нет, годы никуда не делись. Да и Симону Пламенному вряд ли нужна помощь. Возраст помутил твой рассудок, Вульм из Сегентарры. Ты делаешь глупости, жалкий, сентиментальный старик, а значит, долго не проживешь.

Он встал рядом с магами – и взялся за Свиное Шило.

Глава четвертая

Я – твое чудовище

1.

Камни бьют в стену. Камни бьют в тело.

Каждое попадание – изменение.

Корчась под ударами, истекая кровью, Танни радуется. Он знает: калеча плоть, камни делают ему подарок за подарком. Превращают в иное, могучее существо. Грузчик? Воин! Он встанет с мостовой, и встанет в гневе и ярости. С хищным мечом в руке. С багровым глазом во лбу. С огнем, накинутым на плечи, словно плащ. Три старца, явившись из зимней стужи – не в смертной ли судороге разума? – соединят усилия, превратятся в одного беспощадного убийцу, и звать мстителя будут Танни. Какая-то заноза кроется в этой прекрасной будущности, мешая поверить до конца. Саднит, отравляет душу сомнением. Танни – воин! – вырывает занозу с корнем. Он отомстит за отца! Он отомстит за Эльзу.

Он…

Тепло. Жарко.

Что-то давит на лоб. Нет, не ладонь сивиллы.

Отец!

…Эльза!

Страх упал с небес, вцепился когтями, окутал душными крыльями. До одури, до смертного озноба Танни боялся открыть глаза. Всего лишь миг назад он лежал на обледенелом булыжнике, под градом камней, и ничего не боялся, мечтая о мести. И вот – лежит на мягком, в тепле, задыхаясь от дурных предчувствий. Тряпье, подумал он. Бросили на пол, как для собаки. Или расщедрились на топчан? Лоб холодила мокрая повязка. С осторожностью зверька, угодившего в западню, мальчик принюхался. Он боялся выдать себя даже трепетом ноздрей. Запах жилья. Печная гарь, смолистые поленья. Ухо болит. Ой, как болит! Ноет, дергает. Спина тоже болит. И бедро. Губа распухла, как оладья. Во рту – острое, злое. Царапает. Голова? Голова, вроде, ничего. И отрезанные пальцы на ногах вспомнили, хвала Митре, что их нет…

– Хитрец. Это хорошо.

– Почему?

– Хитрецы живучи…

– Ну, не знаю.

– Хватит притворяться, парень. Посмотри на меня.

Веки дрогнули. Зрячий глаз слезился, мешая как следует разглядеть человека, раскусившего нехитрый обман. Танни моргнул, слезы потекли на щеку. Над ним склонился старик – тот, у кого лицо из разных половинок. Значит, троица – не бред помраченного рассудка. А мерцающий карбункул во лбу старика? Лоб незнакомца вновь скрывала кожаная повязка. Танни с ужасом представил, как она чернеет, обугливаясь, открывая камень-пожар, вросший в кость и мозг.

– Вы…

– Я. Что ты хочешь сказать еще?

– Вы меня спасли?

Осколок переднего зуба оцарапал язык.

– Спас, – кивнул старик без особой приветливости.

– Я…

– Ты мне благодарен. Верю. Ты мне благодарен так, что у тебя нет слов. И в это верю. Урок первый: не спеши благодарить, даже если тебя удержали на краю пропасти. Иногда пропасть – спасение, а спасение – кошмар. Как тебя зовут?

– Танни… Натан.

До сих пор все звали его Танни. Но он больше не ребенок. Отец погиб, теперь Натан – старший мужчина в семье. Пусть старик зовет его полным именем. Даже если старик – сумасшедший.

– Сесть сможешь?

Вместо ответа Танни – нет, отныне и навсегда Натан – сел. Тело откликнулось многоголосьем боли. Комната завертелась колесом. У окна в кресле, свесив подбородок на грудь, дремал второй старик – высоченный, лысый, древнее руин. Единственный, кто остался недвижен, как гвоздь, вокруг которого вертится мир. Это он сомневался в живучести хитрецов – и, должно быть, имел на то веские основания.

– Голова кружится?

Старик с повязкой на лбу видел мальчика насквозь.

– Все, уже прошло.

– Врешь. Значит, соображаешь. Я прав?

– Наверно…

– Соображай, парень. От этого зависит твоя жизнь.

– Я понял, – Натан проглотил комок в горле. – Я понял, господин.

– Зови меня Циклопом.

– Хорошо, господин Циклоп. Вы маг?

– Нет, – придвинув табурет, Циклоп сел напротив. – Теперь спроси, добрый ли я человек? И я снова отвечу: нет. Я тебя спас не по доброте душевной. Заруби себе это на носу, хитрец Натан. Ты мне нужен. Вслушайся в мои слова. В них звучит все добро нашего славного мира: «Ты мне нужен!» Большего я тебе предложить не смогу.

– Зачем я вам нужен, господин Циклоп?

В жарко натопленной комнате Натану сделалось зябко. Он едва совладал с дрожью. Руки старика лежали на бедрах, и были вовсе не старыми. Гладкая, упругая кожа; сильные пальцы музыканта. Эти руки скорее принадлежали мужчине средних лет. В сравнении с морщинистым, странноватым лицом… Словно подслушав чужие мысли, Циклоп сцепил пальцы обеих рук на колене.

– Боюсь, ты последний из изменников Тер-Тесета.

– Последний?!

– Если спасся еще кто-то, он сейчас за сто лиг отсюда. Забился в такую нору, что и днем с огнем не отыщешь. А ты – вот он. Хоть режь тебя, хоть с кашей ешь.

– Что вы хотите со мной сделать?

– Еще не знаю, – Циклоп задумчиво поскреб подбородок. Под его взглядом мальчик чувствовал себя тушкой кролика под секачом умелого повара. – Ты только начинаешь меняться. Это кстати. Грозный Митра, как же это кстати! Я буду за тобой наблюдать. Буду тебя изучать. Возможно, ставить опыты…

– Опыты? Это как?

В ожидании ответа Натан весь покрылся испариной. Циклоп, как нарочно, не спешил. Встал, прошелся по комнате. С помощью кочерги открыл раскаленную печную дверку, подбросил поленьев в огненное нутро. Вернулся, снова взгромоздился на табурет.

– Опыты и пытки – родные братья. И те, и другие бывают болезненными. И те, и другие ставят одну задачу: постижение истины. Так говорила Инес ди Сальваре, а она знала толк в истине. Где кроется истина, хитрец Натан? В сердцевине. Значит, – Циклоп сунул в руки мальчику жестяную кружку, доверху полную рябинового чая. Чай остыл, был еле-еле теплым, – нужно узнать, что творится у человека внутри.

– Вы будете меня резать?!

Чай выплеснулся мальчику на ноги. Был бы кипяток – ошпарил бы, как пить дать. С минуту Натан, да и Циклоп – тоже, смотрели на кружку. Жесть уступила давлению, от пальцев остались глубокие вмятины. Еще чуть-чуть, и Натан скомкал бы посуду в кулаке.

– Резать? Хорошая идея, – кивнул Циклоп. Казус с кружкой, судя по всему, позабавил его. – Но не сразу. Посмотрим, что мне удастся выяснить менее радикальными способами.

– Господин Циклоп! Вы же не разбойник! – зачастил Натан, пытаясь успеть. Казалось: если он не сумеет убедить, умолить, Циклоп прямо сейчас достанет огромный ножик и разделает мальчика в лучшем виде. – Вы хороший человек! Вы мне жизнь спасли! Вас самого убить могли! А вы не побоялись… Зачем меня резать? Вы маг, вы просто скрываете от меня. Вы и так все узнать можете. Вы узнайте, а потом отпустите меня домой. Ладно? А я вам по гроб жизни… все, что захотите…

Циклоп слушал, не перебивал. Дождался, пока Натан умолкнет, выдохшись. Достал вышитый рунами кисет из желтой замши, вытряхнул на ладонь пахучий комочек смолы. Отправил в рот, принялся с задумчивостью жевать.