Изнаночные швы времени - Иван Слепцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беседу прервал протяжный звук трубы. Олег обернулся. К лагерю приближался еще один конный отряд – довольно внушительный. Стяги были свернуты, поэтому нельзя было определить, кто это. Потом один из знаменосцев ловко, на ходу прикрепил к древку полотнище, по ветру заплескалось синее знамя с каким-то водным чудовищем, и Олег понял, что к войску великого князя присоединился его двоюродный брат Болеслав Святославич Юрьев-Польский. А вскоре стало понятно, что он не один: чуть сбоку от основной колонны всадников ехал молодой человек, удивительно похожий на князя Андрея – это был Ярослав Ярославич Тверской, его младший брат.
Тверского князя сопровождали слуги, двое трубачей, небольшой конвой вокруг вьючной лошади с красивым ларцом на спине и знаменосец, обративший на себя внимание Олега. В седле он держался неестественно ровно, смотрел прямо перед собой. Бесстрастно невозмутим, невозмутимо бесстрастен.
Князья встретились, поприветствовали друг друга, а Олег все пытался поймать взгляд знаменосца: ему казалось, что в его глазах должно быть что-то особенное. Но шлем у того был с большой маской, поэтому ничего разглядеть было нельзя.
– Он слеп, – проследил за его взглядом князь Андрей.
Олегу стало неудобно. По-особенному неудобно. Такой спазм душевный ему был знаком. То же он испытывал несколько раз, когда работал по теме «Необъяснимые социальные проблемы» и ездил по российским приютам в 2010-х годах, переполненным, несмотря на благоприятную в целом ситуацию в стране. Бывало, приходилось ему смотреть искоса на какую-нибудь девочку-подростка с неудобным протезом, особенно ужасным в сравнении с живой ногой – стройной, красивой… А девочка вдруг обернется, поймает взгляд и спросит глазами: ты за мной? нет? чего тогда, скотина, уставился?! Он и чувствовал себя бестактной скотиной, краснел, отводил глаза, неуклюже разворачивался и уходил – вроде бы и не спеша, а самом деле бежал сломя голову.
Олег отвел глаза и увидел, что Андрей Ярославич уже велел снять с вьюка ларец, привезенный тверским князем, открыть его и теперь стоял перед дружинниками с образом Андрея Первозванного в руках.
– Владыка благословения так и не дал, но икону мы все-таки увезли.
Послышалось несколько возбужденных голосов. Сначала Олег подумал, что сможет наконец-то задокументировать пример публичного несогласия светской элиты с духовной в землях под юрисдикцией митрополита Московского, но, приблизившись, понял, что о епископе не говорят. Прибывшие с тверским князем сообщали, что отсутствие благословения дало возможность князьям уклоняться и от личного участия в сражении с Неврюем, и от присылки войск, хотя великий князь Владимирский и объявил поход. Из Нижнего Новгорода, из Городца, из Костромы и Ростова ответили в том духе, что без благословения идти на рать – грех.
Андрей Ярославич, послушав стоящих вокруг, помрачнел, резким движением головы подозвал слугу, отдал ему икону, вскочил на коня, поднял его в галоп и поскакал в сторону от лагеря. Несколько седобородых дружинников, владимирские бояре, помнившие еще отца князя Андрея, Ярослава Всеволодовича65, иронично переглянулись. Олег знал, о чем они думают. «Плетью обуха не перешибешь» – что-то вроде этого говорил один из них, Путята, накануне на совете у князя.
«В данниках хочешь ходить!» – выкрикнул тогда в ответ Пимша, один из самых молодых в думе, сам княжеского рода, но из изгоев, потомок младшего из сыновей знаменитого Ивана Берладника66, на закате дней переселившегося в Залесье и отвоевавшего большую вотчину за Костромой, у Чухломы. Дело чуть не дошло до схватки, и только князь, неожиданно продемонстрировавший способность взреветь чуть ли не громче медведя, заставил всех усесться на места.
Вчера на этом совете Олег оставался спокойным, он мемографировал, пользуясь привилегией гостя тихо сидеть в углу, а сегодня рассвирепел от этих ухмылок. Неожиданно для него самого в руке вдруг оказался боевой топор, а в следующее мгновение ларь от иконы, только что стоявший на большой колоде, вдруг отлетел в сторону, а колода разлетелась на две части. Никто не успел заметить, как это случилось – все увидели только топор, по рукоять ушедший в землю. Все шарахнулись в стороны, а Олег взлетел на спину Сполоха и погнался за князем.
Чудесный конь выбрал его. Именно выбрал. После стычки у деревни делили лошадей, конь подошел к Олегу и ткнулся мордой в грудь: я с тобой, мол, буду.
Князя нагнали – не прошло и пяти минут, но тот свернул с дороги, уходящей к Владимиру, на небольшую тропку, что вела на возвышающийся над рекой косогор. «Не дай бог, прыгнет», – уколола Олега мысль, но, как ни просил Сполоха, на подъеме конь не мог соревноваться с шустрой лошадкой князя.
Конечно, Олег знал, что у Андрея Ярославича другая судьба, что ему не суждено умереть в минуту душевной слабости, сорвавшись с косогора над Колокшей, но в экспедициях сиюминутные ощущения часто доминировали над знаниями. «Ты представляешь, – говорил он Андрею каждый раз после возвращения, – мне опять казалось, что все может пойти по-другому».
Мысли броситься вниз, судя по всему, у князя не было. Оказавшись на верхотуре, Олег видел, что князь, спешившись, смотрит на лежащую внизу лесистую заречную долину, резко жестикулирует и что-то выкрикивает. Из-за ветра, сильного на высоте, невозможно было разобрать, к кому князь обращается и о чем говорит, и расслышал его Олег, только когда подошел вплотную.
– Что это, господи? Что это? – говорил князь. – Покуда нам между собою ссориться и наводить друг на друга татар, лучше мне бежать в чужую землю! Лучше, чем дружиться с татарами и служить им. Господи! Что это, господи?
Это подобие мантры прозвучало раз пять, пока Олег не решился ее прервать.
– В чужую землю, княже, не грех удалиться. Беды здесь нет, не один владетель так поступил. Но горько бывает, если такой владетель поймет, что не все для своей земли перед этим сделал.
Князь взглянул на него молча, как бы не узнавая. Постоял, ковыряя носком сапога землю:
– Поучать, пример не показывая, – невелико мудрство. А ты, боярин Олег Владимирович, с нами ли? – спросил колючим тоном.
К счастью, уместный ответ был и правильным, и правдивым. А если бы нет?
– С тобой, князь. Жалко только, что… – Олег повернулся в сторону хорошо видного отсюда холма за рекой, где должны были ждать его Феликс и Шурик, и зашевелил губами.
– Молишься? – спросил Андрей Ярославич и усмехнулся: – А сказать что хотел? Жалко, что воинов мало? Ничего! Немец твой – добрый воин. Один десятка стоит.
Князь отступил от обрыва, вынул из-за пояса рог и резко протрубил. Сразу откликнулись где-то рядом, и на косогор вылетели Ярослав Ярославич, Пимша и еще несколько дружинников. Тверской князь выглядел обеспокоенным, настороженно поглядывал на Олега и резко, без предисловий выкрикнул:
– Не собираешься ли, брате, на поклон в царскую псарню?
Глаза князя Андрея на секунду налились гневом, но ответил он совершенно спокойно:
– Нет, брате, другая дума была, но и ту отринул. Поднимаем войско.
И велел Пимше трубить конец привала.
В этот момент на другом берегу Колокши Феликс опустил подзорную трубу.
– Давай, Саша, собираться. Поедем к Переславлю. Олег говорит, что у него все в порядке. Он остается с князем, а нам с тобой со стороны за нашими сокровищами следить.
– Говорит? – непонимающе переспросил Шурик.
– Ну, не глупи, – Феликс уже бежал к лошадям. – По губам я прочитал.
X
Солнечный, но не очень жаркий полдень. Небольшая река Трубеж. Поле между ней и лесом. И лес – плотный строй сосен, похожий на миллионное войско сказочных витязей. Все равны, как на подбор. Стройные, крепкие, спокойные. Меж ними березки-оруженосцы. Молоденькие еще совсем, бестрепетные. А перед этим строем – еще одна сосна, выросшая без помех. Она раза в два толще, выше, ветвистее; кора, как латы, – богатырь-поединщик, уставший ждать равного себе.
Река от Феликса и Шурика справа – на востоке, опушка бора – слева, поле тянулось на север, где в Трубеж вливался ручей под названием Мурмаш, и дальше – до валов и стен Переславля-Залесского. Они сидели на мощной осине, одной из десятка выросших на берегу Трубежа, где река готовилась выбраться из леса, ограничивающего поле с юга.
Осины по размерам своим не уступали сосне-богатырю, на треть своей высоты возвышались над кронами остальных деревьев, поэтому видно отсюда все было очень хорошо. В подзорную трубу можно было разглядеть немногочисленных воинов на городских башнях, и русское войско на поле, вернее его пешая часть, было как на ладони. Оно потихоньку выстраивалось, стараясь упереться в овраг правым, южным флангом, а левый, северный, укрепляло засекой.