Евангелие от змеи - Пьер Бордаж

Обязательно принимайте лекарство, если боли будут слишком сильными при мочеиспускании. И... мадам, если вам понадобится психологическая поддержка... я написал там несколько адресов.

Он положил папку на тумбочку и кивнул на прощание, прежде чем выйти из палаты. Прошло несколько минут, прежде чем Люси смогла подняться на ноги и подойти к стенному шкафу, куда Марта убрала ее сумочку, туфли, белье, платье, шерстяной жакет —на случай, если вдруг похолодает, и зонтик.

Спускаясь в метро, Люси решила отправиться на работу, а не домой. Ей нужно было немедленно заверить близнецов в том, что она полна сил, совершенно здорова и приступит к работе даже сегодня, если они того пожелают.

У посетителей Сети нет ни расширителей, ни хирургических зеркал, чтобы проверить состоянии ее слизистой, так что никто не заметит разницы между нынешней Люси и прежней Мануэллой. Она замажет синяки тональным кремом и постарается превозмочь физическую боль и морально-психологическое потрясение, чтобы помочь этим жалким типам —мужчинам —забыть их одиночество, сексуальное и эмоциональное убожество. Люси была уверена, что справится, хотя каждый шаг; несмотря на анальгетики, вызывал острую боль во всем теле.

Она не имела ни малейшего желания возвращаться в свою квартиру, к простыням, испачканным ее собственной кровью и спермой ее палача. Там Люси караулил кошмар, а может, и сам ублюдок Джо. Он знал адрес, он мог вернуться, чтобы снова мучить ее, — в любой момент, днем и ночью. Она не собиралась подавать жалобу, точно зная, что полицейские всего лишь пожмут плечами, как только она назовет свою профессию. Можно подумать, что, выставляя себя напоказ в Интернете, она выдала всем мерзавцам разрешение на изнасилование!

Нет, она просто переедет как можно скорее и никому не даст нового адреса —разве что Марте.

Люси вышла из метро под теплый, душный ливень, под которым вы не только промокали до нитки, но и обливались липким потом. Люси как-то смотрела ток-шоу Омера, где несколько яйцеголовых утверждали, будто территория Франции и часть Северной Европы постепенно превращается в субтропическую зону, а пустынная зона стремительно наступает на Испанию, Италию, Балканы, Албанию, Болгарию и Грецию, как будто Сахара перешагнула через границы и прыгнула на Средиземное море, чтобы сожрать Южную Европу. Она никогда не была на тропическом острове, но если тропики —это удушающая влажность и ощущение, что тебя тушат в кастрюльке под крышкой, то она не завидует мужчинам и женщинам, которые, подобно ее брату и золовке, отправились чартерным рейсом на Карибы в поисках райских миражей. Люси шла медленным, осторожным шагом среди двигавшейся по тротуару нервной, почти истеричной толпы.

Средь бела дня наступила ночь, дождь заливал дорогу, машины ехали с включенными противотуманными фарами... Казалось, вот-вот наступит конец света. Шум падающих с неба тяжелых капель заглушал привычный гомон бульвара.

Она столкнулась с младшим близнецом у входа в офис, он болтал с Жози —утренним диспетчером, у нее еще был сильный акцент уроженки юго-востока Франции.

На трех этажах здания находились многочисленные офисы разных контор, одни служили прикрытием другим, и все контролировались близнецами.В углу громоздилась стопка порнографических журналов —тепленьких, только что из типографии. Наниматели Люси занимались еще и тем, что они с пафосом и не осознаваемой ими самими иронией называли издательским делом.

—Как дела, Люси? —спросила Жози.

Выражение сочувствия в ореховых глазах и голосе телефонистки, застывшей за своей стойкой, ужаснуло Люси. Она отсутствовала всего два дня, не стала за это время инвалидом и пришла на работу —как ни в чем не бывало. Люси стиснула зубы, чтобы не выдать себя, и тихонько встряхнула зонтик, прежде чем сложить его.

—Ну вот, я готова приступить, —сказала она, глядя на серый кафельный пол в потеках воды и следах грязных ног.

Она уловила натянутость, странную неловкость в установившейся после ее слов тишине.

—Пойдем в мой кабинет, —произнес наконец младший из братьев.

Люси не понравился огорченный взгляд Жози —она узнала в нем театральную печаль, которую надевает на лицо человек, навещающий родственников умершего.

Близнецы никогда раньше не беседовали с ней у себя на втором этаже. Она едва не грохнулась на крутой витой лестнице —если бы не перила, точно не добралась бы до площадки. Холодная испарина пропитала хлипок платья на плечах, груди и животе. Она осторожно присела на стул —вся нижняя часть тела разрывалась от острой боли —и посмотрела в лицо парочке своих работодателей: стоя против света, они напоминали сейчас персонажей театра теней в хайтековских декорациях.

—Мы не думали, что ты оправишься так быстро, Люси, —сказал старший, запустив пальцы в седую шевелюру.

—Марта сказала нам, что тебя ужасно избили.

Мы полагали, что ты... ты подцепила эту дрянь, сама знаешь, времена настали страшные...

—Мы правда рады, что ты благополучно выбралась, —добавил младший с тонкой улыбкой записного ханжи, —и сможешь быстро восстановиться.

—Для тех, кто умеет зарабатывать деньги —как ты, —хорошей работы хватает.

—Вчера Марта представила нам новую девушку —чернокожую малышку восемнадцати лет. Мы ее испытали.

Результат превзошел все ожидания.

—Она молода, понимаешь, Люси? Молода, экзотична, сверхвынослива, сложена как богиня, никаких запретов, способна, не отлынивая, провести на сайте двенадцать часов. Сама знаешь, каковы эти молоденькие: готовы на все, чтобы заработать —много и быстро.

Он щелкнул пальцами в подтверждение своих слов.

—Проблема в том, что на сайте sex-aaa места для всех вас нет, —слово снова взял младший из братьев.

Он достал из пачки сигарету, закурил. —Ты хороша, Люси, ты боец, но мы не можем допустить ни малейшего риска после того, что случилось, понимаешь? Ты бледная как смерть, просто страх берет смотреть. Тебе лучше сейчас отдохнуть, позагоратьгде-нибудьи вернуться кнам... ну, не знаю... месяца через два-три, когда действительно поправишься.

—Мы с девочками решили сделать тебе прощальный подарок.

Старший протянул ей сверток в подарочной упаковке через стеклянный стол, стоявший на толстых ножках из хромированного металла. Люси взяла его машинальным жестом. Ей казалось, что весь этот разговор ее не касается, что эта женщина —избитая, шатающаяся, преданная подругой и выброшенная нанимателями на улицу, как старая половая тряпка, —персонаж какого-то спектакля драматурга-постмодерниста. Марта поспешила впихнуть на работу к близнецам другую девушку —и наверняка не забыла про свою выгоду, но Люси была не в состоянии ненавидеть ее. Она даже не удивилась, узнав, что женщина, чья излишняя, навязчивая участливость иногда удивляла, больше того —поражала и раздражала ее, —была все это время королевой двойной игры. Дожив до тридцати трех лет, Люси так и не завела ни настоящей подруги, ни стоящего любовника, и именно ясное осознание этого факта, а не поведение "нанимателей" и "лучшей подруги", не потеря работы и не утрата последних иллюзий окончательно лишило ее сил, пригвоздив к стулу.

Прошло три четверти часа, прежде чем она добралась до своей квартиры на улице Монгалле, закрылась на два замка и разрыдалась, упав на грязные простыни, которые у нее не было ни сил, ни желания перестилать.

Она плакала долго, наверняка больше часа, извергнув наконец из себя страдание и ярость, которые так глупо сдерживала в кабинете близнецов. Люси злилась на себя за то, что не плюнула им в рожи своим гневом и отвращением, но она никогда не умела спонтанно проявлять эмоции. Она вышла из офиса, а потом и из здания, не сказав ни слова, не пролив ни единой слезы, не удостоив взглядом ни одну из встреченных в коридоре, во внутреннем дворе и под аркой теней, замкнувшись в гордости, страдании и тоске. Она не помнила, как спустилась в метро, а когда вышла на станции Монгалле под дождь, ей и в голову не пришло открыть зонтик. Страх и боль превратили несколько ступенек в голгофу. У нее так тряслись руки, что она сумела вставить ключ в замочную скважину только с четвертой попытки. Запах, стоявший в комнате, ударил ей в лицо, как пуля: кровь, секс и холодный пот. Все напоминало утро после битвы —вонь, беспорядок в комнате и плотная, мрачная тишина, которую не мог разорвать даже шум уличного движения.

Она поднялась на ноги, разделась и долго стояла под душем, но обжигающе-горячая вода не могла смыть грязьсдуши. Потом онадолго, со стонами и вскриками, опорожняла мочевой пузырь. Надев пеньюар, сдернула наконец грязные простыни, сунула их в стиральную машину, насыпала порошок, выбрала нужный режим, перестелила чистое белье и замерла на несколько мгновений, пережидая, пока уляжется острая, дергающая боль во всем теле.