Двойня для Цербера - Джулс Пленти

От его мерзких слов, приравнивающих меня к падшим женщинам, дрожь становится настолько сильной, что Церберу приходится еще крепче прижать меня к себе. Его тело поглощает мои вибрации, но отнюдь не жгучую, струящуюся по венам ненависть. Как жаль.

Чувствую, как в ягодицу упирается твердая мужская плоть, и разум большой, толстой иглой пронзается осознанием того, что это точно произойдет сейчас. Меня с головой накрывает волной животного страха. Я готова умолять его прекратить. Знаю, что Цербер уже не разожмет хватку, но это единственное, что я могу.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Я не буду сопротивляться, но и умолять не стану. Церберу доставляют удовольствие мои мольбы и просьбы прекратить. Он не получит этой радости.

Застываю, стараясь унять дрожь, от которой зуб на зуб не попадает. Ухожу в себя. Нужно опуститься на самое дно души и переждать там. Представляю, что сейчас меня ощупывает Орландо Блум времен первых частей «Пиратов Карибского моря». Я хочу раствориться в своих розовых, девчачьих фантазиях. Хочу, чтобы они стали моей анестезией.

Он всасывает кожу на моей шее в рот, заставив меня вскрикнуть — я все еще здесь. С моих нервов будто сняли оболочку, и все его действия ощущаются ярко до болезненности.

Властные твердые пальцы прищипывают сосок и соскальзывают ниже. Гладят лобок, а потом начинают терзать нежную «жемчужинку», отодвинув кожицу и подставив чувствительное, как клубок нервов, местечко режущим струям.

— Я знаю, что тебе такое нравится, — хрипло шепчет у виска. — Сейчас потечешь, и будет не так больно.

В моей голове ватный вакуум, а душа словно онемела или впала в анабиоз. Сосредотачиваюсь на ощущениях внизу живота, которых все равно не могу избежать.

Я же представляла это с любимыми персонажами из книг и фильмов. Сейчас пусть это тоже будет фантазия.

Трипую где-то между сном и реальностью. Вся моя чувствительность схлопнулась до размеров крохотного местечка, которое он ласкает почти нежно, укрыв от грубых водяных струй.

Цербер дышит тяжело и поверхностно. Не дает мне даже минутной передышки. Внизу живота все сжимается, как тогда в ресторане. Я отчаянно зажмуриваюсь и представляю, что меня ласкает вода. Все равно, что прислонить к себе душевую насадку.

Чувствую, как он просовывает мне между ног вторую руку. Распахиваю глаза и смотрю прямо перед собой, боясь глянуть вниз. Раздвигает мои складочки, которые влажные не только из-за воды, и проталкивает в меня кончик пальца. Рвусь из его рук, быстро и судорожно дышу, чуть ли не захлебываясь то ли от горячей воды, то ли от собственных слез.

— Стой спокойно, принцесса, — шипит он и вновь прижимает меня к себе.

Я гипнотизирую воду, которая стекает по темному стеклу. Цербер глухо стонет, трется об мою попку тяжелым, твердым членом и продолжает двигать во мне пальцем. Контрастные ощущения сталкиваются. Резь и тяжесть дополняются приятным возбуждением. Тело вновь поддается, пока психика ограждает себя ментальной стеной, пытаясь не дать мне сойти с ума.

Смотрю на свое искаженное лицо и понимаю, что не только его ненавижу, но и себя. Одна рука все еще свободна, и я упираюсь ладонью в разогретую скользкую поверхность и загораюсь. Ниже пояса бешено пульсирует, а ноги дрожат еще сильнее.

— Видишь, как может быть хорошо. Упрямая девчонка. Ты все еще меня ненавидишь? Скажи это, я разрешаю.

— Ненавижу, — шепчу я, вновь разревевшись.

Цербер хватает меня за руку и заводит мне ее за спину. Вжимает меня грудью в стекло и накрывает спину собственным тяжелым, давящим и напряженным телом.

— Громче, — рявкает он. — Давай же!

— Ненавижу тебя, — визжу я так громко, что мой голос перекрывает шум льющейся воды.

Этот мой крик. От него стало только хуже. Легкие горят, а грудную клетку словно вскрывают на живую. Воздушный замок, в котором я укрылась, рухнул, и реальность вернулась в полном объеме.

— Чем больше ты кричишь о своей ненависти ко мне, тем больше меня это заводит, — шепчет мне на ухо, касаясь кожи горячим дыханием.

— Извращенец, — просачивается сквозь мои сжатые до скрипа зубы.

— Не удивила, принцесса. Что еще скажешь? — глумится он надо мной.

— Сволочь, — проговариваю отчетливо.

— Ага, сволочь, которая заботится о твоей семье, — парирует он потемневшим отнюдь нет от злости голосом. — А еще пытается сделать из твоего братишки нормального человека. Ну же признайся, что на самом деле ты и сама хочешь этого.

Больше всего на свете я хочу оказаться на другой планете. Но не могу пожертвовать здоровьем Никиты. В конце концов, это всего лишь мое тело. Нужно только немного потерпеть.

— Спасибо тебе за все, — выдавливаю я слова, которые причиняют мне почти физическую боль.

Отпускает мою руку и зажимает мне рот ладонью. Она такая большая, что частично закрывает нос, так что дышу я через раз.

— Не нужны мне твои херовы благодарности, — чеканит у виска.

Цербер сильнее вжимает меня в стекло и грубо раздвигает ноги коленом. Время игр и разговоров кончилось. Он убирает руку от моего лица и обхватывает жесткими пальцами оба запястья. Вновь заводит руки за спину и крепко прижимает их к пояснице.

В солнечном сплетении будто дыра, а низ живота пульсирует в ожидании страшного. Теплые пальцы с морщинистыми подушечками раздвигают складочки, и в меня упирается нечто большое и твердое. Он вдавливает это в меня, гася рефлекторные трепыхания и попытки вырваться из рук, прижимая к скользкой поверхности.

Вскрикиваю. Острая, саднящая боль, которая вспыхнула в пояснице, пронзает железным прутом все мое тело. Ёрзаю, пытаясь исторгнуть из себя это огромное и причиняющее боль. Но лапища обхватывает шею и фиксирует крепче, размазывая меня по поверхности. Он все заполняет мое тело, сопровождая эту экзекуцию мерзкими утробными звуками.

Натыкается на преграду внутри меня, и боль преумножается. Меня словно нарезают изнутри ножами. Цербер останавливается, и я тоже замираю, обезумевшая от острой рези внизу живота.

Он