Зеркальные очки - Брюс Стерлинг

Для осторожных правительственных бюрократов Стоунхендж представлял только потенциальную катастрофу. Несколько накренившихся камней были готовы рухнуть, шатающиеся архитравы нуждались в починке. Правительство обратилось за помощью в Общество Антикваров. То ухватилось за возможность превратить реставрацию в грандиозные — а на поверку оказавшиеся гибельными — раскопки на территории всего памятника. Правда, поступление денег от государства прекратилось, как только камни были выправлены, но Общество годами пыталось финансировать исследования самостоятельно. Довольно часто полковнику Уильяму Хоули приходилось работать одному и жить в продуваемой насквозь хижине прямо на месте. В 1926 году проект, к счастью, приостановили, а Общество практически ничего не добилось, только испортило археологический материал да выставило себя на посмешище. Как говорил растерянный Хоули в интервью «Таймсу»: «Кажется, чем больше мы копаем, тем сильнее углубляется тайна».

Как и множество людей до него, Кейдж не выбирал карьеру; он стал наркохудожником случайно. Когда он поступил в Корнелл, то собирался заниматься генной инженерией. В то время Боггс как раз создавал вирусы, способные изменять хромосомы в уже существующих клетках. Квабена опубликовал новаторскую работу о реконструкции водорослей для человеческого потребления. Казалось, чуть ли не каждый месяц еще один генетик выступал с докладом и рассказывал о чуде, которое изменит мир. Кейдж тоже желал творить чудеса. Тогда идеализм не выглядел глупо.

К сожалению, в то время каждый умный ребенок в стране хотел заниматься генной инженерией. Конкуренция в Корнелле была жесточайшей. Кейдж стал делать наркотики на втором курсе, чтобы справиться с программой. Начал с малых доз метразина; говорили, тот вызывает только психологическое привыкание. Кейдж же воображал себя круче любой дури и не уделял внимания рекреационным веществам. Не было времени. Иногда пробовал тетрагидроканнабинол — и в виде марихуаны, и в составе новых шведских аэрозолей. Как-то на весенних каникулах девушка, с которой Тони встречался, дала ему мескалин. Сказала, что после этого к нему придет озарение. Так и случилось — Кейдж бросил ее, осознав, что напрасно тратит свое время.

Спустя три семестра все пошло наперекосяк. К тому времени он сидел на метамфетаминах, иногда употребляя за раз больше восьмидесяти миллиграммов. Кайф от них напоминал оргазм, охватывающий все тело: естественно, учиться после такого было трудновато. Научный руководитель посоветовал ему бросить программу, когда Кейдж получил «удовлетворительно» по генетической химии. Тони сжигал мозговые клетки и терял вес, уже давно не понимая, как ему дальше жить. Знал только, что надо пройти очистку и начать все заново.

Он записался на курс психофармакологии из какой-то параноидальной прихоти. Учиться чему-то надо было, так почему бы не узнать побольше о веществах, которые активно разрушали его собственное тело? Так Кейдж встретил Бобби Белотти, хорошего наставника, а вскоре и верного друга. Тот помог ему слезть с наркоты, получить самую простую степень по биологии и надоумил подать документы в аспирантуру. Большую часть идеализма Тони выжгло начисто в те семестры амфетаминового психоза. Может, потому он легко убедил себя в том, что создание новых наркотиков — занятие благородное, сродни поиску лекарства от гемофилии.

Кейдж защитил диссертацию на тему влияния индольных галлюциногенов на серотонинергические и дофаминергические рецепторы. Ранее считали, что индольные галлюциногены вроде ЛСД или диметилтриптамина подавляют выработку серотонина. Неудивительно, ведь их химические структуры были чрезвычайно похожи. Работа Тони показала, что галлюциногены этого вида влияют также на производство дофамина, а большинство зафиксированных эффектов являются результатами взаимодействия этих нейрорегуляторов. Он знал, что диссертация не была новаторской или блестящей: основы исследования заложили задолго до него. Но к тому времени Кейдж невероятно устал от затянувшегося студенческого статуса, и в тексте это прекрасно отразилось.

Тони получил степень в разгар краткого и бесславного правления Первой американской партии, кучки либертарианских фанатиков, явно желавших разрушить правительство Соединенных Штатов. Закрытие Управления по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств дало искру, в результате которой разразилась целая революция в области применения рекреационных наркотиков. Кейдж все еще размышлял, нужна ли ему докторская, когда позвонил Белотти и сообщил, что уходит из Корнелла. «Вестерн Эмьюзмент» набирала людей для исследовательской программы отдела по разработке новых психотропных наркотиков. Беллотти собирался к ним и спросил Кейджа, не хочет ли тот присоединиться. Естественно, Тони не отказался.

Команде Беллотти поручили разработать препарат для бизнесменов. Быстрый и грязный: растворимый в жирах, чтобы вещество добиралось до мозга и действовало буквально через несколько минут после приема. Также оно должно было быстро метаболизироваться, а психотропный эффект — исчезать через час или два. Без иголок, максимальная переносимость. Никаких пришествий Господа или невероятных длительных оргазмов, всего лишь небольшое психическое искажение, милые картинки, и пусть клиенты улыбаются.

Так как Кейдж уже работал с индольными галлюциногенами, то Беллотти дал ему почти полную свободу. Несколько месяцев прошли впустую, и Тони решил переключиться на искусственную разновидность триптамина. Она вроде бы вполне подходила по требованиям, а тесты на животных не выявили какого-либо значительного психотропного эффекта. Кейдж волновался, не было ли его воздействие слишком тонким. Вещество могло оказаться сколь угодно безопасным, но если после приема клиент оставался трезв, как баптистский бухгалтер, то никакого толка от него не было. Тем не менее Тони сумел убедить Белотти дать разрешение на микроионофорезные тесты с крысами.

Бобби был невероятно неряшливым человеком. Его кудрявые волосы не выносили расчесок. Он вечно заправлял рубашку, но из-за живота та всегда вылезала. На докладных записках и отчетах, слоями лежавших на его столе, красовались круги от кофейных кружек; пыль собиралась в укромных уголках компьютера. Несмотря на все свои способности, он был из тех работников, которых руководство предпочитает прятать подальше от внешнего мира.

— Посмотри! — Кейдж ворвался в кабинет друга и обрушил десятисантиметровую пачку распечаток на стол. — Результаты по ДМТ-производной. Вещество подавляет чуть ли не всю серотонергическую систему.

Белотти снял очки и потер глаза тыльной стороной ладони.

— Прекрасно! А у тебя есть эффект, который можно продемонстрировать?

— Нет, но цифры говорят, что он должен быть. Оно, скорее всего, играет роль какого-то катализатора.

Бобби вздохнул и принялся ворошить бумаги на столе.

— Головному офису сильно не терпится что-нибудь продать, Тони. И сейчас я не вижу в твоем препарате потенциала. А ты?

— Пару недель, Бобби. Я почти добрался до ответа, я чувствую это.

Белотти нашел приказ и передал его Кейджу.

— Передохни, Тони. Давай сделаем что-нибудь забористое на продажу, а потом ты сможешь попытаться снова.

Приказ переводил Кейджа под прямое руководство Белотти.

Они поругались. Тони никогда не умел спорить, к тому же взрывался по малейшему поводу. Бобби же был слишком спокойным и чертовски понимающим. К тому же Кейдж приходил в ярость еще больше, понимая, скольким обязан другу, но никогда себе в этом не признавался. Он снова почувствовал себя недалеким студентом, которого опять наставляет на путь истинный добрый профессор.

Кипя от злости, Кейдж принес ненавистный приказ к себе на рабочее место, вырубил компьютер и уставился в пустой экран. Настроение у него было боевое, хотелось выкинуть какой-нибудь совершенно безумный трюк. Идея родилась из злости, пришла словно из какого-то фильма про сумасшедшего ученого. Он набрал десять миллиграммов препарата и отправился домой опробовать его на себе.

Через полчаса после приема Тони лежал на диване и ждал хотя бы малейшего эффекта. Чувствовал он себя тревожно, как будто недавно закинулся легкими «спидами». Пульс участился, выступил обильный пот. Из тестов Кейдж знал, что наркотик уже проник в мозг, но ничего не чувствовал — даже гнев исчез. В конце концов Тони выбрался из кровати, зажег свет и отправился на кухню перекусить. Там он устроился перед телесетью с бутербродом в руке и включил монитор. Новости. Сменить канал. Клик. Клик.

Нет сигнала. Только визуальная статика. Как оказалось, именно она запускала психотропный эффект препарата. Сэндвич Тони так и не съел.

Вместо этого, весь следующий час он провел пристально смотря в экран, где случайно загорались красные, синие и зеленые вспышки. Только для Кейджа они не были случайными. Он видел узоры, структуры невероятной красоты: колеса пламени, янтарные волны пшеницы, ангелов, танцующих на конце иглы, лица демонов. Чувствовал себя так, будто сам превратился в узор. Освободился от тела и взмыл в экран, играя среди прекрасных огней.