ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) - Пантелеймон Кулиш

а для иных надобностей, почему мы двинулись мимо Львова, покупая все и коням, и

себе за деньги; а для военных запасов, завернули в Луцк, так как очень нуждались в

порохе и огнестрельных снарядах. Оттуда, немного отдохнув и исполнив свои

надобности, выехали мы на третий день*'.

Реляция Наливайка характеризует его кипящую боевой деятельностью природу, его

двусмысленный класс общества и самый дух, господствовавший на польских кресах.

Этот козакующий витязь въ

76

.

оправдательном письме не считал нужным упоминать о козацком самоуправстве в

Пикове, Брацлаве, Баре, Луцке и всюду, где побывали козаки. Самоуправство их считал

он чем-то законным. Даже личную свою месть над паном Калиновским описывает он в

следующих полунаивных выражениях:

„Что касается пана Калиновского, то мне известно, что ваша королевская милость

изволили прогневаться на меня, слугу вашей королевской милости. Это я должен был

сделать по уважительной причине: мне было больно, что пан Калиновский отцу моему,

который был у меня один, без всякой причины переломал ребра п таким мучительством

согнал отца моего со света. Не зная, как поступить .с нпм по закону за столь великую

кривду, больше которой, думаю, ничто никого из нас и постигнуть не может, и не имея

средств на издержки, которых требует судопроизводство, яко человек убогий (chudy

pachoиek), прибегнул я к тому, во чт5 горазд (znam siк do tego): помстился над ним

худодахольским способом. Но, так как ему в то время послужило счастье (Наливайко

не захватил Калиновского в его имении), то я, не думая мстить ему за всю мою кривду,

полагаюсь вполне, ничего себе не предоставляя, на Господа Бога и на милосердие

вашей королевской милости. И хотя он овладел всею моею землею, как ни мало ее у

меня было, и ныне владеет, я уж не хочу и не буду от него домогаться моего имущества,

не гоняясь насколько за прибылью. Этот поступок, как всякий иной, так и ваша

королевская милость, мой милостивый пан, принимая во внимание и уважительность

дела, и побудительную причину, не изволите считать за своевольство с моей стороны,

рассудив при этом и то, что мы нигде в другом месте, не имея ни к кому такой причины,

не осмеливались больше так поступить, и таким своевольством, к которому не обыкли,

не занимались".

Речь идет здесь о том, что Наливайко сжег мимоходом замок пана КаяиповекагоТи

разорил его местечко, Гусятин. После такой безделицы, не стоило оправдываться в том,

что, гостя в Брацлаве, он „полатал свои злыдни" насчет судебного общества или,

отдыхая в Луцке, ограбил город. Воителям Св. Креста надобно же было вознаградить

походные утраты если не королевским жолдом, то чем-то таким, что приходило и

скорее, и исправнее. Правда, король своим декретом осудил войта Тиковича с его

соучастниками на смертную казнь, а Луцких мещан освободил от взимания с них

чопового налога в уважение того, что они „от своевольного козацтва вельми на

маетностях своих пошкожоны и

.

77

шарпаны суть“; но наливаевцы смотрели на шкоды и шарнанье, как защитники края

от неприятелей Св. Креста.

Из Луцка пустились козаки перелетными птицами в Белоруссию—„отдыхать над

обычным козацким шляхом, над Днепром, пока не представится новый случай для

службы Речи Посполитой“, как изъяснял этот отдых Наливайко в том же

оправдательном письме к королю. „Но едва мы ступили в Литву, как говорится, одной

ногою (жаловался он), литовские паны, без всякой с нашей стороны причины и без

вины, только за кусок хлеба, в их маетностях съеденного, а пожалуй, еще и не

съеденного, обрушились на нас с гайдуками", и т. д.

Кусок хлеба состоял в том, что Наливайко овладел панским городом Слуцком и

забрал в городском замке всю артиллерию (12 пушек, 80 гаковниц и 70 ружей), а с

мещан взялъ

5,000

коп грошей литовских в виде разбойной черной дани, или татарского

гарача.

Из-под Слуцка козаки ходили отрядами добывать свой кусок хлеба к Копылу и

Бобруйску, наконец двинулись всею массою к королевскому городу Могилеву на

Днепре. Здесь мещане вздумали было защищаться, но поплатились сожжением своих

домов и крашных комор, которые дали наливайцам богатую добычу; а поданная

Сигизмунду III петиция от могилевских попов, с их протопопом, говорит, что козаки

ограбили в Могилеве и приходские церкви.

Современный священник, автор „Боркулабовской Хроники", описывая похождения

наливайцев, изображает вместе с тем и белорусских борцов за общественную

безопасность такими чертами, которые больше, нежели чтб-либо, объясняет

возможность Наливайщины в Речи Посполитой Польской.

„Лета Божого нарожденья 1595, месяца ноября 30 дня, в понеделок, за тиждень

перед Святым Николою, (пришел) Севериня Наливайко. При нем было Козаков 2,000,

дел (пушек) 14, гаковницъ *). Место славное Могилев, место побожное, домы,

храмы, острог, выжгли: домов всех яко 500, а храмов з великими скарбами 400.

Мещав, бояр, людей учтивых, так мужей, яко и жен, детей малых побили, порубили,

попогаиили; скарбов тож незличоных побрали".

*) Пробел.

78

.

В виду важности записок Боркулабовского очевидца привожу его свидетельство

подлинными словами:

„Тут же войско литовское Радивша *) троцкого, гетмана литовскою (зятя князя

Василия), до Могилева у погоню за козаками притягнуло, люду рыцарскою конною,

збройного Татар 4000, Литвы 14,000. Над тым людом был гетманом на имя Миколай

Бѵйвид. В той час Наливайко лежал (на леоюах) у Могилеве две недели. Услышал о

том Наливайко, иж (что) гетман з великим людом и з делами до Могилева тягнет, тогды

Наливайкой з могилевскою замку на гору Елинскую, где тепер церковь Святого Георгия

стоит: бо на .тот час не было, выехал. А так войско литовское на поли Буйницком,

именью вельможною его милости князя Богдана Соломерецкого, старосты кричевского

и олучицкою, на войско Наливайково вдарили и кругом оступили. Там же з ранку аж до

вечера, якобы вже к вечерни звонити час, межи собою битву мели; якож Литва, з

войском великим, натисками на войско Наливайкино. ИИредсе (однакож) один другому

войску мало шкоды учинили: бо армату, так дел и гаковниц, пулгаков весьми при собе

множество мел; так же люд свой стаборив коньми, возами, людом шол моцно (сильно).

Якож з дела с табору Наливайкины козаки пана зацного, пана Григория Анюховского,

забили. Первей коня под ним застрелили, а потом, выпавши с табору, козаки его самого

россекали. Тепер же Литва, от Козаков отстутшшп, до Могилева на больший луп

(грабеж) поехали; а козаки на всю ноч ехали до Бихова аж на низ. Литва за козаками

гналася аж до Рогачева, да ничбго згола (вовсе) не вчинили козаком; а Литва и Татары

рушили до Менска, Новогорода и до Вильны, набравшися тутаитего краю лупу **).

Другой очевидец Наливайщины, новогродский подсудок и ходатай по делам князя

Радивила Перуна и его тестя, Князя Василия,

*) Не пишет он Радзивил по польскому произношению, как делают наши историки.

**) Слова боркулабовского самовидца о хищничестве литовского войска

подтверждает кназь Василий в письме к зятю от 7 января 1597 года: „Жолнеры (пишет

он по-польски), а особливо из Княжества Литовского, равняются у нас иноземному

неприятелю в опустошении наших имений. Не только тех подданных, которых не

дограбили в Подолии козаки и Татары, они дограбливають, но, наконец, насилуют

почтенных женщин и панянок, а подданных убиваютъ

.

79

Федор Евлашевский, говорит в своих записках, что жители Луцка встретили

Наливайка с подарком в несколько тысяч злотых, но что это не спасло их от разорения.

С того времени (продолжает новогродский подсудок), проходя Полесьем до самих

Петрикович, рассылал он кругом универсалы с повелением давать ему подарки, чтб и

исполнялось беспрекословно. На Слуцк напал он потому, что оттуда замедлили выслать

ему черную дань. Эпизод записок Евлашевского о козацком загоне, ходившем под

Копыл, объясняет, почему Наливайко, в своем оправдательном письме, жалуется на

панских гайдуков. Привожу этот характеристический эпизод целиком.

„Между тем Наливайко послал было под Копыл с пятью сотнями Козаков

полковника Мартина, на которого вполне полагался, так как это был человек великого

сердца. Случайно наткнулись они на гайдуков его милости воеводы виленского

(Иеронима Ходковича, по-польски Ходкевича), которые, бросившись в водяную

мельницу и в спуст под городом, не давали (козакам) войти в него, убили Мартина и