Множество жизней Элоизы Старчайлд - Джон Айронмонгер

а в 1979 году, когда разворачивается действие этой главы, все эти земли принадлежали СССР и странам Варшавского договора – покорные подданные режима, диктуемого Москвой, чье влияние и танки сдерживали малейшие проявления недовольства.

Катя и Милан стояли на небольшом возвышении и глядели на открывающийся за Моравой вид на крыши и волнообразный ландшафт чужого мира. На противоположном берегу рыбачил австриец, сидя под ивой на низкой табуретке, в надвинутой на глаза соломенной шляпе.

– Река здесь такая узкая, – сказала Катя изменившимся от близости к границе голосом.

– Метров тридцать, не больше, – отозвался Милан. Его голос тоже звучал по-другому. Он смотрел на австрийского рыбака, завороженный его умиротворенным видом.

Тридцать метров. Камушек, брошенный с Востока, мог приземлиться на Западе. Где-то на своем пути он пересекал невидимую линию, и в одно мгновение словацкий камушек становился австрийским. Воробей, клевавший семечки на одном берегу реки, мог прилететь на другой берег за червячком. Никто не требовал у него предъявить документы. Никто не стрелял ему в спину. Тридцать метров. Человеку их преодолеть намного сложнее. Патрульная тропа тянулась вдоль реки, верно следуя изгибу береговой линии. Между тропой и рекой бельмом на глазу торчала сумбурная конструкция из столбов и колючей проволоки. Где-то проволока была натянута туго, где-то уже провисала, местами сетка имела горизонтальный узор, местами диагональный: тридцать или даже больше полотен проволоки были растянуты между Т-образными деревянными столбами под три метра высотой. За этим неприступным барьером тянулась узкая полоска нетронутой земли, заросшая густой травой и сорняками, а еще дальше возвышалось новое проволочное заграждение, репризой предыдущего. Забор выглядел сделанным наспех, как кров, который бродяга мастерит себе из картонных коробок. Складывалось впечатление, что забор устанавливали ленивые школьники, а не суровые чехословацкие пограничники. На некоторых столбах виднелась неочищенная древесная кора, да и сами столбы были разного размера и кренились, то в одну, то в другую сторону. Но странная неопрятность конструкции не делала забор менее устрашающим. Глядя на него, вывод напрашивался сам собой: никто не сможет преодолеть это препятствие и остаться цел. Как бы акцентируя на этом внимание, вывеска с двумя красными молниями сообщала: «ОСТОРОЖНО! ЗАБОР ПОД НАПРЯЖЕНИЕМ». Караульный на наблюдательной вышке неподалеку лениво наблюдал за Катей и Миланом, словно надеясь, что те бросятся к забору и у него появится повод попрактиковаться в стрельбе по движущейся цели.

– Тут нужно быть чемпионом по прыжкам с шестом, – подал голос Милан.

– Допустим, ты перепрыгнешь через первое заграждение, но как ты справишься со вторым?

Они постояли, прикидывая варианты.

– Я еще никогда не был так близко к Западу, – сказал Милан. Он по-прежнему наблюдал за человеком с удочкой.

У рыбака на том берегу начало клевать. Австриец потянул удочку на себя и принялся накручивать катушку.

– Австрийская рыба, – прошептал Милан с каким-то благоговением. – Свободная рыба.

– Мертвая рыба, – глухо поправила Катя. – Или скоро такой станет. Более четырехсот человек погибли в попытке переплыть Мораву. Мне одна девушка в городе рассказала. Кого застрелили, кто сам утонул, а кого убило электричеством.

Они смотрели, как австриец снял рыбу с крючка и положил в ведро. Он ни разу не взглянул в их сторону.

– Интересно, много ли из этих покойников пересекали границу с Запада на Восток? – спросил Милан. Он пожал плечами. – Так ведь нам рассказывают. Для этого ведь нужна вся эта охрана, проволока; чтобы преградить путь западным шпионам.

– Возможно, они не такие глупые, как мы, и не рискуют своими жизнями. – Катя вспоминала своего отца, и кровь, лужей расплывающуюся вокруг него на прешово-попрадской дороге. – Возможно, наша жизнь не так дорого стоит.

– Может, ты и права.

Взявшись за руки, они зашагали по тропинке, ведущей обратно в город.

– Говорят: достаточно один раз увидеть границу, – в голосе Милана слышалось разочарование. – Теперь я понимаю почему. Один раз увидеть – и навсегда отказаться от мечты ее пересечь.

Колхозное общежитие находилось в километре от реки. Прямоугольная бетонная коробка вмещала четыре небольшие квартиры, которые распределили между управляющим фермой с семьей, пахарем, главным техником и заведующей мясомолочным производством – Катей Гашек. По сравнению с домом Немцовых, это было спартанское жилище. Стены в комнатах были еще в цементе.

– Можете покрасить, если захотите, – сказал Кате управляющий из колхоза, – но только за свой счет.

Они могли бы жить в Сухограде, в квартире со всеми удобствами, которая досталась Милану вместе с должностью производственного техника на бумажной фабрике, но Катю не устраивало расстояние.

– Мне нужно быть ближе к коровам, – сказала она, а потом бросила на Милана многозначительный взгляд. «Нам нужно быть ближе к границе», вот что она имела в виду.

– Я могу каждый день ходить на реку, – говорила она Милану. – Могу следить за пограничными патрулями, чтобы вычислить их распорядок.

– Мы могли бы прорыть туннель под забором, – предложил Милан. – Подальше от наблюдательной вышки. Главное ведь добраться до берега, а уж там мы как-нибудь доплывем.

Но его слова звучали неубедительно даже для него самого.

Зачем они это сделали? Зачем переехали? Этот вопрос Катя задавала себе почти каждый день, и она так часто перебирала в голове возможные причины, что с течением времени потеряла счет ответам, которые сама себе давала.

– Что привело вас сюда? – спрашивали ее коллеги по цеху.

– Перспектива карьерного роста, – отвечала она. – Что меня ждет в Попраде?

И коллеги в ответ на это понимающе кивали. Действительно, что могло ее ждать в Попраде?

– Горы, – предположил один из ее коллег.

– И что мне с ними делать? Здесь у вас есть город. Огни. Магазины. Бары.

Но ездить в Братиславу на автобусе было неудобно, да у них и не было лишних денег, чтобы тратить их на магазины и бары.

– А я знаю, зачем вы приехали, – подал голос мужчина с кислой физиономией и запахом сигарет изо рта, работавший на братиславской сыроварне. – Вы приехали, чтобы жить ближе к Западу.

– К Западу? – Катя постаралась изобразить удивление.

– Вы надеетесь, что однажды пограничник на час забудет следить за границей, и за этот час вы успеете оказаться на дороге до Вены. И скажи мне, что я не прав.

– Тебе не нравится моя идея? – спросил Милан.

– Какая идея?

– Прорыть туннель? Туннель под забором?

Она взяла его за руку.

– Мне не нравится твоя идея, – призналась она. – Но это ничего. – Она чмокнула его в кончик носа. – Я вообще не люблю туннели. Давай лучше походим по магазинам. У меня есть другое предложение.

В старой Братиславе, на узкой кирпичной улочке, чудом избежавшей разрушительного тарана коммунистических градостроителей, они нашли сувенирную лавку, торгующую венгерскими безделушками и русским антиквариатом.

– Ты только посмотри, – позвала Катя Милана. – Купишь мне такое? – Она ткнула пальцем в витрину, указывая на золотисто-красный бумажный абажур в виде почти идеального шара, украшенного китайскими иероглифами, который