Миры Роджера Желязны. Том 11 - Роджер Желязны

— Вряд ли. Игла говорил, он будет спать в другом. Я все же вошел туда и толкал лапой крышку, пока не нашел способа открыть ее. Тогда она довольно легко поднялась. Гроб был пуст, если не считать горсти-другой грязи на дне.

— Выглядит настоящим, — сказал я. — Теперь веди меня ко второму.

Идти туда оказалось гораздо дольше, и по дороге я спросил:

— Игла не говорил тебе, когда устроены эти могилы?

— Несколько недель назад, — ответил Шипучка.

— До новолуния?

— Да. Он очень настаивал на этом.

— Это портит мою схему, — признался я, — а ведь все, казалось, так хорошо укладывается в нее.

— Извини.

— Ты уверен, что он сказал именно так?

— Совершенно.

— Проклятье.

В небе ярко сияло солнце, хотя там и сям виднелись облака, — и, разумеется, дальше к югу, над домом Доброго Доктора, они собрались целой грудой. Северный ветер принес холодную струю. Мы двигались без дороги, по осенним краскам — бурым, красным, желтым, — и почва была сырой, хоть и не пропитанной еще водой, как губка. Я вдыхал запахи леса и земли. Из одной трубы вдалеке вился дымок, и я думал о Древних Богах и спрашивал себя, как может все измениться, если откроется путь к их возвращению. Мир может быть хорошим местом или плохим и без сверхъестественного вмешательства; мы выработали свои собственные способы действий, определили для себя добро и зло. Некоторые Боги хороши для достижения отдельных идеалов, а не для осуществления реальных целей, здесь и сейчас. Что же касается Древних, то я не видел выгоды поддерживать отношения с теми, кто совершенно трансцендентален. Мне нравится абстрактно рассматривать все эти вещи, в платонических сферах, а не быть вынужденным заниматься их физическими проявлениями…

Я вдыхал запахи горящих дров, глины, упавших с дерева гниющих яблок, возможно, все еще покрытых утренней изморозью в тени фруктовых садов, видел высоко летящий, перекликающийся клин, направляющийся к югу. Слышал, как крот роет землю под моими ногами…

— Растов так и пьет каждый день? — спросил я.

— Нет, — ответил Шипучка. — Он начал только накануне новолуния.

— К нему приезжала Линда Эндерби?

— Да. Они долго беседовали о поэзии и о ком-то по имени Пушкин.

— Ты не знаешь, она видела Альхазредскую икону?

— Так тебе известно, что она у нас… Нет, пьяный или трезвый, Растов никому бы ее не показал до того времени, как в ней возникнет нужда.

— Когда я сегодня искал тебя, я заметил у него в руках нечто напоминающее икону. Она из дерева, примерно высотой в три дюйма и длиной в девять?

— Да, он достал ее сегодня из тайника. Всякий раз, впадая в особенно глубокую депрессию, он говорит, что она придает ему бодрости, чтобы «отправиться на берега Гали и поразмышлять над законами разрушения», а затем обдумать, как ему все это использовать.

— Это можно понять почти как заявление Закрывающего, — заметил я.

— Иногда мне кажется, Нюх, что ты — Закрывающий.

Наши взгляды встретились, и я остановился. В некоторых случаях приходится рисковать.

— Это правда.

— Черт побери! Значит, мы не одни!

— Давай оставим эту тему, — произнес я. — Даже не будем больше говорить об этом.

— Но ты можешь хотя бы сказать мне, знаешь ли ты о ком-нибудь из остальных?

— Не знаю, — ответил я.

Я снова двинулся в путь. Сделан небольшой рывок, одержана маленькая победа.

Мы миновали пару коров, жующих с опущенной головой. Негромкий раскат грома раздался со стороны дома Доброго Доктора. Посмотрев налево, я разглядел свой холм, который прозвал Гнездом Пса.

— Эта могила дальше к югу, чем первая? — спросил я, когда мы свернули на тропинку, ведущую в том направлении.

— Да, — прошипел мой приятель.

Я все старался представить себе схему, растянутую по новым направлениям из-за появления этих новых точек обитания. То, что я то находил, то снова терял варианты расположения центра, меня раздражало. Казалось, эти силы играли со мной злые шутки. И особенно трудно было отказываться от тех вариантов, которые выглядели самыми подходящими.

Наконец наш путь закончился в месте, похожем на чье-то семейное кладбище. Только семья, которой оно некогда принадлежало, давно исчезла. Разрушенное строение виднелось на вершине ближнего холма. От него остался едва заметный фундамент, не более. И я увидел, что кто-то присвоил себе останки этой семьи, когда Шипучка вывел меня на заросшее кладбище, ограда которого сохранилась только с восточной стороны, да и та покосилась.

Он провел меня через высокую траву к большой каменной плите. По ее периметру виднелись свежие следы лопаты, а камень был поднят и сдвинут в сторону; осталась узкая щель, через которую я должен был протиснуться.

Я засунул туда нос и понюхал. Пыль.

— Хочешь, чтобы я проверил? — спросил Шипучка.

— Давай вместе спустимся, — предложил я. — После такой прогулки я хочу по крайней мере взглянуть.

Я пролез в щель и спустился по неровным ступенькам. Было темно, но в конце концов я различил открытый гроб, установленный на возвышении. Второй гроб сдвинули в сторону, чтобы освободить место.

Я подошел и понюхал вокруг. Какие запахи я ожидал почуять, не знаю. В ту ночь, когда мы встретились, у Графа не было никакого запаха — очень обескураживающее явление для моего темперамента и обонятельного аппарата. Подойдя поближе и привыкнув к темноте, я удивился, почему он оставил открытой крышку. Это казалось мне странным для личности с его убеждениями.

Встав на задние лапы, я оперся передней о край гроба и заглянул внутрь.

— Что такое? — раздался голос Шипучки, и я осознал, что только что тихо тявкнул.

— Игра пошла всерьез, — промолвил я.

Он взобрался на постамент, потом на торец гроба, где приподнялся в воздух и стал похож на головной убор фараонов.

— Вот это да! — вырвалось у него.

Поверх длинного черного плаща лежал скелет. На нем все еще был надет темный костюм, теперь несколько пострадавший, распахнутый спереди. Большой деревянный кол торчал из груди и под небольшим углом уходил далеко вниз, слева от позвоночного столба. Все было покрыто толстым слоем сухой пыли.

— Похоже, его новое место оказалось не таким тайным, как он считал, — заметил я.

— Интересно, он был Открывающим или Закрывающим? — произнес Шипучка.

— Я бы предположил, что Открывающим, — ответил я, — думаю, теперь мы этого никогда не узнаем.

— Кто его пригвоздил, как ты считаешь?

— Пока не имею представления, — сказал я, опускаясь на все четыре и отворачиваясь. Потом я прищурился, вглядываясь в углы и трещины. — Ты нигде не видишь Иглу?