История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - Джованни Казанова

После ухода парикмахера, собираясь одеться, чтобы идти в театр, она не церемонилась. Шевалье помог ей сменить рубашку, что она проделала с большой свободой, попросив, однако, у меня пардону. Я сказал ей, смеясь, что она, действительно, доставила мне некоторое неудобство; она не поверила, подошла ко мне, чтобы узнать правду, и, убедившись, что я обманул, назвала меня плутишкой.

Нет города во Франции, где распущенность девок зашла бы так далеко, как в Марселе. Они не только ругаются, не получив ничего, но они первые предлагают мужчине то, что мужчина не всегда осмеливается попросить. Она показала мне репетицию, в которой она разыгрывала лотерею по двенадцать франков за билет, и предложила мне один, сказав, что у нее еще десять. Я взял у нее все десять, дал ей пять луи и затем подарил ей эти билеты. Она пустилась меня целовать, говоря своему кавалеру, что она сделает его рогоносцем, как только я захочу. Он ответил, что будет очень рад. Он просил меня поужинать вместе, и я согласился из вежливости; однако после ужина единственное удовольствие, которое я себе доставил, было увидеть шевалье в постели вместе с ней, передав ему свои обязанности. Я нашел, что ему далеко до Дольчи.

Пожелав ему доброй ночи, я покинул их под предлогом плохого самочувствия и направился в меблированные комнаты, где поместил бедную девочку. Имея ключ, я вошел, служанка встала, чтобы проводить меня в мою комнату. Была полночь. Я спросил у нее, могу ли пройти на чердак, и она сразу меня туда отвела. Она постучала, и когда девочка услышала мой голос, она отперла, и я отправил служанку подождать меня в моей комнате. Я сел на кровать, спросил девочку, довольна ли она, и она отвечала, что чувствует себя счастливой.

— Я надеюсь, что вы будете со мной любезны, и я лягу с вами.

— Вы здесь хозяин; но я вас предупреждаю, что отдавалась моему любовнику, только один раз, это правда, но этого довольно, чтобы вы не сочли меня совсем уж новичком. Извините, что я вас вчера обманула. Я не могла догадаться, что вы меня полюбите.

Нежная, как овечка, она представила перед моими глазами все свои красоты, мои руки по ним пробегали, мой рот их поглощал, и сама мысль, что я стану их обладателем, бросила мою душу в огонь, но сам вид ее покорности меня удручал.

— Дорогая Розали, — таково было ее имя, — твоя покорность меня убеждает, что ты меня не любишь. Почему не идешь ты навстречу моим желаниям?

— Я не смею; я боюсь, что вы предположите, что я притворяюсь.

Уловка, притворство могли дать такой ответ; но в этот момент она не могла его дать иначе, чем искренне. В нетерпении заключить ее в свои объятия, я освободился от всего, что могло помешать моему наслаждению, и улегся рядом с ней и в следующий момент меня ждал сюрприз, что она меня обманула, сказав, что у нее был любовник. Я сказал ей об этом.

— Никогда меня еще девушка так не обманывала.

— Я очарована, что это вам не кажется правдой, но… но это слишком правда, то, что я его имела, и вот как это было.

Два месяца назад моя мать, хотя она и груба характером, меня любила. Я работала в парикмахерской. Я зарабатывала двадцать, а иногда тридцать, су в день, и все ей отдавала; у меня никогда не было возлюбленного, и я не искала этого; мне было смешно, когда хвалили мое благоразумие, в то время, как я не знала, что значит быть разумной. С детства меня приучили не смотреть на лица молодых людей, которых я встречала на улицах, и не отвечать, когда они говорили мне всякие пошлости.

Итак, два месяца назад один молодой человек, довольно зрелый, родом из Генуи, мелкий торговец, познакомился с моей матерью, отдавая ей в стирку чулки. Когда я его видела, он не очень меня занимал, но говорил мне приятные вещи, он мне стал нравиться и стал бывать у нас каждый вечер; моя мать при этом все время присутствовала, сидела возле меня, и он только брал мою руку, чтобы поцеловать. Моя мать, будучи рада видеть, что этот молодой человек меня любит, часто ворчала на меня, что я с ним недостаточно вежлива. Он должен был уехать в Геную на маленьком судне, принадлежащем ему и нагруженном товарами, и он заверил нас, что вернется весной следующего года, и что тогда объявит о своих намерениях, что это зависит от того, буду ли я разумной и не заведу любовника. Этим было все сказано. Рассматривая его, как моего будущего мужа, моя мать позволяла мне болтать с ним у дверей дома, иногда вплоть до полуночи. Когда он уходил, я закрывала дверь и шла ложиться рядом с ней. Она при этом всегда спала.

За четыре или пять дней до своего отъезда он позвал меня отойти с ним на полсотни шагов от нашего дома, чтобы выпить стаканчик хорошего муската у торговца грека, который держал свою лавочку открытой всю ночь. Мы провели там вдвоем только полчаса, и в этот день я позволила, чтобы он дал мне несколько поцелуев. Если бы, вернувшись домой, я увидела, что моя мать проснулась, я бы ей все рассказала, поскольку удовольствие, которое я получила, представлялось мне вполне невинным.

Через день, на просьбы доставить ему то же удовольствие, я согласилась, и любовь разрослась. В ласках, которыми мы обменивались, мы не остались в границах невинности; мы знали, что выходим за рамки, предписанные порядочностью; несмотря на это, нам было простительно, потому что мы воздерживались от главного, что поставили себе препоной.

Наконец, через день, мой возлюбленный должен был отчалить этой ночью, он попрощался с моей матерью, и после того, как она легла, я не поколебалась доставить ему удовольствие, которого желала еще больше, чем он. Мы пошли в то же место, что и обычно, поели, чтобы вызвать жажду, выпили, чтобы ее загасить, и наши разогретые чувства настолько возбудили нашу любовь, что, забыв наш долг, мы сочли, что достигли триумфа. После нашей оплошности мы заснули и, пробудившись, поняли при свете дня ошибку, которую совершили. Мы поднялись, более грустные, чем довольные, и я вернулась к себе, где моя мать, проснувшаяся, встретила меня почти так же, как вы видели этим утром. Я заверила ее, что замужество загладит позор моего преступления, и на это заявление она взялась за палку, которой, быть может, меня бы и прибила, если бы я не убежала.

Я провела все утро в церкви и в обеденное время оказалась, не зная, куда идти, на улице, где встретила знакомую женщину, которая занималась тем, что устраивала в дома служанок. Я обратилась к ней, не может ли она найти мне место, и она ответила, что как раз утром у нее спрашивали девушку, но что хозяйка куртизанка, и что, соответственно, я подвергнусь риску стать такой же, как она. Я ответила, что уверена, что смогу защититься, и добрая женщина устроила меня в тот дурной дом, где вы меня нашли. Мадемуазель встретила меня с удовольствием и сразу согласилась, когда, отвечая на ее расспросы, я сказала, что никогда не имела дела с мужчиной. Но я очень пожалела, что сказала ей эту неправду.