Хорошее время, чтобы умереть - Марина Серова

– Потом все посмотришь, – остановила я его, – а сейчас слушай меня внимательно и отвечай на мои вопросы, только правдиво. Договорились?

Он кивнул послушно, совсем как ребенок.

– Только меня уже допрашивали, – начал было Роман, однако я снова перебила его.

– Слушай, Белохвостиков, я тебя допрашивать не собираюсь, я не следователь. Мне протоколы и всякая бумажная дребедень ни к чему, мне платят не за это. Итак, отвечай: ты убил Ахолию Ивановну?

Парень опустил голову и сказал тихо, но все-таки внятно:

– Я. Из-за наследства…

Я вперилась в него пристальным взглядом:

– А вот и врешь!

Он посмотрел на меня растерянно:

– Почему это вру? Да, из-за наследства. Она сказала, что оставит мне квартиру, а я не хотел ждать, вдруг она еще двадцать лет вздумает жить, и…

– Врешь, Белохвостиков, а делать это совсем не умеешь, – сказала я твердо. – Или прикрываешь другого человека. Кстати, когда ты узнал, что Ахолия Ивановна завещает тебе все свое добро, нажитое, я так понимаю, ее непосильным трудом?

Роман поморщил нос. Он думал, вспоминал, но мыслительный процесс проходил у него, как видно, довольно медленно.

– Да, пить все-таки вредно, убеждаюсь в очередной раз: мозги тупеют, – усмехнулась я.

Парень похлопал ресницами.

– Что молчишь? – не выдержала я. – Ты ведь не партизан, а я не фашист.

– Я вспоминаю… Нет, я точно не помню.

– А я и не прошу тебя назвать мне точно дату и время. Число и месяц можешь от меня скрыть, скажи хоть приблизительно.

– Ну… года два назад… Да, где-то так. Мы тогда с Настей разводились. Вернее, это она со мной…

– Два года? – Я сделала очень удивленное лицо. – А насколько я знаю, ты не слишком-то шикарно жил все это время, не ездил на лимузине, не обедал в ресторанах, даже с работой у тебя было, мягко говоря, туго, а значит, и с деньгами… Ведь было? (Роман нехотя кивнул.) Чего же ты ждал? Почему не отправил бабушку на тот свет раньше? Давно бы уж пришил ее и жил бы себе в уютной квартирке среди картин и евроремонта!

Роман посмотрел на меня удивленно-испуганно:

– Вы что, серьезно?!

– А что? Или тебе нравилось принимать от нее редкие и скудные подачки?

– Откуда вы знаете про подачки?

– Работа такая. Итак, ответь наконец, Роман, почему ты не убил Ахолию Ивановну раньше? Чего ждал?

Роман молчал, опустив голову.

– Не знаю… – наконец пробормотал он, – как-то так… вышло… Вот.

– И ты хочешь сказать, что два года голодал и практически бомжевал, но не покусился на бабушкино, да какое там бабушкино, практически уже твое добро? Может, ты у нее потихоньку деньги тырил из кошелька? Или картины тайком снимал со стен и относил в антикварную лавку?

Роман вдруг резко вскинул голову и гордо выдал:

– Я не вор!

– Да, ты не вор, ты хуже, ты – убийца. А ты знаешь, что тебе светит до пятнадцати лет? Я надеюсь, твой адвокат просветил тебя на этот счет?

– Почему это до пятнадцати? – возмутился Роман. – Мне сказали, если я чистосердечно… и это… как это?.. покаюсь… нет, раскаюсь…

– Ну, может, лет двенадцать дадут, и то при условии, что судья поверит в твое искреннее раскаяние. Тебе сейчас сколько? Двадцать пять? Вот, когда выйдешь, тебе будет в лучшем случае тридцать семь, а то и все сорок. Семьи нет, здоровья тоже… На работу тебя скорее всего никто не возьмет. Даже дворником. Все! Жизнь кончена. И это опять-таки при условии, что тебя не пришьют сокамерники за какую-нибудь пустяковую провинность. Там такое сплошь и рядом… Тебе это надо?

– Что вы от меня хотите? – не выдержав, вскрикнул молодой человек. В его глазах читался явный испуг, а на глаза навернулись слезы.

– Правды. Я не верю, что это ты бабушку… Кстати, поведай: орудие убийства куда дел? Менты его так и не нашли. И, вообще, чем ты ее?..

Роман молчал с минуту. Он чесал нос, ерзал на стуле, кидал на меня недовольные взгляды. «Давай уже, колись», – думала я, теряя терпение. Наконец я не выдержала:

– Скажи все-таки, почему ты так стремишься на зону?

Роман посмотрел на меня удивленно:

– Я? Я не стремлюсь…

– Получается, что стремишься. И еще тебе вопрос: надеюсь, твой адвокат объяснил тебе, что право на ягудинское наследство ты теперь потерял?

– Почему это?

– А «потому это», – передразнила я Романа, – что человек, убивший наследодателя, теряет право на наследство. Есть такая статья о недобросовестном наследнике. Так что ты, парень, потерял все: и бабушкину квартиру со всем ее добром, и свободу.

Роман помолчал еще несколько мгновений, но на этот раз результат моей психологической атаки имел место быть.

– Вы правы, бабушку я не убивал, – сказал он тихо. – Это адвокат велел мне так сказать. Говорит, все равно, парень, тебе сидеть, деваться-то некуда: все улики, говорит, против тебя. А так – раньше сядешь – раньше выйдешь, да за чистосердечное тебе еще срок скостят. А может, еще и не сядешь совсем: проведем, говорит, экспертизу, может, тебя еще признают… ну, как это?.. Ненормальным, короче.

– Хорошенькое дельце! – возмутилась я. – Так он что, собирался тебя упрятать в психушку?!

Мой вопрос повис в воздухе. Роман смотрел на меня испуганно и молчал. В этот момент дверь открылась, и в кабинет зашли Никита и Андрей.

– Мне кажется, я слышал крик, – сказал последний и уселся на свое место, – ты что, Татьяна, проводишь здесь допрос с пристрастием?

Я кивнула:

– Ты не ошибся, Мельников: именно с пристрастием… И у нас для тебя хорошая новость: подозреваемый не убивал Ахолию Ивановну. Ведь не убивал, а, Роман?

Я строго посмотрела на Белохвостикова-младшего. Тот вдруг всхлипнул и интенсивно помотал головой.

– Зачем тогда вешаешь на себя такую серьезную статью? – рявкнул Андрей. – Вот я тебя сейчас… за ложные показания оформлю лет этак…

– Мне адвокат сказал: ты, говорит, сознайся, все равно тебе сидеть, деваться-то некуда, все улики против тебя. А так – раньше сядешь…

– Вот видишь! – возмущенно воскликнула я, глядя на моего друга. – Это же беспредел! Уже адвокаты начали склонять подозреваемых к оговору.

– Кого это он оговорил?

– Себя, естественно. И я еще займусь этим адвокатом! – сказала я таким тоном, чтобы все присутствующие не сомневались: этого мерзавца не ждет ничего хорошего.

– Тогда повтори нам всем еще раз, – сказал Мельников, обращаясь к Роману. – Где ты был в момент убийства Ахолии Ивановны и есть ли у тебя свидетели?

– Где был? Да я уже говорил вам… Я точно не помню, где… Мы накануне пили с Дрюней, много пили, я почти ничего не помню…

– Дрюня – это у нас кто? – уточнила я.

– Дрюня – это Андрей, он в подвальчике живет, в доме напротив…

– Так, фамилия этого твоего приятеля из подвала?

– Я не знаю… Все его просто Дрюней зовут.

– Ну, хорошо, а как его найти?

– Говорю же, в подвальчике живет…

Я посмотрела на Романа с укором. Карлсон, помнится, жил на крыше, а этот Дрюня, значит, в подвале. Что ж, правильно говорят: рожденный ползать в подвале летать не может.

– Ну, хоть что-нибудь ты помнишь? Проснулся, например, где?

– В подвале и проснулся. Дрюня пошел пустые бутылки собирать, а я еще долго лежал: голова болела. Потом Дрюня пришел, пива принес, мы того… подлечились…

– А где тебя арестовали?

Роман опустил голову. Мне показалось, что ему очень стыдно.

– Ну, что завис? – поторопила я молодого человека. – Я так понимаю, что не в областной библиотеке и даже не в ресторане «Москва»?

– Я с пацанами у пивного ларька был, мы себе тихо-мирно пиво пили, никого не трогали. Тут вдруг – раз! Менты подскочили, кто, говорят, из вас Белохвостиков? Начали мне руки крутить… А че крутили-то? Больно ведь… Я бы и так поехал…

Я слушала Романа и все больше убеждалась, что бабушку он действительно не убивал. Ну какой из него убийца?! Тихий, запуганный, практически сам – жертва. И чтобы он ткнул Ахолии Ивановне в глаз чем-то острым?! Зачем? Она и так давала ему денег, которые он благополучно пропивал. Кстати, точно давала?

На этот мой вопрос Роман утвердительно кивнул:

– Да, иногда она бывала доброй и кормила меня, и денег тоже подбрасывала… Правда, немного.

– В долг?

– Нет, она никогда не просила вернуть ей деньги, просто давала и говорила, чтобы я бросил пить и нашел работу. А иногда и ругалась – в зависимости от настроения – и ворчала, и называла меня алкоголиком и дармоедом… Но это так, для порядка… Я не обижался…

Роман опустил голову. Я заметила, что из глаз его катятся слезы, он размазывал их по щекам, отчего на них остались грязные следы.

– Ты вот что, парень, – сказала я, – ты давай не раскисай.

– Меня посадят?

– Но ведь ты не убивал бабушку?

– Нет, это не я… Я бы не стал… не смог… она мне денег давала и говорила, что скоро, мол, я буду богатым, так что мне надо взяться за ум, бросить пить…

– А когда ты последний раз видел ее?

– Точно не помню… Дня за три до того, как меня арестовали… Или за четыре? У меня в тот день радость была: Ахолия Ивановна дала мне целую «пятихатку», и мы решили гульнуть по полной. Ну, сначала-то она, конечно, поругалась немного для порядка, назвала меня собачьим… хм, как бы это сказать помягче? (Роман покосился на меня.) Членом – вот! Собачьим членом. Ну, еще матом немного… Ну, это для порядка, я, правда, не обижался. Понимал же: я виноват… Но потом дала все-таки денег и велела продуктов купить. Мы с Дрюней от радости накупили жрачки: пива там, воблы, плавленых сырков, рыбных консервов – и пошли к нему в подвал пировать…