Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти - Джозеф Рейнгольд

Rank (41) связывает травматический опыт рождения не с асфиксией, а с отделением от матери. Именно оно является основой для всех тревог и страхов, и каждое младенческое проявление тревоги или страха частично содержит в себе эту тревогу, испытанную при рождении. Склонность ребенка к тревоге проявляется в значении его установки по отношению к смерти: быть мертвым означает то же самое, что временно отсутствовать. Тревога из-за разделения с матерью вновь активизируется более поздним опытом разлук. С чем не согласен Freud в концепции Rank, так это с его идеей о том, что танатическая тревога возникает при рождении. Он говорит, что, хотя при процессе рождения и существует объективная угроза жизни, психологически это не имеет никакого значения. Опасность не имеет психологического содержания, так как, несомненно, мы не можем предположить наличие у плода ничего, что хотя бы приближалось к знанию о возможности смертельного исхода. Критика Freud кажется не совсем корректной. Конечно, плод не обладает знаниями о смерти, – для того, чтобы прийти к натуралистическому пониманию ее значения, требуется почти весь период детства. Но даже плод страшится смерти, точно так же, как ее опасается животное, ничего о ней не зная. Способность к переживанию угрозы – это врожденное свойство, биологический механизм, обеспечивающий выживание. В период, предшествующий появлению познавательной деятельности, и на протяжении всей жизни страх смерти является смутным предчувствием каких-то трагических событий, касающихся индивида, без четкого представления о реализованной угрозе. У плода и у младенца такого представления нет вообще, а у взрослых оно обычно лежит в подсознании. Плод и младенец действуют так, как будто бы они знают о смерти. Я считаю, что можно принять предположение о том, что процесс рождения является универсальным фактором в страхе смерти даже у людей, появившихся на свет при помощи кесарева сечения, и что различия в естественном процессе помогают объяснить индивидуальные различия чувствительности к опасным ситуациям.

Индивидуальные факторы. Если младенец реагирует на опасность во время внутриутробного существования, он, несомненно, должен реагировать и на многократное, усиливающееся возбуждение в процессе родов, даже если они происходят без осложнений. Он подвергается механическим травмам и различным степеням асфиксии так часто, что сомнительно, что вообще кто-нибудь появляется на свет без повреждения мозга. Gesel и Amafruda (191) говорят о рождении как о «катастрофе»: «Опасности рождения универсальны. Некоторая степень угрозы, некоторая степень обиды и легкое или, по крайней мере, временное расстройство мозговых функций – общий удел человечества». Чем тяжелее отделение ребенка от матери, чем интенсивнее или чем дольше происходит последующая стимуляция плода, тем, предположительно, сильнее выражен инстинктивный страх. Чаще всего повреждение мозга вызывает не механическое сдавливание, а гипоксемия, вызванная чрезмерной маточной родовой деятельностью. В настоящее время считается, что она происходит, в основном, из-за страха, испытываемого рожающей женщиной, – той самой танатической тревоги, которая беспокоит во время беременности, влияет на ход родов и оказывает деструктивное влияние на процесс воспитания и развития ребенка.

Преждевременные роды, наиболее частое осложнение второй половины беременности, сопряжены не только с большей подверженностью ребенка церебральному параличу и задержке умственного развития, но и, разумеется, увеличивают степень риска для жизни в постнатальном периоде. Существуют доказательства влияния материнских эмоций и установок в патогенезе преждевременных родов (1). В любом случае, преждевременно родившегося ребенка часто отвергают, или, проще говоря, когда рождается недоношенный ребенок, то, что заставило женщину родить раньше положенного срока, также будет влиять на развитие у нее материнских чувств. Flescher (192) считает необоснованным предположение о том, что младенец перед своим рождением или во время появления на свет обладает только либидозной или недифференцированной инстинктивной энергией, так как плод способен и на агрессивные реакции. Он предлагает рассматривать вариации в тяжести родовой травмы через призму отношений матери и ребенка во время беременности, когда между ними существует физиологический симбиоз. Ярко выраженное отрицание, конкретизирующееся в фантазии о ребенке как о некоем «инородном теле», навязанном матери, или тревога женщины по поводу ожидаемой опасности во время родов могут привести к выработке организмом матери веществ, губительных для ребенка. Следует ожидать, что враждебное отношение беременной женщины к не рожденному ребенку сохранится и в постнатальном периоде, создавая тем самым неблагоприятные условия, на которые младенец вынужден реагировать агрессивно. Flescher добавляет, что, возможно, весь человеческий род наделен значительной долей разрушительности потому, что мы все, в определенной степени, недоношенные дети.

Таким образом, возникают два основных предположения относительно страха смерти: 1) Страх смерти универсален, потому что он берет начало в инстинктах (возможно, также в коллективном бессознательном и онтологических качествах) и в общем для всех людей опыте внутриутробного существования и рождения. Этот источник независим от сознания и знание о смерти является естественным. 2) Уже до рождения тревога может быть разной в зависимости от степени угрозы, испытываемой в пренатальной жизни и при протекании родов. Можно считать, что внутриутробное существование, протекавшее без помех, и нормальные роды сводят способность испытывать тревогу до минимума, в то время как сверхсильное воздействие на плод материнских эмоций или любого стресса, а также затянувшиеся роды могут означать, что индивид изначально «невротизирован» борьбой за выживание. Следует также отметить, что в основном, ситуации опасности, создаются прямо или косвенно реакцией матери на беременность и роды. Данный пример деструктивности ясно показывает, что о ее наличии следует судить по проявлениям, а не по мотивам.

Жизненный опыт как источник страха смерти

После появления ребенка на свет его окружение способно оказать влияние на его врожденную способность реагировать на опасность как в сторону усиления, так и в сторону ослабления. Если окружающая младенца среда способствует быстрой разрядке напряжения, защищает его от чрезмерной стимуляции, обладает стабильностью, то возникает тенденция к уменьшению пугливости. Если окружение враждебно, что выражается в пренебрежительном, грубом или даже губительном отношении матери, то пугливость усиливается и возникают защитные приспособления. Теоретически, если ребенок, многократно подвергавшийся воздействию стресса во внутриутробном состоянии, будет помещен в благоприятную среду, то через какое-то время его восприимчивость к угрозе уменьшится, в то время как ребенок, не испытавший воздействие стресса в перинатальном периоде, но воспитывающийся в деструктивной среде, приобретет высокий уровень чувствительности к угрозе. Таким образом, период младенчества является критическим. Вполне возможно, что основная модель предрасположенности к тревоге защитных механизмов закладывается на раннем этапе младенчества; по-видимому, эта модель с приобретением жизненного опыта не исчезает, а становится более выраженной. Чувство безопасности или чувство страха постепенно начинают возникать как реакция на целый комплекс условий: взаимодействие мать-ребенок, влияние отца и сиблингов, процессы взросления, защитные механизмы, которые сами по себе содействуют усилению чувства тревоги. Вопрос заключается в том, можем ли мы из всех переплетенных между собой факторов, являющихся определяющими для страха смерти, выделить один, имеющий главенствующее влияние.

Montagu (193) подчеркивает, что период созревания младенца не заканчивается до 8 или 10 месяцев после рождения ребенка; это период на самом деле длится около 18 месяцев, половина из которых приходится на развитие в утробе матери, а другая половина – на существование вне ее. Именно эта «незрелость» создает биологическую необходимость и потребности, свойственные младенческому периоду, а также требует постоянной вигильности матери. Также является очевидным, что ребенок нуждается в материнской заботе. Ferenczi (194), например, заявляет, что ребенок «может остаться в живых только благодаря огромному количеству нежности и любви». К биологической уязвимости добавляется беспорядочное реагирование младенца на раздражители. Любое возбуждение как изнутри, так и снаружи вначале, по-видимому, интерпретируется как опасное. Более всего провоцируют появление страха смерти случаи остановки дыхания; на самом деле, Harnik (195) рассматривает страх удушения важным компонентом страха смерти. Представление об этой опасности запечатлевается в подсознании и порождает тревогу, выражающуюся в фантазиях об исчезновении эго.