Его лучшая любовница - Трейси Энн Уоррен

Ее бесцеремонность все-таки заставила его рассмеяться. И в тот момент, когда он чуть расслабился, она яростно его атаковала. Захваченный врасплох, он с немалым трудом парировал ее удары, еле успевая за ее выпадами. Ловко переступая, он отскочил назад, так что кончик ее рапиры, со свистом разрезавший воздух, ударил бы по нему, задержись он еще на секунду.

Ощутив, что он оказался в невыгодном положении, она продолжила атаковать. Он снова отскочил назад, но она последовала за ним, сделав два мощных шага и вытягивая руку с рапирой. И тут вдруг послышался странный треск — а ее выразительные глаза округлились. Споткнувшись, она стала заваливаться вперед, испуганно вскрикнув при этом.

Тони понял, что она, видимо, наступила на подол платья, и метнулся вперед, успев подхватить и прижать к себе, не дав ей упасть на пол. Обхватив ее руками, он удерживал ее, давая своим прикосновением почувствовать, что она в безопасности. Содрогнувшись, она привалилась к нему, а ее рапира со звоном упала на пол.

Он отбросил свою рапиру и второй рукой теснее прижал девушку к себе.

— Габриэла, ты цела?

Запрокинув голову, она встретилась с ним взглядом.

— Вроде бы…

— У тебя ничего не болит? Лодыжки? Пальцы ног?

— Нет. По-моему, обошлось. Но небо! Если бы вы меня не поймали…

— Не надо об этом думать. Все нормально.

— Благодаря вам, ваша светлость.

— Уайверн, — напомнил он, скользя взглядом по ее лицу — по нежной коже, покрытой румянцем, по розовым лепесткам губ, приоткрывшихся в ускоренном дыхании. В эту секунду он не мог отвести глаз, завороженный ее безыскусной красотой и ощущениями, которые порождало ее гибкое женственное тело, тесно прижавшееся к нему. Безотчетно его руки сжались сильнее, а голова опустилась, чтобы он мог полнее вдохнуть чудесный, сладкий аромат ее кожи.

— Уайверн, — послушно повторила она.

Звук его имени скользнул по сердцу, словно сеть соблазна. Желание поднялось в нем неукротимым приливом. Но, уже наклоняясь, чтобы впиться в ее губы страстным поцелуем, он все-таки сумел остановиться.

«Нет! — одернул он себя. — Так нельзя! Она под запретом, ты не забыл? Под очень строгим запретом». Но пока он собирался с силами, чтобы отстраниться, она испортила все его благие намерения, приложив узкую ладошку к его щеке.

— Тони, — прошептала она, и в ее глазах ясно отразилось глубокое томление.

Едва сдерживаясь, он сражался со своим желанием, но когда она нежно провела кончиками пальцев по его виску и скуле, он понял, что все напрасно. Сдавленно чертыхнувшись, он прижался к ее губам.

Он почувствовал, что она ответила ему без капли сомнений, приняв его поцелуй с жаром, сладким и по-девичьи необузданным. Несмотря на то что их тела и без того находились в тесном контакте, она обвила руками его шею, словно ей необходимо было оказаться еще ближе. Положив руки ей на талию, он поднял ее, поставив ее босые ступни себе на ноги. Страсть бешеным пульсом билась в его крови, глухой рокот заполнял его уши звуками, похожими на шум прибоя в морской раковине. Раздвинув языком ее губы, он проник глубже, смакую вкус ее губ и языка. Он пьянил сильнее, чем самый крепкий коньяк. Ее близость заставляла его терять рассудок.

Несомненно, именно это и случилось: он обезумел! Ее прикосновения сводили его с ума: он не испытывал подобного уже очень и очень давно.

Наверное, ему помогло то, что он вдруг вспомнил о ее возрасте — или, может, его отрезвил звук закрывающейся где-то в доме двери: внезапно его разум снова проснулся. Прервав поцелуй, он секунду смотрел на нее: ее глаза были закрыты, словно она смотрела какой-то сладкий сон, губы приоткрылись, явно моля о продолжении.

Как можно бережнее он начал отодвигать ее от себя, но стоило ему это сделать, как ее глаза распахнулись, а пальцы вцепились в рукава его рубашки, не давая ему отстраниться.

— Тони?

Он откашлялся. Голос его так сел, что он смог заговорить только со второй попытки.

— Нам надо это прекратить.

— Я бы предпочла, чтобы ты еще раз меня поцеловал.

«Хм! И я тоже», — подумал он, моментально представив себе, как заваливает ее на пол и начинает расстегивать пуговички на лифе платья. Однако он приказал себе оставаться благоразумным.

— Не могу, — сказал он. — Наше время истекло.

— Но я…

— Никаких «но». Все уже скоро пойдут готовиться к ленчу, и не годится, чтобы нас с тобой застали здесь одних.

Особенно если учесть ее вид: с наполовину оторвавшейся юбкой и припухшими губами, которые так блестят и алеют, что сразу становится ясно: она только что целовалась. Да любой сразу поймет, что она тут делала!

— Иди уже, — проговорил он, словно давая указания ребенку. — Надень чулки и туфли и потом быстро поднимайся к себе.

— А может, я не хочу.

— У тебя нет выбора. — Она упрямо осталась на месте, и он понял, что ее придется уговаривать. — Габриэла, это был просто… — он взмахнул рукой и пошевелил пальцами, собираясь с мыслями, — просто поцелуй. И, несмотря на все удовольствие, он ничего не означает. — Заметив, как померкло ее лицо, он продолжил: — Что бы ты сейчас ни чувствовала, могу заверить тебя, что это простое увлечение, которое моментально исчезнет. А теперь послушай меня и оденься. Мы сделаем вид, что этого никогда не было.

Ее нижняя губа чуть заметно задрожала. Она разжала его руки и отвернулась.

Спустя секунду он нагнулся, поднял с пола рапиры и отнес их к столу, чтобы протереть и убрать. Он не обернулся на тихий звук ее шагов, раздавшийся вскоре, не стал провожать ее взглядом, когда она выскальзывала из комнаты.

«Порыв и увлечение, — повторил он уже для себя самого. — Чувства, которые легко побороть. А как же иначе?» Однако ему лучше уехать домой пораньше. Нет смысла и дальше подвергать себя ненужным соблазнам. И потом, как только он снова окажется в Лондоне, в привычной обстановке и за привычными занятиями, он действительно сможет забыть о том неуместном влечении, которое он испытывает к соблазнительной Габриэле Сент-Джордж. К тому времени, когда они снова встретятся во время светского сезона, она станет для него просто племянницей Рейфа, еще одной милой девушкой среди множества других хорошеньких дебютанток. Они с Габриэлой будут вращаться в разных кругах, далеко друг от друга, как и следует.

Быстро поднявшись по лестнице, Габриэла побежала по коридору со всех ног, радуясь тому, что по пути в спальню ей никто не встретился. Закрыв за собой дверь с легким хлопком, она бросилась ничком на кровать и, судорожно втянув воздух, попыталась умерить отчаянное сердцебиение.

«Значит, мои поцелуи для него ничего не значат? — возмущенно думала она. — Значит, меня легко забыть?» Как он мог говорить подобные вещи? Как он мог изображать чуть ли не скуку после таких объятий? Мужчина должен быть каменным, чтобы не испытать хотя бы половину того наслаждения, которое почувствовала она сама. И она твердо знала, что ему это тоже было приятно, — их тела были прижаты друг к другу слишком сильно, чтобы она могла ошибиться. А это могло означать только одно: он ей солгал!