А может, это просто мираж… Моя исповедь - Наталия Валерьевна Гулькина

— Могу!

— Тогда мы делаем афишу и завтра вас ждем. Это будет бомба!

— Делайте. Я приеду. До завтра.

«Проспект» на тот момент был очень популярным клубом на проспекте Мира. Когда я вошла туда, народу там было раз в десять больше, чем вчера. Мне объяснили, что это очень популярное место, потому что только здесь проводятся женские бои. Девочек в купальниках обмазывают шоколадом или сливками, и они борются между собой на ринге, кто кого первой на лопатки уложит. А вокруг сидят зрители, в основном мужчины, и наслаждаются зрелищем. Парни делают ставки, кто из девушек выиграет тот или иной бой.

— А где я должна выступать? — увидев всю эту картину, спросила я парня, который меня пригласил.

— У нас еще один зал есть. Сейчас все закончится, все туда перейдут тебя послушать.

Через полчаса бои закончились, мы перешли в другое помещение, и буквально через 15 минут зал был забит до отказа. Я вышла и стала петь. Толпа ликовала. Я имела ошеломляющий успех. Мне даже какие-то деньги заплатили за это. Кажется, 10 рублей. Моя зарплата на телефонной станции, где я работала, была 80 рублей, и то с ночными сменами, а так и того меньше — 60 рублей. Я удивилась:

— А это за что? Зачем?

— Ну как? Считай, что ты отработала концерт. Мы тебе еще будем звонить.

Но наутро мне позвонил Андрей Литягин. Не здороваясь, возмущенно, на повышенных тонах он выпалил:

— Это Литягин! А не охренела ли ты, девушка? Куда ты лезешь? Почему выступаешь без моего ведома? — Он не давал мне вставить ни слова. — Кто тебе дал разрешение выступать и петь эти песни? Это мои песни! Ну и что, что ты их спела, я композитор, и я решаю, кто и где их будет петь!

— Но они звучат уже везде, — робко пробормотала я.

— Ну и что, что звучат везде! Тебе какое до этого дело? Кто ты такая? Тебе никто не давал права их петь! — продолжал возмущаться он.

— Я не виновата, меня пригласили, позвали. Извини, если я что-то сделала не так, я прошу прощения, я не знала, что нельзя, — оправдывалась я.

— Ладно, давай завтра встретимся, переговорим, — сказал он уже более спокойным тоном.

Это все на меня рухнуло разом, я даже не разобралась, хорошо это или плохо. Приехала на встречу, и Литягин мне говорит:

— Будешь петь в группе вместе с Разиной, я на гитаре, а Соколов на клавишах.

— Хорошо. Я не возражаю.

На этом и договорились.

Это был самый первый состав группы «Мираж», состоящий из четырех человек, который вскоре поехал на свои первые гастроли.

Глава 3

Успех

Бремя славы

На «Мираж» поступали запросы изо всех уголков Советского Союза. Каждый город страны хотел увидеть у себя мегапопулярную группу. Вышедший альбом пользовался сумасшедшим успехом, но песен там было ровно на полчаса. Андрей всегда говорил организаторам выступлений, чтобы в концерте кроме нас принимала участие какая-нибудь местная группа, первым отделением, на разогреве, так как материала на целый сольный концерт у нас пока еще не было. Но нерадивые устроители не хотели никому платить лишние деньги, и чаще всего мы выступали одни.

Мне стали платить по 25 рублей за концерт. Я еще не знала, сколько будет концертов, но это оказалось большими деньгами. Когда концертов стало много, Литягин предложил уволиться с работы: «Мы тебя оформим в группу “Мираж”».

На работе же моему пению относились несерьезно, и лишь когда я сказала, что подаю заявление и ухожу, потому что начинаю работать профессионально на сцене, все были в шоке.

Вскоре у меня в трудовой книжке появилась запись: «Солистка группы “Мираж”». Мои родители твердили: «Работай на телефонной станции. У тебя муж, ребенок. Всё это несерьезно» А мне уже нужна была сцена и мой восторженный зритель!

Я уволилась, и у меня началась бешеная гастрольная жизнь, а в семье наступил полнейший разлад. Коля, скрипя зубами, отпускал меня на гастроли, и его можно было понять, но и меня ведь тоже. Наконец-то сбылась мечта детства и юности стать певицей, ведь я всегда чувствовала, что это мое предназначение!

Первые яркие эмоции, на мой взгляд, были на концерте в Уфе. Меня поразило огромное количество народа — мы давали три концерта в один день, и на каждом зал был переполнен. С нами не было никого из других групп, мы выходили на сцену одни. Концерт был очень коротким, и, чтобы как-то его продлить, Андрей включил в программу музыкальную композицию, которая называлась «Около полуночи». Она длилась минут семь, и за это время мы успевали со Светой переодеться и выйти уже в других костюмах. Публике это очень нравилось.

Для Андрея это тоже был звездный час. Он выходил на середину сцены, расставлял ноги на ширину плеч и играл на гитаре. Костюм у него был совершенно фантастический: на голое тело он надевал кожаный плащ, в котором осенью просто ходил на улице. На шее на толстенной цепи висел подшипник, который болтался и бил его по груди, а всю композицию завершали белые джинсы. На одном из концертов он сделал слишком широкий шаг — почти поперечный шпагат, и его джинсы лопнули на самом интересном месте. Оттуда выглянули, как мне показалось, цветные семейные трусы. Мы со Светкой согнулись пополам от смеха. Прикрывшись гитарой, Литягин доиграл еще пару песен, потому что уйти со сцены он, конечно, не мог. Да, собственно, и переодеться тогда было не во что. После концерта за кулисами мы все вместе долго хохотали. Джинсы зашили.

Иногда концерты проходили без проблем, а иногда народ недоумевал: что это было? Почему такой короткий концерт? Кто-то начинал из зала кричать: «Мы еще хотим! Пойте! Не должно быть такого короткого концерта. Куда вы пошли?»

Мне все время казалось, что нас рано или поздно побьют, потому что зрители испытывали одновременно и восторг, и недовольство. В зал приходили охранники с билетерами и говорили публике: «Выходите, через полчаса следующий концерт, там уже другие люди ломятся».

Восторженные и возмущенные зрители сменяли друг друга. Таких концертов в день могло быть три-четыре, а иногда и пять! Более того, Литягин не разрешал нам разговаривать с публикой. Мы даже поздороваться не могли. Начинался концерт всеми узнаваемым вступлением песни «Звезды нас ждут сегодня», мы выходили со Светой и начинали что-то изображать. Я смотрю на Светлану и понимаю, что она вполне себе стреляный воробей. На