Мрак, сомкнись! - Фриц Лейбер

Иерархия столь могущественна, что позволяет себе выжидать. И это не простое бахвальство, когда жрецы утверждают, что они могут призвать на помощь силы небес!

Теперь скоро, подумал Жарль. Дет должен ударить. По его расчетам Декан должен быть уже у часовни. И тревоги нет. И все же он почувствовал приступ страха. Не за себя, и он тщетно попытался определить природу этого страха.

— В военное время существенна любая деталь! — гремел голос с трона. Его тон создавал ощущение, что перед вами яркие, всевидящие глаза, не лишенные юмора и сочувствия. — Тем более когда мы ведем чисто психологическую войну. Страх — единственное наше оружие; со временем страх теряет свою эффективность. Тщательно спланировав наше выступление, мы поразили ужасом жрецов низших Кругов, посеяв семена сверхъестественной паники в высших Кругах. Но все наши достижения сведутся на нет, если мы остановимся на достигнутом. Мы обязаны продолжать, усиливать наступление. Именно поэтому я собрал сегодня всех лидеров, решив появиться перед вами лично.

Все к лучшему, Жарль. Все лидеры здесь. И Асмодей! Но страх, жуткий, непостижимый, все еще стискивал его тело. Если бы Дет ударил!

— Я пришел, чтобы обсудить с вами план наших операций. Инструкции, которые передаются вам на лентах, сейчас могут быть перехвачены врагом, я поговорю с каждым отдельно после этой встречи. Но я должен предупредить каждого из вас об ответственности. Вы должны понять, что я и мои помощники находимся в весьма уязвимом положении. Вполне возможно, что мы будем схвачены и уничтожены до того, как придет наша победа. В этом случае вы, занимающие ключевые посты в Ведьмовстве Мегатеополиса, должны занять наше место.

Жарль стиснул руки в нетерпении. Его неясные страхи уже стали более определенными. Он ощущал какую-то угрозу и легко мог устранить ее, если бы знал конкретно, в чем она состоит.

— Наши планы давно разработаны, но они были доверены одному из вас, кто неожиданно исчез — либо убит, либо в плену у Иерархии. Следовательно, теперь мы должны сделать новые распоряжения.

Эта ссылка на Чёрного Человека заинтересовала Жарля, но новый приступ страха полностью захватил его. Он даже перестал слушать Асмодея. Горло у Жарля пересохло, онемело.

И все же, если бы он знал, что ему угрожает, он смог бы предотвратить опасность. Если так пойдет и дальше, то ему следует включить трейсеры, вызвав Дета, хотя Жарль полагал, что сделает это позже.

— … критический момент приближается, — едва улавливал он слова Асмодея, — каждое ваше действие с этого момента… наполнено смыслом. Не только ваша личная безопасность… Судьбы мира… Этот город… недалекое будущее человечества…

И в этот момент совершенно неожиданно для себя Жарль крикнул:

— Вы преданы! Это ловушка Иерархии! Спасайтесь!

И затем овладел собой. Ненавидя и презирая себя за то, что он дал возможность действовать тому, другому Жарлю, настоящий Жарль включил трейсеры на максимум интенсивности. Дет должен был уловить их излучение, если он поблизости.

И Дет, вероятно, находился рядом, поскольку ведьмы и колдуны не успели даже привстать со своих мест, как деканы, вооруженные Жезлами, ворвались в зал.

И тут же из толпы сбившихся в кучу ведьм и колдунов выскочили и разбежались по полу, словно крысы, какие-то существа.

Но Жарль не успел включить свой Жезл Гнева. Все животные в одно мгновение скрылись из виду.

Асмодей был единственным, кто успел отреагировать на предупреждающий крик Жарля. Он, вскочив с трона, бросился за скульптуру Демона. Луч Жезла Гнева срезал одну из ведьм, нацелившись на него. В одно мгновение Асмодея окружило яркое сияние — это защитное поле поглощало энергию излучения Жезла. И прежде чем его генератор поля отключился от перегрузки, Асмодей уже укрылся за скульптурой.

Жарль бросился вперед, надеясь поразить его сбоку. Хотя Асмодей и смог укрыться, но долго он там не продержится.

Однако Асмодей спрятался не за Демоном, а внутри его.

Сильный удар — включение поля — бросил Жарля на пол. Демон двинулся, поднялся в воздух и, сопровождаемый десятком лучей Гнева, вылетел через отверстие в потолке.

Лежа на полу, Жарль понял: его первое впечатление неправильно. Демон похож на ангела во всем, в частности и в том, что может летать. Демон исчез в круглом отверстии, которое наверняка вело наружу и было замаскировано под каменную трубу.

Дет доложил, что вверху патрулируют ангелы. Это была последняя надежда схватить Асмодея.

Глава тринадцатая

В серо-жемчужном Зале Высшего Совета Гонифаций смотрел на брата Фрезериса, обвинявшего его. Голос старого Умеренного был шелковым.

— Правильно ли я понял твою цель, когда Дет принес сюда эти инструменты?

И он широким жестом показал на блестящие аппараты, расставленные перед столом Совета. В центре находилось кресло с ремнями. Вокруг аппаратуры суетились жрецы Четвертого Круга под руководством Дета. Они проверяли приборы.

Гонифаций кивнул.

— Пытки! — Фрезерис произнес это слово с негодованием. — Неужели мы стали варварами и опустились до такой жестокости?

Жестокость действительно шокирует их, весело подумал Гонифаций. Интересно, как он называет увеличение налогов с прихожан, которые стонут под тяжестью бремени.

Фрезерис продолжал:

— Наш брат Гонифаций неожиданно информировал нас, что его агенты захватили людей, которые, как он утверждает, опасны для Иерархии. Эта акция совершена без согласия Совета, что является грубым нарушением наших законов. Теперь Гонифаций заверяет нас, что пленники — члены Нового Ведьмовства. И в довершение всего он не воспользовался научными методами извлечения правды, он решает — опять же единолично — прибегнуть к физическому воздействию. Почему, я спрашиваю Совет, такой возврат к варварству? — Я скажу вам, почему, — продолжал Фрезерис. Его музыкальный голос спустился на октаву ниже и заварьировал. — Гонифаций стремится захватить абсолютную власть. Он создает Иерархию внутри Иерархии, клику жрецов и деканов, преданных ему. Я докажу, что он использует такие же методы в Ведьмовстве, чтобы, вызвав мировой кризис, захватить власть под предлогом спасения Иерархии.

Обведя взором лица членов Совета, Фрезерис приготовился обвинять дальше, но ему не удалось даже начать.

Архиепископ Джомальд, представитель Реалистов, поднялся и произнес просто, словно речь шла об обычном деле:

— Брат Фрезерис ввергнул Иерархию в состояние большой опасности, тормозя выполнение наших акций против Нового Ведьмовства. Он продолжает это осуществлять и сейчас. Его действия крайне подозрительны. Я требую его экскоммуникации на год и прошу, чтобы голосование было проведено сейчас.

Фрезерис посмотрел на жреца с холодным презрением, как бы порицая его за эту непочтительность, с которой тот прервал его.

— Я поддерживаю это! — неожиданно выкрикнул Серциваль.

А Фрезерис все еще стоял с холодным непониманием, словно ожидая, когда эти грубые выкрики закончатся и он сможет продолжить свою речь. Держался он великолепно.

Его приверженцы, Умеренные, поняли, что случилось, раньше, чем он. И они были скорее испуганы, чем негодовали.

— Есть возражения против голосования? — спросил Джомальд.

И медленно, неуверенно один из Умеренных стал подниматься, беспокойно глядя на членов Совета. Оценив обстановку — обстоятельства изменили его намерение, — он сел.

И только теперь Фрезерис понял.

К его чести, это не нарушило его спокойствие. Его лицо было полно величия.

Один за другим сжатые кулаки ложились на блестящую крышку стола. Фрезерис величественно смотрел на архиепископов, голосующих против него. Он был похож на человека, презирающего своих противников.

В конце концов ни одна рука не легла ладонью на стол, обозначая негативное отношение к предложению. Воздержались лишь двое Умеренных, да и те чувствовали себя неспокойно.

— Привести приговор в исполнение! — крикнул Джомальд жрецам Четвертого Круга.

Архиепископы теперь понимали: эта акция была заранее обдумана и спланирована.

А Фрезерис так и остался спокойным. Он стоял, будто мраморная статуя, презирая и своих врагов, и предавших его друзей.

И как мраморная статуя, он принял приговор. Невидимые лучи направились на его голову, блокируя его сенсорные органы. Первыми отключились оптические нервы. Фрезерис, подняв руки к своим ослепшим глазам, не успел тронуть их — отключились осязательные нервы. Он качнулся и тяжело рухнул на стол, которого он не мог ощущать.

Более беспомощный, чем ребенок, Фрезерис лежал на столе, исключенный из мира и Иерархии, обреченный целый год оставаться в аду собственных мыслей, — год, который покажется ему вечностью, ибо у него даже не было средства измерить время.