Заговор Моцарта - Скотт Мариани

— Скажите, что пришла Ли Ллуэллин и хочет с ним поговорить.

Имя Ли Ллуэллин произвело мгновенное, почти магическое действие на консьержку. Враждебность исчезла, сменившись улыбкой и потоком извинений за то, что не узнала сразу знаменитое сопрано. Женщина провела их по каменной лестнице на второй этаж.

Ли поймала на себе взгляд Бена.

— В чем дело? — прошептала она.

— Я думал, что все понятно объяснил. Тебе полагается сидеть тихо и не высовываться.

— В таком случае как бы мы сюда попали?

— Я бы что-нибудь придумал.

— Пистолет ей к виску приставил?

— Может, и стоило бы, — пробормотал он.

Постучав в дверь, консьержка заглянула внутрь и выпалила что-то на итальянском так быстро, что Бен ничего не понял. Из комнаты ответил мужской голос:

— La Llewellyn? Qui?[4]

Из кабинета вылетел круглый коротышка в темном костюме. Директор с энтузиазмом потряс руки гостям и велел консьержке принести кофе и печенье.

— Меня зовут Альберто Фабиани, — представился он, широко улыбаясь и не сводя глаз с Ли. — Маэстро, вы оказали нам великую честь. Чем могу служить?

Ли повторила, что им нужно поговорить с профессором Арно.

Директор замялся.

— Надеюсь, профессор не умер?

— Нет, нет, он жив-здоров, — поспешно заверил Фабиани, — Живет за городом, километрах в десяти отсюда. Я с удовольствием дам его адрес и телефон. Но должен вас предупредить… — Он помедлил. — Не могу сказать ничего плохого про Франческо Арно, когда-то его считали величайшим знатоком Моцарта. Однако с возрастом он… как бы помягче выразиться… стал несколько странным.

— В каком смысле «странным»? — поинтересовался Бен.

Фабиани пожал плечами.

— Убеждения у него странные. Мания, можно сказать. В последние годы профессор стал эксцентричным, часто ругался с коллегами… Честно говоря, в конце концов мой старый друг стал посмешищем всего института. Даже студенты его дразнили, обожали доводить до белого каления. Стоило профессору завестись, и он мог говорить часами, его лекции превратились в фарс… — Фабиани грустно улыбнулся. — Между нами говоря, я не очень-то расстроился, когда Арно объявил об уходе на пенсию.

— И в чем же стояли убеждения профессора? — спросил Бен.

Фабиани закатил глаза.

— Вы с ним сами поговорите, тогда узнаете.

ГЛАВА 26

Тем же утром

Австрия

В окнах закрытого бассейна виднелись заснеженные земли усадьбы и полоска соснового леса на горизонте.

Обнаженный мужчина подошел к краю трамплина и пару раз качнулся. Ростом он был почти шесть с половиной футов и весил двести шестьдесят фунтов — при этом на мощном теле не было ни грамма жира. Втянув воздух в легкие, здоровяк прыгнул вниз. Прыжок вышел безукоризненный, почти без всплеска. Ныряльщик ушел в глубину, вынырнул на поверхность и поплыл. Почти не запыхавшись, он сделал тридцать кругов, вылез из воды и подошел к стулу, где лежала аккуратно сложенная одежда.

Мужчина смахнул с лица рыжеватые волосы и потянулся за полотенцем. Вытираясь, он любовался своим подтянутым телом. На мускулистых руках и груди виднелись шрамы от ранений; девять пулевых и три ножевых. У каждого шрама была своя история, и ни один из тех, кто их оставил, не прожил после этого и трех минут.

Сорокатрехлетнего уроженца Лондона и бывшего солдата британской армии звали Джек Гласс.

Напившись, он иногда хвастал своими подвигами в легендарном британском спецназе и любил показывать вытатуированную на правом плече эмблему — кинжал с крылышками.

Правда состояла в том, что много лет назад в спецназ его не взяли. Психологическое тестирование выявило определенные черты характера, которые отнюдь не привели в восторг начальство. Непригодность подтвердилась, когда Джек попытался застрелить офицера, сообщившего ему эту новость. Гласса с позором отправили обратно в часть, судили и выгнали из армии.

Джек болтался без дела, деньги быстро закончились. Как и многие армейские отставники, он был вынужден перебиваться физическим трудом. Путь в охранные агентства был заказан из-за приговора военного трибунала.

Одним дождливым вечером в Лондоне Джек встретил в баре бывшего знакомого, который предложил полувоенную работу в Африке. Платили прекрасно, да и работенка была для Джека в самый раз. Он немедленно согласился и через три дня уже летел в Африку — чтобы никогда не вернуться в Британию.

Джек работал в Конго, Руанде и Либерии — на любого, кто платил больше остальных. Он подавлял антиправительственные восстания, сжигал школы, уничтожал деревни, убивал целые семьи, вовлеченные в кровавые межплеменные войны, — делал все, что говорили, брал наличные и не задавал вопросов.

Именно в Либерии ему изуродовали ухо: мочку оторвало пулей из АК-47. Стреляла чернокожая девчонка лет девяти-десяти, и это был последний патрон в магазине. Когда Джек схватился за ухо, девчонка бросила автомат и с воплями побежала в лес. Джек помчался следом, поймал, прижал коленом к земле, приставил штык к ребрам девчонки и медленно вогнал лезвие в грудь; детское тело перестало дергаться, и глаза постепенно потухли.

Он до сих пор помнил каждую деталь. Неплохо бы еще разок такое повторить.

После Африки Джек уехал в Боснию и занялся контрабандой оружия. Он больше не принимал участия в боевых действиях, стал носить деловой костюм и ходить с кейсом вместо автомата. Обычно кейс был наполнен деньгами. Оказывается, гораздо выгоднее заставить кого-то другого нажимать на спусковой крючок, чем стрелять самому. За два года Джек превратился в настоящего бизнесмена, завел множество связей и купался в деньгах. Тогда-то он и встретил на ярмарке оружия в Берлине австрийца Вернера Кролла.

Тридцатишестилетний Гласс стал личным секретарем и помощником Кролла. Джек уже привык к роскоши, но продажа «Калашниковых» воюющим племенам приносила гроши по сравнению с доходом Кролла. Лишь немногие избранные представляли, чем на самом деле занимается герр Кролл.

Гласс знал, что семейный бизнес Вернера Кролла имеет многолетнюю историю и начинался довольно скромно. Гласс также знал, что Кролл не раздумывая убьет любого предателя, включая личного секретаря. Низенький старичок австриец, хотя и имел несколько странные привычки, выглядел вполне безобидно — этакий директор школы. Однако более опасного человека Джек Гласс в жизни не встречал, а уж он-то повидал немало опасных людей.

Джек представил себе сморщенное бледное лицо с заостренными чертами. Когда-нибудь он убьет этого зажившегося мерзавца и отымеет его шлюшку любовницу.

Гласс надел белую рубашку, серые брюки и спортивный пиджак, завязал галстук свободным узлом и пошел себе в кабинет. Там его ждал факс из Лондона. С любопытной информацией.

Вернер Кролл молча завтракал вместе с Ив в оранжерее. Он сидел спиной к окну, за которым открывался вид на декоративный пруд и покрытые снегом горы. Шесть лет Кролл ел на завтрак одно и то же: яйца в мешочек с тостами, порезанными на совершенно одинаковые кусочки и разложенные на тарелке строго определенным образом. Без масла. Ел он аккуратно, почти изысканно.

В комнату вошел Гласс с папкой в руке. Кролл застыл, не донеся вилку до рта, вытер губы салфеткой и раздраженно сказал:

— Я ведь запретил беспокоить меня во время завтрака… Черт побери, ты опять жвачку жуешь?

Гласс улыбнулся про себя и вытащил изо рта жвачку. Он обожал доводить старика до белого каления.

— Прошу прощения, сэр. Я подумал, вас это заинтересует. Только что пришло по факсу.

Кролл надел очки и уставился на протянутый листок. Это была копия первой страницы вчерашнего номера «Ивнинг стандарт» с размытым снимком Ли Ллуэллин в окружении поклонников. Кролл узнал место — возле Шелдонского театра. Слева от певицы стоял незнакомый мужчина, держа ее за руку. Заголовок гласил: «Кто главный герой Ли?»

Кролл отложил факс и посмотрел на Джека поверх очков.

— Тот самый парень, который убил одного из наших лучших людей этим… чем он его убил?

— Сковородкой, сэр, — подсказал Джек.

Ив взяла листок и пристально вгляделась в незнакомца. Хорош. Высокий, спортивный. Гласс внимательно наблюдал за женщиной.

— Мне тоже интересно было бы узнать, кто главный герой Ли, — сказал Кролл.

Он бросил взгляд на Ив: что-то она слишком засмотрелась. Кролл выхватил у нее листок.

— Сэр, мне кажется, я знаю этого красавца, — заявил Гласс.

— Профессиональный охранник? — спросил Кролл.

— Боюсь, что еще хуже. Я проверю по своим каналам.

Кролл отпустил Джека и вернулся к прерванному завтраку. Яйца остыли. Он с отвращением оттолкнул тарелку.

Когда Ив возвращалась к себе после завтрака, Гласс стоял у дверей ее спальни, небрежно привалившись к стене, и упирался рукой в косяк, преграждая вход.