Секрет бабочки - Кейт Эллисон

Из автобуса я выхожу за несколько кварталов от ржавой купальни для птиц, которая, по словам Флинта, теперь служит общественным почтовым ящиком. Я то сжимаю статуэтку-бабочку, которая лежит в моем кармане, то разжимаю пальцы. Моя кисть похожа на сердце, транспортирующее кровь по всему телу. Я не могу остановиться.

Направляясь к купальне, я обдумываю содержимое записки: «Флинт, пожалуйста, встреться со мной вечером. Здесь. Я тебя дождусь. — Нет. Слишком умоляюще. — Флинт, встреться со мной вечером. Здесь. Нужна твоя помощь».

Я смотрю под ноги, вслух считаю трещины на тротуаре. Добираюсь до двадцати семи — три девятки, очень хорошо, — прежде чем поднимаю голову и вижу то, что увидеть не ожидала, но в глубине души отчаянно надеялась, что увижу: пару пушистых медвежьих ушек, склоненных над краем купальни. Их обладатель что-то торопливо пишет на листке бумаги.

— Флинт! — буквально вырывается из меня, мне хочется подбежать к нему, и обнять, и уткнуться лицом в его грудь. Вместо этого я хватаюсь за нижнюю кромку моего свитера, и тяну, тяну, тяну, натягиваю на бедра, хочу прекратить, но не могу заставить пальцы подчиниться.

Он вскидывает голову и видит меня, ямочки на щеках углубляются.

— Ло! — Он бежит ко мне, складывая на ходу листок, и протягивает мне его с низким поклоном. — Как раз собирался оставить его для тебя.

Я разворачиваю листок и читаю, а он стоит рядом и наблюдает.

Дражайшая Пенелопа!

Я гигантский ублюдок. Я не хочу сказать, что я человек невероятных габаритов, который при этом и ублюдок, нет; на самом деле я человек нормальных габаритов, который, так уж вышло, иногда показывает себя экстрабольшим ублюдком. Когда ты на следующее Рождество купишь мне уродливый выходной свитер, тебе не потребуется брать очень большой размер, но его должно украшать изображение какой-нибудь особо отвратительной личности, чтобы весь мир сразу понял степень моей ублюдочности. Что я на самом деле хочу сказать… я подумал об этом и готов помочь тебе в твоем квесте, чтобы к грядущему Рождеству ты могла подарить мне просто уродливый выходной свитер, ничем не отличающийся от любого другого уродливого выходного свитера, и я смогу надеть его в следующий раз, когда мы побьем и бога, и дьявола в баночном боулинге.

Твой Флинт

Два последних слова заливают меня теплом. Я складываю записку и кладу в карман, глядя на треугольники, которые образуют ветви деревьев. Задаюсь вопросом, что заставило его изменить свое отношение, но не могу позволить себе размышлять об этом. Он мне нужен. И он готов помочь.

— Извини, Ло, за прежнее. — Его большие глаза смотрят в мои. — Я подстроюсь под тебя. Никакие мусорные баки этого мира теперь не помешают мне быть рядом с тобой. Я полностью к твоим услугам, лады? Так что теперь, частный детектив Пенелопа?

Я крепко сжимаю статуэтку-бабочку, чувствуя, как Сапфир пульсирует в моей ладони.

— Теперь, — отвечаю я, а нервы вибрируют в груди, как натянутые струны, — нам нужно выяснить, что произошло в тот вечер, когда ее убили. Нам нужно найти новые ниточки.

— И как ты собираешься это сделать?

Я шумно сглатываю слюну и заставляю себя озвучить идею, которая не дает мне покоя весь день.

— Мы пойдем к дому Сапфир, — отвечаю я уже на ходу, — и мы проникнем в него.

Флинт сует заколку-невидимку, которую достал из кармана, в ржавый замок двери странного желтого дома и легко его открывает, словно каждый день залезает в чужие дома. Распахивает дверь и ждет, пока я первой переступлю порог.

— Ты в этом мастер, — говорю я ему.

— Мне приходилось залезать в сараи или в запертые дома всякий раз, когда быстро требовалась крыша над головой, чтобы поспать, — отвечает он без малейшего колебания. — Поверь мне, Лопа… эй, раньше кто-нибудь называл тебя Лопа?

У меня сосет под ложечкой. Орен время от времени называл меня Лопа. Знал, что меня это раздражает.

— Нет, — коротко отвечаю я. — Никогда.

— В любом случае, Ло, когда я попал сюда, дела у меня шли не так хорошо. Мне очень часто приходилось спать в подворотнях, потому что с замками не получалось.

— Чувствую, особенно туго тебе приходилось зимой, — говорю я, пытаясь отогнать подозрения. «Он здесь. Он мне помогает».

— Срань господня — да. Более чем туго. Не думаю, что найдется адекватное слово, чтобы передать тяготы моей тогдашней жизни. — Он мне подмигивает, но губы его как-то странно изгибаются. Такое ощущение, что ему приходится собрать всю волю в кулак, чтобы заставить их улыбаться. — Миледи. — Флинт вновь предлагает мне войти.

Но я не могу сдвинуться с места. Тысячи рук внезапно давят давят давят мне на грудь, не позволяя даже вдохнуть. Все это воспринимается как сон: этот порог передо мной, комнаты Сапфир, которые за ним находятся, в этих желтых, цвета маргариток, стенах. Они дрожат и вибрируют, посылая ко мне волны леденящего холода.

— Ло, — Флинт понижает голос, — не следует нам здесь стоять.

Шесть глубоких вдохов. Девять постукиваний. Три ку-ку. Снова. Снова. Снова. Я не знаю, что написано сейчас на лице Флинта, и не хочу знать. Сейчас мне без разницы. Я по-другому не могу.

Наконец я завершаю цикл и могу войти: желтая дверная арка дрожит, когда я прохожу под ней, голос Сапфир шепчет из стен. Флинт следует за мной, закрывает за нами дверь, запирает ее.

— Ло, — тихонько спрашивает он, — почему ты все это делаешь?

В доме темнота обволакивает меня влажной густотой. Он видел, он знает. Горло жжет, когда я отвечаю, с губ срывается только одно слово: «Должна. — Я трясу головой и произношу его вновь: — Должна. — И еще раз, третий. — Должна».

Думаю, что вижу, как он кивает, но полной уверенности нет. Слишком темно. Химический запах поднимается с пола: дезинфицирующего средства, и металла, и плесени. Я дрожу. Хозяин дома, должно быть, отключил отопление, как только они нашли тело. Флинт щелкает выключателем в прихожей, но ничего не происходит. Темнота угрожающе окружает нас. «Только попробуйте со мной связаться», — пренебрежительно фыркает она. Вспышки уходящего света взрезают темноту через щели между колышущимися портьерами, резкие и неожиданные. Мои глаза начинают приспосабливаться.

— Пойду на кухню и поищу фонарик или свечи, — говорит Флинт, голос дрожит.

Я чувствую, как удаляется тепло его тела, а через несколько секунд слышу постукивания и шуршание в другой комнате. Вскоре он возвращается с включенными фонариками. Двумя. По одному в руке. Встает рядом со мной и протягивает мне второй. Поначалу я не могу его взять: руки вдруг становятся слишком массивными и тяжелыми, чтобы поднять их.

С минуту мы оба просто стоим с включенными фонариками, вдыхая холод в легкие. Вдыхая запахи, маскирующие убийство. И кровь.

Снова кошка проносится в голове: с разинутой пастью, застывшая в ужасе. Желудок дергается, сжимается, словно испуганный зверек. Портьеру относит в сторону, словно кто-то бьет по ней: полоса тусклого света заполняет пустоту и исчезает вместе с порывом ветра.

Флинт проводит лучом фонаря по стене. Я вижу лиловые губы Сапфир, разбросанные по обоям, мерцающие в потоке света. Моргаю, и они исчезают, и она исчезает. Я вскидываю свободную руку над головой, машу ей. «Можешь ты меня чувствовать? — Я думаю о ней, жду знака. — Ты здесь? Как-то так?»

Флинт машет рукой, копируя меня, и говорит:

— Господи, холодно. Пойду в разведку, хорошо? — Он идет, освещает фонарем углы, стены, половицы.

— Я тоже, — говорю я его спине. Сначала иду за ним, потом беру левее, захожу в гостиную, тогда как он идет куда-то еще.

Самое странное: все выглядит совершенно нормальным. Длинный синий диван, расстеленный плед, словно кто-то недавно здесь спал; стакан с темной помадой на маленьком подносе наполовину наполнен водой, китайский ковер с драконом на деревянном полу, чуть сдвинутый в сторону, пара черных туфель без каблуков перед телевизором.

Мое тело несет меня к карточному столику, к стакану со следом помады. Ее губы. Я прикасаюсь к следу пальцем, надеясь ощутить мягкость и тепло, словно она только что сделала глоток и отошла за чем-то в другую комнату. Я ожидаю, что она в любую секунду войдет и застанет меня — совершеннейшую незнакомку, — стоящей в ее гостиной.

Но потом я вспоминаю, что не застанет. Не сможет. Никого и никогда больше не застанет. И отпечаток ее помады на стакане не теплый и мягкий — холодный.

Скри-ип. Я подпрыгиваю, моя рука взлетает к груди. Скри-ип. Скри-ип — снова и снова, в коридоре. Сердце ускоряет бег.

— Флинт? — зову я. Нет ответа.

Желудок завязывается узлом, набитым бритвенными лезвиями. Какое-то непонятное гудение. Голос. «Сапфир? Ты здесь?»

— Иду наверх, Ло, — доносится до меня голос Флинта.

Я выдыхаю, но паника не уходит, только отступает в сгущающуюся темноту, выталкивает меня из этой комнаты в следующую.