Сорок лет с В. А. Гиляровским - Николай Иванович Морозов

— Хорошо… Правильно… Митинги, забастовки — насущная потребность нашего времени. Ну как, небось и про «долой самодержавие» вспомнили?

— Не без того… Известное дело. — Он поправил редкие усики. — Народ шибко рассвирепел… Увидел своими глазами правду. Мы смотрели на самодержца, как на земного бога, а он стал угощать нас ружейными залпами. Бурно прошло собрание. Чиновные пока отстранились. Одна мелкота шебаршила.

— Что значит мелкота? Мелкота — народ, а это — все. Вы что же хотите от Владимира Алексеевича?

Мой собеседник удивил своим ответом:

— Вот петицию ему принес. — Он показал сверток трубочкой. — Не шибко мы грамотные, не так складно у нас выходит, а на митинге выкрикнули: «Гиляровского надо попросить отредактировать, он душевно к простому народу относится, не откажет. Кто ему почту носит, тот пусть и сходит…» Вот я и пришел. Не откажет он в просьбе, а?

Просьба была из ряда вон выходящая. Я ответил:

— Чужим он и то не отказывает, а вы — свой.

По уходе А. И. Южина я пошел к Владимиру Алексеевичу. Облокотившись левым локтем на стол, он что-то писал.

— Что скажешь хорошего?

— Пришел представитель московских почтальонов. Вчера у них был общий митинг на почтамте, они выработали петицию и просят вас ее отредактировать.

Он удивился.

— Это еще что за новость?..

— Это 1905 год.

Он вышел к почтальону. У них произошел краткий разговор, после чего Владимир Алексеевич прошелся карандашом по петиции.

С легкой руки почтальонов явились после того случая железнодорожники Александровской, теперь Белорусской, дороги с такой же просьбой. Потом пришли представительницы московских акушерок, у них тоже была петиция…

В грозные дни декабрьского вооруженного восстания в Москве в Столешники пришли однажды гости в самое неудобное время, почти в двенадцать часов ночи, когда хозяева уже собирались спать. Это была молодежь. Посетители явились не по одиночке, а сразу целой оравой. Некоторые из них были в студенческой форме.

По вызову прислуги вышла Мария Ивановна. Она даже испугалась, увидев такую массу посетителей. А когда один из них неожиданно заявил: «Мы просим разрешить нам переночевать у вас эту ночь» — она совсем растерялась.

— Помилуйте… как это можно? — начала она. — У меня даже места нет…

— А вот, — улыбаясь, сказал тот же студент, показывая на комнату, — здесь места хоть отбавляй… разместимся.

О появлении гостей узнал В. А. Гиляровский и явился на выручку Марии Ивановны. Он окинул всех зорким взглядом. Увидев его, молодежь загалдела:

— Владимир Алексеевич… Владимир Алексеевич… здравствуйте!..

Видно было, что этот народ его знает.

— Владимир Алексеевич, — выступил студент, первым заговоривший с Марией Ивановной, — на собрании были… понятно… На нелегальном… Очень задержались…

— Что Же вам нужно?

— Разрешите у вас ночевать… Утром разойдемся… а го везде патрули… Опасно…

— Нас могут арестовать, Владимир Алексеевич, — добавила девушка-студентка, — разрешите…

— Конечно… В такую пору ходить нехорошо, — сказал он и обрадовал ответом: — Ну что ж… пожалуйста, в убежище отказать не могу.

Мария Ивановна заволновалась:

— Гиляй, да где же и на чем я их положу? Он быстро нашел выход.

— На чем стоят, на том и расположатся. Верно, ребятежь?

Раздались дружные возгласы:

— Верно, Владимир Алексеевич, верно!.. На полу ляжем… Уснем за милую душу!..

— Раздевайтесь… Располагайтесь, — сказал он. — Чем богаты, тем и рады…

Пока все раздевались, прислуга натаскала в комнату всякой всячины: тюфяк, откуда-то вытащила матрацы, ковер, одеяла, простыни…

В общем все улеглись с достаточным для этого случая комфортом. А рано утром разошлись тихо и мирно: кто через черный ход, кто через парадный.

Мне вспоминается такая картина. Уже после 1905 года, когда отгремела революция, Владимир Алексеевич сидит у себя за столом в разноцветном бухарском халате нараспашку, подаренном ему друзьями, в очках и внимательно слушает рассказ двух простых, скромных тружеников железной дороги. Иногда он задает им вопросы, уточняя факты, а затем все сказанное записывает. Это товарищи славного машиниста А. В. Ухтомского, члена революционного стачечного комитета Московско-Казанской дороги, водившего во время декабрьского вооруженного восстания поезда с дружинниками, действовавшими в Москве и на линии дороги. Железнодорожники пришли рассказать Владимиру Алексеевичу обо всем, что видели, надеясь, что он когда-нибудь напишет об этом.

Они рассказывали о зверствах в Люберцах карательного отряда Римана и о том, как и при каких обстоятельствах был арестован А. В. Ухтомский, скрывавшийся на этой станции.

В книге В. А. Гиляровского «Были» есть рассказ «Ураган», где написано, как машинист, скрываясь от жандармов, поцеловал свой паровоз и ушел неизвестно куда. Основой этому рассказу послужила героическая судьба достойнейшего члена партии А. В. Ухтомского.

В первые годы литературной работы Владимир Алексеевич особенно близко сдружился с А. П. Чеховым. Они не только встречались в редакции и литературном обществе, а часто бывали в гостях друг у друга. Чехов бывал у него на даче в Краскове. Здесь Гиляровский познакомил его со «знаменитым» Никитой Пантюхиным, который на Казанской железной дороге отвинчивал гайки для рыболовных грузил, не задумываясь над тем, что это может вызвать крушение. Чехов не раз беседовал с ним, а затем вывел его в рассказе «Злоумышленник». Не раз Гиляровский говорил, что при чтении сочинений Чехова он встречает в них немало своих отдельных слов.

Когда Чеховы приходили в гости к Гиляровским, Антон Павлович