Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

«медлит» с подписанием необходимого приказа о высылке на каторгу нескольких «черных», все еще живущих среди переполненных выгребных ям в тюрьме Рединга. «Мистер Форвард, который перевозит уголовников из Ньюгейта, согласился забрать названных узников», однако Феллоу (который был шерифом Беркшира и теперь кажется единственным по-настоящему послушным проганноверским мировым судьей в Беркшире)[237] не смог заставить ни одного из своих коллег-судей присоединиться к нему при подписании приказа. В число непокорных судей (всего их было семеро) входили сэр Джон Стенхоп, Чарльз, виконт Фейн, и два члена парламента от Рединга[238]. Лишь в июле 1724 года четверо осужденных «черных» браконьеров — Чарльз Граут, Джон Чэпмен, Эндрю Хьюз и Джозеф Мерсер — отплыли на корабле «Роберт» в Мэриленд[239]. Об Уиллетсе нет никаких упоминаний; вполне вероятно, что он тогда уже умер.

3. Правонарушители и их противники

После того как было сказано так много слов и описано столько относящихся к событиям эпизодов, должно быть ясно, как обстояло дело с «черным» браконьерством в Беркшире. Но ясности нет. Если здесь возникла чрезвычайная ситуация местного значения, в масштабах графства, то почему власти при попытках справиться с ней столкнулись с пассивным или активным сопротивлением со стороны председателя лесных судов, присяжных заседателей и мировых судей? Если это были чрезвычайные события в масштабах страны, связанные с движением якобитов, то почему Таунсенд и Уолпол наняли агента-провокатора из церковников, чтобы подтолкнуть эти события, а затем приостановили всякие действия примерно на девять месяцев?

Насколько же серьезно все-таки были организованы «черные»? Пресса, которую правительство настроило должным образом, публиковала сообщения о тайных присягах, о заговоре, о квазимонархической, квазивоенной организации, возглавляемой «королем». (В течение нескольких дней этим королем даже считали фермера Уильяма Шортера.) Одна газетная статья, посвященная «черным» Беркшира и Хэмпшира, гласила, что сначала они состояли из контрабандистов, действующих под покровом ночи («ночных гуляк»), браконьеров и похитителей оленей, но теперь «к ним примыкает довольно изрядная шайка якобитов… в надежде привлечь небольшую армию Черных на свою сторону»[240]. А вот более мрачная картина, которая снова относится как к Беркширу, так и к Хэмпширу:

Говорят, что эта беззаконная банда накрепко связана самыми торжественными клятвами слепого повиновения своему Лже-Монарху, королю Джону, который, возможно, окажется подходящим союзником для другого Идола и Короля, чьи нечестивые агенты недавно казались столь близки к тому, чтобы ввергнуть нашу страну в кровопролитие и смуту. Армия Черных была бы подходящим орудием для установления Царства Тьмы…[241]

Другое, более позднее сообщение, которое бесполезно как историческое свидетельство, но представляет интерес как фольклор, описывало уолтхэмских «черных» как «компанию веселых парней-сумасбродов», которые угощались на лесном постоялом дворе олениной, приготовленной восемнадцатью разными способами, запивая ее кларетом. Новые члены допускались в это «общество» только после проверки на сдержанность и осмотрительность в пьяном виде. Затем им следовало обзавестись хорошей кобылой или мерином, парой пистолетов и ружьем. Наконец, их «приводили к присяге на рогах, висящих над камином», и присваивали им новые имена для использования в своем кругу. «Первый параграф их вероучения гласит, что в краже оленей нет греха»[242].

Подобный фольклор в реалиях Беркшира и Хэмпшира мог означать разное, а потому сведения, касающиеся Хэмпшира, будут рассмотрены позже. В случае с Беркширом у нас нет другого метода, кроме кропотливого изучения имеющихся отрывочных и неполных данных. Мы начнем с преступлений, инкриминируемых людям в районе Виндзорского леса[243]. Поскольку они совершили правонарушения до вступления в законную силу Черного акта, то единственным преступлением, которое могло быть вменено любому из обвиняемых как исполнителю или соучастнику, являлось убийство сына Майлза[244]. Обвинения в этом были предъявлены шестерым мужчинам. В остальных случаях представители закона испытывали трудности. Маскировка не считалась уголовно наказуемым деянием, а вымогательство нелегко было истолковать как грабеж. Самым строгим законодательным актом, подходящим для большинства правонарушителей, был акт (5 George I c.28), запрещавший незаконную охоту и предусматривавший наказание в виде семи лет высылки на каторгу[245].

Убийство и незаконная охота — это явные преступления. Но попутно на подследственных навешивали и другие обвинения: в бунте, в нападении на лесников, в письмах с угрозами и в устрашении действием. Уильяму Шортеру (которого не поймали после побега) было заочно предъявлено обвинение в похищении пяти гиней у Бэптиста Нанна, в краже ручной лани у Томаса Холлиера, в разрушении плотин рыбных прудов, принадлежащих двум джентльменам — частным лицам, и в убийстве оленей в парке графа Аррана (но, кажется, речь не шла ни об одной из частей королевского леса). Подсчет, который, без сомнения, неполон, позволяет составить следующий список правонарушений:

Виндзорские «черные»: зарегистрированные преступления (1722–1724){3}

Эта таблица требует некоторых пояснений. Во-первых, в нее не включены те правонарушения, которые рассматривались судом квартальных (четвертных) сессий[246] (их протоколы утеряны), и те, которые рассматривались лесными судами (главным образом — добыча торфа). Во-вторых, подстрекательства к бунту не учитываются как самостоятельная статья, поскольку виновным в них были предъявлены обвинения в нападении (на лесников и их слуг). Все дела об убийстве связаны с убийством сына Майлза, за которое четверо были осуждены Особой комиссией в Рединге, один избежал ареста, а еще один соучастник (Берчетт) дал показания в суде против сообщников. Все дела об ограблении связаны с вымогательством у Бэптиста Нанна пяти гиней[247]. Последние два пункта (кража леса и браконьерство) могут относиться к «черным», а могут и не относиться к ним, но они внесены в таблицу, так как в те же годы рассматривались ассизами или судами сопоставимого уровня. Наконец, это таблица данных о правонарушениях, а не о правонарушителях; некоторым из последних, например Уильяму Шортеру, были предъявлены обвинения в нескольких преступлениях.

Обращает на себя внимание одна особенность: очень большое количество правонарушений (более 60 %) совершены не против королевской привилегии в лесу[248], а против дворянства и знати из числа частных лиц. Вскоре мы изучим эту проблему. Но сначала нужно рассмотреть еще более сложный вопрос: кто были эти преступники? И на такой вопрос нельзя ответить, не уделив некоторого внимания техническим трудностям в восстановлении фактов.

Мы можем начать с предварительной таблицы, составленной на основе «сырых» (не подвергшихся пристальному рассмотрению историка) сведений о роде занятий или профессии. Из 120 человек, которым за указанный период были предъявлены обвинения или на которых донесли в связи с причастностью к преступлениям «черных» и с охотой на оленей, в 56 случаях невозможно определить, чем занимались эти люди. Для 64 человек удается установить такие данные.

Если бы эту выборку можно было считать репрезентативной,