Мой невыносимый телохранитель (СИ) - Манило Лина

Тимур никогда так много не говорил и сейчас выдохся — замечаю это по сжатой напряжённой челюсти и пульсирующей жилке на шее.

— Ты поэтому согласился охранять меня?

— В том числе, — его плечи дёргаются, а взгляд теплеет. — Я должен ему свою жизнь, но между нами всё сложно. Твой отец непростой человек, с ним нелегко. Но ещё я не хотел, чтобы кто-то другой вертелся возле тебя.

— Экий ты ревнивец.

— Есть немного, — тихо смеётся, но смех обрывается на полувздохе. — Элла, он любит тебя, очень любит. Просто не умеет это по-человечески показывать.

— Я понимаю, веришь?

Глажу кончиками пальцев смуглую кожу на груди, впитываю тепло, заряжаюсь от Тимура энергией и перенимаю уверенное спокойствие, которым он будто бы светится изнутри.

— Поговоришь с ним? — шёпотом, и в голосе нет ни давления, ни нажима — лишь живой интерес.

— Постараюсь, если он перестанет перегибать палку.

— Он пока не перестанет. Ему время нужно.

— Зачем оно ему?

— Чтобы смириться с тем, что у нас всё серьёзно.

— А у нас серьёзно? — спрашиваю, с трудом моргая. Слишком хочется спать, я очень устала.

— Серьёзнее, чем с кем бы то ни было до тебя.

22 глава

— Ты прикалываешься! — восклицает Анжелика и даже ладошками округлившийся рот закрывает. — Вот это приключения!

Моя лучшая подруга — человек для меня невероятно важный, ценный и любимый. И она первая, к кому я рванула, когда немного пришла в себя.

Вернее, не так. Если бы я к ней срочно не рванула, она бы подняла всех на уши, наняла поисковой отряд, взяла самую опытную овчарку на поводок и разыскала меня даже в самой далёкой глуши.

О том, что отец отказался от “трона” по просьбе похитителей, Анжелика, как и весь город, узнала из новостей. И я знала прекрасно, как сильно она обо мне волнуется, потому не стала тратить её нервные клетки попусту и приехала к ней.

Сейчас мы сидим в крошечной кофейне на первом этаже её дома, пьём кофе и едим круассаны. Анжелика, нервничая и охая, съела аж три штуки, я всего один, потому что слишком занята рассказом об изменениях в моей личной жизни и прочих выкрутасах последних дней.

— Всё-таки ты его добилась! — издаёт победный клич и в ладоши хлопает. — Молодец, Эллка, просто умница.

Анжелика встряхивает фиолетовыми кудрями, засовывает в рот последний кусочек круассана и, довольная, откидывается на спинку стула. В зелёных глазах сияет гордость — она за меня рада. Подруга — единственная, кто знал о моей любви к Каирову, и только её безграничная вера в меня питала получше высокооктанового горючего. Все три года Анжелика зудела на ухо, что я не должна теряться, нервничать и стесняться, а должна смело посмотреть в глаза Тимуру и признаться в своей любви.

Возможно, без её поддержки у меня ничего бы не вышло.

— Слушай, а если дядя Серёжа так и не одобрит ваших отношений, — наступает на больную мозоль и, не глядя на меня, мешает ложечкой с длинной ручкой сахар на дне очередной чашки кофе. — Ну, вдруг не примет, всё-таки будет стоять на своём… что делать будешь?

Анжелика всегда зрит в корень и умеет вычислять самое важное.

Вздыхаю и отвожу глаза. Рассматриваю спешащего с подносом долговязого официанта в клетчатой рубашке и пытаюсь посчитать, сколько серебристых пуговиц на его рубашке, стараюсь угадать, какой сорт кофе он несёт для одного из гостей. В общем, делаю всё, чтобы не отвечать на вопрос.

Потому что не знаю ответа. Вернее, догадываюсь, но озвучивать его не хочется. Потому что стоит позволить словам вырваться на свободу, они станут реальностью.

Реальностью, в которой мне будет неуютно.

— Энджи, я не знаю.

— Выберешь Тимура? — догадывается Анжелика и тянется ко мне. Берёт мои ладони в свои, крепко сжимает и в глаза заглядывает.

— Я не хочу ничего выбирать, — говорю с тихим вздохом и, чтобы скрыть неловкость, которой не было никогда в наших с Анжеликой разговорах, вырываю левую руку и впиваюсь пальцами в чашку с кофе.

Он остыл, покрылся плёнкой, но я всё равно его пью, потому что мне нужна пауза.

— Я всё время об этом думаю, не могу успокоиться, — говорю, когда горьковатый напиток допит до дна, а от горечи на корне языка не осталось и следа. — Папу люблю, но и Тимура люблю. А папа…

— Он обидел тебя, — с важным видом кивает Энджи и принимается комкать салфетку. Не останавливается, пока из белоснежного прямоугольника не получается серый шарик. — Но… может быть, вам нужно поговорить? С глазу на глаз? Может быть, настало время?

— Думаешь, ему хватило одного дня, чтобы успокоиться? — скептически хмыкаю, а Анжелика качает головой.

Моего отца она знает отлично, и об его упёртости много слышала, кое-что даже своими глазами видела. Чёрт, да мы же выросли вместе, тысячу раз Анжелика оставалась у меня ночевать, ездила со мной и отцом в наш загородный домик, проводила там несколько недель каждые летние каникулы. Так что, кто-кто, а она понимает меня лучше кого бы то ни было.

— Но вам всё равно нужно поговорить, — настаивает, а я понимаю, что Анжелика права. Надо. — Нельзя же вечно ходить и обижаться. Дядя Серёжа упёртый, ты не лучше. Так ведь и будете ходить вокруг да около.

— Думаешь? — сомневаюсь, хотя внутрене, кажется, полностью к этому готова.

Кто-то должен быть взрослее, да?

— Уверена, — бодро заявляет и щелчком длинных пальцев подзывает официанта. Фиолетовые волосы в искусственном свете кажутся слишком яркими, но Анжелике идёт быть настолько броской и выделяющейся из толпы.

Смотрю на неё и думаю, что надо бы и в себе что-то изменить, чтобы найти внутренний баланс.

Может быть, с изумрудными или малиновыми волосами в жизнь придут новые краски и всё как-то само устаканится?

Мы ловим такси, и я называю адрес офиса своего отца. Город мелькает за окном, я на несколько минут абстрагируюсь от того раздрая, что творится в душе и сама не замечаю, как Анжелика расплачивается с водителем и распахивает дверцу.

— Приехали! — заявляет бодро, и через несколько минут мы уже вызываем лифт.

Энджи не оставляет меня ни на секунду, словно сбежать могу. Подталкивает в кабину, хоть я и не сопротивлялась, сама нажимает нужную кнопку и корчит смешные рожицы своему отражению.

— Элла Сергеевна, — окликает меня секретарь отца, а когда поворачиваюсь к Наталье Игоревне с улыбкой, почему-то мнётся и в глаза смотрит нерешительно. — Рада вас видеть! Как вы?

Конечно, она тоже всё видела. Собственно, как и почти все вокруг. Наталья Игоревна мне нравится: работает у отца уже лет пятнадцать и ю я иногда в шутку говорю, что ей давно положен орден.

— Всё хорошо, спасибо вам! — улыбаюсь шире и спрашиваю: — Папа у себя?

Снова этот странный взгляд, словно Наталью Игоревну вот прямо в эту минуту усадили порой на костёр.

— Сергея Георгиевича… его нет на месте.

— Когда он вернётся? — спрашиваю, пока у меня холодеет от неприятного предчувствия не только спина, но и пятки с локтями.

— Он уехал в столицу, в командировку, — говорит слишком торопливо и смотрит на меня с сочувствием. — Разве не сказал вам?

Анжелика толкает меня в бок и с силой обхватывает моё предплечье. Посылает мысленные сигналы, чтобы не раскисала раньше времени.

— Ой, конечно же! — театрально хлопаю себя ладонью по лбу и улыбаюсь во все тридцать два. — Вот же, ветер в моей голове! Всё напрочь выдувает! Извините, Наталья Игоревна, что побеспокоили.

И пулей вылетаю из приёмной.

Только вся проблема в том, что я слышала его голос — там, за закрытой дверью кабинета.

Ну, ладно, папа. Наказываешь меня игнором и молчанием, как бывало уже тысячу раз до этого? Это твой выбор.

Я пыталась.

23 глава

Я успокаиваюсь только, когда выхожу из лифта и покидаю шумное помещение модного бизнес-центра, в котором у отца арендован аж целый этаж. Пусть на улице жара, пусть футболка неприятно липнет к коже, но на воздухе мне проще собраться с мыслями.