Тайна поместья Эбберли - Кейт Латимер

– А леди Клементина с кем-то ссорилась в последний день? Или дни?

– Только со мной.

Дэвид Вентворт смотрел на Айрис с лёгким вызовом во взгляде. В его лице, в изгибе губ сквозило что-то похожее на жестокость… Или ожесточение.

– Но мы ссорились не из-за усыновления, – продолжил он. – Об усыновлении вообще никто не вспоминал годами. Руперт – такой же член нашей семьи, как все остальные. О чём бы ни было это письмо, оно никак не перекликается с нашим разговором. Вернее, ссорой.

Айрис очень хотелось спросить, из-за чего Дэвид поссорился с матерью, но она вовремя поняла, что это будет слишком личный и бестактный вопрос, и разговор на этом неизбежно закончится.

– А ваш брат ничего не говорил о ссоре? Я знаю, что в доме в тот день было много гостей, но он – единственный, с кем она могла бы почему-то заговорить об усыновлении… Больше это никого не касалось.

– Почему никого? Моя мать вызвала в Эбберли своего главного поверенного, мистера Баттискомба. Они могли обсуждать, к примеру, завещание, где Руперт был упомянут, или ещё что-то.

Айрис кивнула. Она выпрямила спину и собралась с духом:

– Сэр, я заранее прошу прощения, если моя просьба покажется вам бестактной, даже грубой, но… Вы не будете против, если я попробую что-то разузнать? Разобраться, о чём шла речь в письме. Это последнее, что написала ваша мать перед тем как… – Айрис опустила глаза. – Я полагаю, это может быть важным.

Дэвид Вентворт встал из-за стола и отошёл к окну. В руках он держал письмо. Смотрел на него, но глаза его оставались неподвижными. Он не читал, а просто смотрел, как смотрят на открытку. Возле рта у него появилась жёсткая складка. Наконец Дэвид заговорил, голосом притворно ровным и глухим:

– Если начистоту, то я не верю, что усыновление Руперта имеет отношение к исчезновению моей матери. И вряд ли в его происхождении есть настоящие тайны. Мы не в романе Диккенса, в конце концов. Но если я, как вы выразились, просто проигнорирую это письмо, то меня до конца жизни будет мучить мысль, а вдруг вы были правы. Так что, мисс Бирн, я не буду против, если вы попробуете с этим разобраться. Вы вряд ли сумеете что-то узнать о судьбе моей матери, но вреда от вашего расследования никому не будет. Просто не сообщайте Руперту – ему это может не понравиться.

– Я и не думала! Я с ним даже не знакома, – поспешила успокоить сэра Дэвида Айрис. – Это будет что-то вроде генеалогического исследования. В Сомервиле мы занимались… Извините, я очень много болтаю. Вряд ли вам интересно. И спасибо, что не возражаете.

– И что вам не пришлось действовать у меня за спиной? – Дэвид Вентворт внимательно посмотрел на неё.

– Нет, я бы не… – Айрис почувствовала, как к щекам совершенно предательским образом подступает румянец.

– Думаете, я вам поверю? Вы бы всё равно начали выяснять, кем были родители Руперта и прочее.

– Я бы постаралась этого не делать, но не уверена, что смогла бы удержаться, – честно призналась Айрис.

Дэвид Вентворт усмехнулся:

– Вы хотя бы честны…

– Я буду заниматься этим в свободное время. Работа в библиотеке не пострадает, обещаю.

– Как вам будет угодно, мисс Бирн.

– И ещё, сэр… Раз вы не возражаете против моего расследования, может быть, вы сможете мне помочь? Я ничего не знаю о вашем брате, но если будет с чего начать, дела пойдут быстрее. Я понимаю, что, когда его усыновили, вам было два года, и вы не можете ничего помнить, но, может быть, были какие-то разговоры позднее… Даже слухи. Всё может оказаться полезным. Например, имя Руперт – оно таким и было или его дали ваши родители?

– Его имя при рождении Руперт Фернсби. Он родился в Лондоне четвёртого апреля тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Айрис в растерянности смотрела на Дэвида Вентворта. Вот так просто? Не надо ничего месяцами разыскивать?

– Вы знали? – спросила она. – Я думала, что такие вещи скрывают.

– Некоторые семьи, например бездетные, действительно устраивают всё так, чтобы ребёнок не знал, что он не родной. Но с Рупертом всё иначе. Как… Как с Хитклиффом! – придумал хороший пример сэр Дэвид. – Конечно, Руперта не подобрали на дороге, как Хитклиффа, и ему дали свою фамилию, но в целом это было усыновление больше в традициях девятнадцатого века, чем двадцатого. Например, если я умру, не оставив наследников, мой титул перейдёт не к Руперту, а к моему троюродному брату.

– Понятно, – произнесла всё же немного ошарашенная Айрис. – Можно я возьму листок, чтобы всё записать? Вы говорили, он родился в Лондоне…

– Да. Думаю, я смогу сказать даже точнее… – Дэвид Вентворт сел за стол и выдвинул ящик. – Где-то это должно быть записано. – Он вытащил четыре папки и начал перебирать лежавшие в них бумаги. – В смысле, не где именно он родился, а церковный приход. Насколько я знаю, в усыновлении Руперта принимал какое-то участие священник, он то ли привёз его в Эбберли, то ли ещё что. Родители Руперта погибли во время авианалёта, а о ребёнке, видимо, некому было позаботиться, кроме церкви. Или, может быть, церковь помогала найти для сирот семьи. Так, расходы за декабрь. Минуту… – Дэвид Вентворт вёл пальцем по листу сверху вниз, быстро проглядывая ряды записей. – Точно помню, что двое святых, Этельреда и ещё кто-то… Вот! Семьсот фунтов в церковь Святых Марии и Этельбурги в Олд-Форде.

– То есть священник был из церкви Марии и Этельбурги? – уточнила Айрис.

– Скорее всего, потому что начиная с сорок первого года моя мать каждый год делала пожертвование именно этой церкви. Я что-то такое слышал раньше, ещё когда был подростком, но не задумывался. Когда я сам начал вести дела, вернее контролировать, то обратил внимание на пожертвование, потому что сумма была довольно большой.

– Да, сумма весьма… приличная, – согласилась Айрис. – Особенно если это не разовое пожертвование, а ежегодное.

Подумать только, семьсот фунтов каждый год! Серьёзные деньги.

– Человек, который занимается счетами, сказал, что моя мать распорядилась ежегодно отсылать чек на семьсот фунтов, и так как после её исчезновения иных распоряжений не поступало, они продолжили так делать. Он же сказал, что это пожертвование было как-то связано с усыновлением Руперта. Возможно, делалось в знак благодарности.

Айрис записала название церкви и задумалась. Ей не доводилось бывать в этом районе, и она только примерно представляла, что Олд-Форд находится примерно там же, где и неблагополучные Поплар и Бетнал-Грин.

– Вам это не показалось странным?

Дэвид Вентворт наклонил голову, словно размышляя:

– Нет. Она делала много пожертвований. Музеям, школам, больницам, церквям тоже. С большинством из них её ничего по-настоящему не связывало.

– Но как леди Клементина вообще узнала о ребёнке из Олд-Форда?

– Мне кажется, речь не шла о каком-то конкретном ребёнке. Это же Ист-Энд, пусть и далековато от доков. Значит, были сильные бомбёжки во время «Блица». Наверняка множество детей остались без попечения, и поэтому искали семьи, которые взяли бы детей к себе.

– Но не усыновили же, – возразила Айрис.

– Я думаю, что всему есть объяснение, и простое. Но прошло столько лет, никто уже не помнит всех обстоятельств.

– А вы помните? Помните, как у вас появился брат?

– Нет, я хорошо себя помню лет с четырёх. Так что для меня Руперт был всегда.

– Вы хорошо с ним ладили? – Айрис смущённо улыбнулась и добавила: – Я спрашиваю не для расследования, просто это очень необычная ситуация… Простите.

– Ничего страшного. Но ответить на ваш вопрос будет сложно. Иногда мы ладили, но чаще нет, хотя между нами не было вражды. Мы могли подраться, потом помириться, как все дети. Руперт… – Дэвид Вентворт задумался, точно никак не мог подобрать слов. – Руперт – такой человек, с которым тебе и страшно, и весело. Стоило сказать: «Давай заберемся на платан у Утиного коттеджа», как он находил другое дерево, выше, опаснее, с голым стволом, и говорил, что на платан и Фенвик заберётся, а лезть надо вон туда. Он как будто хотел доказать всем, что он… не хуже меня. Даже лучше. С возрастом он стал спокойнее, но в детстве характер у Руперта был взрывной. С ним тяжело было ладить. Любому, не только мне.

Айрис представила, как, должно быть, был несчастен