Крепкий ветер на Ямайке - Ричард Хьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как будто этой языковой трудности было недостаточно самой по себе, тут еще на своем троне сидела эта неодолимая старая дама, отвлекая своими шуточками те жалкие крупицы внимания, которые он, в ином случае, смог бы пробудить и использовать.
Когда настал черед третьего лота кофе, началась довольно непристойная перебранка. Дети были страшно скандализованы: они никогда раньше не видели, чтобы взрослые вели себя друг с другом настолько грубо. Капитан взял на себя взвешивание, и шум был как-то связан с его манерой склоняться к весам, когда он считывал значение веса. Он был близорук и, наклоняясь, гораздо лучше видел цифры, но это вызвало недовольство покупателей, и они много чего наговорили по этому поводу.
Оскорбленный капитан, стиснув кулаки, принялся отвечать им по-датски. Они возражали ему по-испански с еще большей язвительностью. Он пришел в замешательство и рассердился: пусть тогда сами ведут все дела без него, раз они не способны отнестись к нему с малой толикой вежливости.
Но кто тут был менее пристрастен? Разгневанный помощник взялся утверждать, что выбрать одного из покупателей в равной мере неприемлемо.
В каковой связи в глубинах толстой старой леди началось землетрясение и постепенно набрало силу, достаточную, чтобы поднять ее на ноги. Она взяла Джона за плечи и подтолкнула его перед собой по направлению к весам. Затем в немногих остроумных и звучных словах она огласила свое решение: он должен производить взвешивание.
Аудитория была довольна, но, как только Джон понял, в чем дело, он весь покраснел, и ему захотелось отсюда немедленно улетучиться. Остальные же дети, напротив, были снедаемы завистью.
— А можно я тоже помогу? — пропищала Рейчел.
Отчаявшийся помощник подумал, что тут его последняя надежда. Пока Джон получал инструкции, он собрал остальных детей и, порывшись в пестрой груде одежды, вырядил их всех в некое подобие маскарадных костюмов. Потом раздал им образцы товаров, чтобы они носили их по кругу, и торг начался заново.
Аукцион принял теперь, скорее, характер приходского базара. Даже викарий был в наличии — правда, выбритый не так гладко, как если бы дело происходило в Англии, и вид у него был хитроватый. Он был одним из немногих покупателей.
Дети вовсю наслаждались доставшейся им ролью, то держались важно, то кривлялись и дергали друг друга за тюрбаны. Но здесь толпа была латинская, а не северная, и все их прелестные выходки вместе взятые не имели успеха и не возбудили никакого интереса. Продажи шли хуже, чем прежде.
Тут было только одно исключение — его составляла важная старая леди. Ее внимание (благодаря ее собственному поступку) обратилось к детям, и теперь оно сосредоточилось на одном из них, Эдварде. Она притянула его к своей груди, как мамаша в мелодраме, и ее волосатый рот одарил его тремя звучными поцелуями.
Эдвард мог сопротивляться не более, чем если бы был стиснут питоном. Того больше, эта неимоверная женщина зачаровала его, как будто и в самом деле была питоном. Он лежал у нее на руках безвольный, смущенный и подавленный, но без всякой реальной мысли о бегстве.
Так дело и шло: с одной стороны, никем не замечаемое жужжание помощника, с другой — это грандиозное создание, которое по-прежнему отпускало свои шуточки и по-прежнему господствующее над всем вокруг неожиданно вспоминало об Эдварде, и одаряло его парой поцелуев, похожих на разрывы бомб, потом совсем о нем забывало, а чуть позже вспоминало и снова тискало его в объятьях, потом вновь роняло свои остроты, потом почти роняло Эдварда, вдруг поворачивалось кругом, чтобы метнуть стрелу в стоящую позади толпу, — оно приводило в безысходное отчаяние несчастного аукционера, видевшего, как лот за лотом уходят за десятую часть стоимости, а то и вовсе не находят покупателя.
Однако у капитана Йонсена возникла собственная идея, как оживить приходской базар, который, казалось, уже потерпел полный провал. Он поднялся на борт и смешал несколько галлонов зелья, известного среди алкоголиков под именем “Кровь палача” (в его состав входят ром, джин, бренди и портер). Невинное (как пиво) на вид, освежающее на вкус, оно имеет свойство более разжигать, чем утолять жажду, и, проделав одну брешь, вскоре разрушает всю крепость.
Затем он разлил его по кружкам, с простодушным видом заметив, что это знаменитый английский кордиал, и раздал детям для распространения в толпе.
Кубинцы сразу начали выказывать куда больший интерес к детям, чем прежде, когда те разносили всего лишь образцы аррорута, и вместе с их популярностью росло и их собственное удовольствие, и подобно маленьким Ганимедам и Гебам в духе рококо, они сновали туда и сюда в толпе, раздавая соблазнительный яд всем желающим.
Увидев, что тут готовится, помощник в отчаянии хлопнул себя по рту и простонал:
— Ох, ну ты и болван!
Но сам капитан был очень доволен своей хитростью: он потирал руки, ухмылялся и подмигивал.
— Повеселее стало… хм… а?
— Подожди — увидишь! — Вот и все, что позволил себе сказать помощник. — Ты просто подожди и увидишь!
— Посмотри на Эдварда! — сказала Эмили, обращаясь к Маргарет. — Он совершенно отвратителен!
Это была правда. Самую первую кружку ему отдала толстая сеньора — с более чем материнской заботливостью. Эдвард сейчас был зачарован, он полностью находился в ее власти. Он сидел, уставясь в ее маленькие черные глазки, а его собственные большие карие подернулись влагой умиления. Он, правда, избегал ее усов, но зато ее щеке возвращал поцелуи добросовестно. Все это делалось чисто инстинктивно, ведь у них не было никакой возможности обменяться хоть единым словом. “Природа лезет напоказ, как бы подцепленная вилкой…” — тут был как раз такой случай, будто кто-то с удовольствием поддел Природу этой самой вилкой.
Тем временем на остальную толпу ликер подействовал именно так, как предвидел помощник. Вместо того чтобы стимулировать публику, он полностью растворил те немногие крупицы внимания, которые до той поры она еще уделяла торгам. Он спустился с платформы, в отчаянии отказавшись от всех дальнейших попыток. Ибо толпа теперь разбилась на маленькие кучки, рассуждавшие и спорившие о своих собственных делах, как если бы они все находились в кафе. Помощник же, в свою очередь, поднялся на борт и заперся в своей каюте — пусть капитан Йонсен расхлебывает кашу, которую сам заварил!
Но увы! Не родился еще на свет распорядитель сборищ
