Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нас направили в Старобельск, потом в Михайловку, а потом в глубокий тыл, в Оренбургскую область.
Интервью — А. Драбкин
Лит. обработка — Н. Аничкин
Смирнов Александр ильич
22 июня 1941 года я был дежурным, стоял на посту в ночь с субботы на воскресенье. Наши курсанты пошли во двор казарм батальона, где показывали кинофильм, а я оставался на своем посту. И услышал одним из первых по телефону о том, что перебежчики из Румынии заявляют — немцы готовят на нас нападение. Этому и верили, и не верили, но на всякий случай командир 17-го стрелкового корпуса генерал-майор Иван Васильевич Галанин дал распоряжение вывести в боевые порядки запасные пункты управления. Так что ночью показ кинофильма прекратили, батальон был поднят по тревоге, личный состав нашей школы распущен по своим подразделениям, я вместе с радистами и радиостанцией выехал на подготовленные позиции примерно в 20 километрах от города Черновцы. Там уже были заготовленные нами при различных учениях траншеи и окопы, укрытия для машин. Мы сразу же ощутили облегчение, что не пришлось все это делать заново, а все было приготовлено. Здесь мы и узнали о начале войны с Германией. Развернули как телефонно-телеграфную проводную связь, так и беспроводную радиосвязь. Но в то время к радиосредствам командование дивизии и частей относились с опаской, боясь, что враги все это смогут подслушать и рассекретить. Или будет запеленговано положение радиостанции, и немцы накроют артобстрелом штаб. Поэтому в первые дни войны мы больше пользовались средствами телефонной и телеграфной связи. Впоследствии, когда поняли, что такой вид связи не успевает за передвижениями войск, перешли без опаски к большим секретным шифровальным радиограммам. Тогда радиостанции стали активно использоваться в управлении войсками.
Вскоре наши части начали отступать. Наш 72-й отдельный батальон связи влился в состав 88-го отдельного полка связи 12-й армии. Мы оказывали помощь окруженным войскам в районе Умани, где врагами было захвачено множество вооружения и наших людей. Деблокировать никого не сумели, сами стали отступать, в это время я был ранен. И здесь произошел случай, когда личный состав специальных подразделений радиосвязи занимал круговую оборону для отражения контратак противника. Вначале августа 1941 года в районе города Первомайска Николаевской области наш 17-й стрелковый корпус выходил из окружения к переправе на реке Южный Буг. И вот 4 августа мы подошли к реке в районе села Чаусово. У спецмашин были оставлены только водители и по одному сопровождающему, а личный состав батальона занял оборону для сдерживания противника. Отбив несколько атак, под артиллерийским и минометным обстрелом мы были выведены к понтонам, среди наших связистов были убитые и раненые. В это время я не стал бросать свою радиостанцию, которая оставалась для связи в наших отступающих порядках, вывел машину к понтону и переправился на тот берег под обстрелом. Меня отметили высшей солдатской наградой — медалью «За отвагу». Это был крайне редкий случай в начале войны. Сама медаль имеет начальный номер, и я ею дорожу больше всего.
Интервью и лит. обработка — Ю. Трифонов
Лесина (Друзьякина) Мария Степановна
О начале войны я узнала из выступления Молотова по радио, но о том, что будет война с немцами, в Черновицах, в «народе», поговаривали шепотом задолго до войны. Особенно такие разговоры шли среди немцев, мадьяр, евреев и даже среди местных гуцулов и других старожилов. Я думаю, что это было связано с тем, что эти люди до прихода Красной армии жили в Румынии, стране, которая сама готовилась к войне и в которой о приготовлении Германии к войне знали даже обыватели. С первых дней войны в университете началась запись добровольцев в армию и я, желая всем сердцем быть полезной, добровольно вступила в ряды санитарных дружиниц, тем более что в университете были до войны организованы курсы, на которых обучали оказанию медицинской помощи и противохимической защите. Сдавали зачеты по знанию этих навыков, за которые выдавались нагрудные знаки ГСО («Готов к санитарной обороне») и ПВХО («Готов к противохимической обороне») и удостоверения к ним. Так что девушек с такими знаниями охотно принимали в медицинские подразделения на различные должности. После выступления В. М. Молотова по радио события в городе начали разворачиваться с калейдоскопической быстротой.
Среди профессорско-преподавательского состава университета, студентов и гражданского населения появились группы людей, которые с нетерпением ждали прихода немцев и говорили об этом открыто, с угрозой. Многие начали покидать город, началась стихийная эвакуация и, естественно, начались грабежи. Налеты авиации на город были, но не очень интенсивные. В основном бомбили дороги и отходившие армейские части. Появились первые раненые, среди которых были наскоро перевязанные и с примитивно наложенными шинами красноармейцы и командиры.
Я по собственной инициативе пошла на станцию, в стоявшую на путях санитарную летучку (возможно, это был поезд), и обратилась к первому попавшемуся мне навстречу военнослужащему с просьбой принять меня на работу в этот поезд в качестве медицинской сестры. Поговорив со мною еще несколько минут, он мне сказал, что он и есть тот начальник, кого я ищу, и тут же отдал распоряжение рядом стоящему военнослужащему зачислить меня медицинской сестрой в перевязочный блок. Так я оказалась одной из первых медсестер в этом поезде. Вскоре стали поступать раненые и больные, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Но поезд продолжал стоять и принимать раненых. Наша операционная, в которой работал один врач и мы, две девушки-сандружиницы, была настолько перегружена работой, что не





