Тайна на шестерых - Эдуард Янович Салениек

— А я и буду учительницей, — спокойно сказала та.

— Глянь, глянь, какое страшилище! — Мад указал стебельком на картинку. — Вот если такого пустить сюда к нам, в Шершенище!

Все трое, хохоча, склонились над книгой. Им было весело, они шутили и смеялись. И никто из них не заметил незнакомца, которого Инта видела недавно в низине неподалеку от дома Скрутулов, у таинственного гроба. Очевидно, его привлек сюда громкий смех ребят. Осторожно, на животе, словно огромная ящерица, помогая себе руками и ногами, он вполз в кусты можжевельника и отсюда затаив дыхание внимательно следил за Мадом и девочками.

Понаблюдав некоторое время, незнакомец так же осторожно отполз в сторону. Лишь оказавшись на безопасном расстоянии, откуда его уже нельзя было увидеть или услышать, он поднялся на ноги и быстро исчез в чаще.

Инта присела у дерева и развязала торбочку:

— Байбинь, тебе готовить завтрак; вот моя доля. А я пока гляну, как там чувствуют себя коровы Мада.

Вернулась она скоро и обрадованно захлопала в ладоши:

— Вот это хозяйка так хозяйка!

Байба действительно приготовила сюрприз. Толстый пень она накрыла скатертью. Нет, даже не скатертью, а скатеркой, маленькой, чуть побольше носового платка, зато ослепительно белой, как первый снежок, да еще с бахромой. Этого показалось ей мало, и она решила украсить обеденный стол. Нарвала лесных цветов, вложила в коробку. Так появилась на пне картонная ваза с цветами.

Ох уж эта Байба! У нее с собой оказались даже стаканы, и она их поставила возле откупоренной бутылки с молоком.

А Мад так углубился в книгу, что ничего не видел и не слышал.

— Мад! — окликнула его Байба. — Мад! Милости просим!

Только теперь парень увидел нарядный стол — и обомлел.

— Садись! — пригласила Байба. — Да куда ты! Вот здесь, рядом, на коряге. Что такое? Разве ты никогда не видел, как люди едят?

Мад прикрыл глаза руками, но спрятать слезы ему все равно не удалось.

— Вы меня так… А я вам ничего… Я… А вы…

— Да хватит тебе! Садись, подкрепимся!

— Как же мне отблагодарить вас? Я никогда не смогу…

Инта не сдержалась, хмыкнула:

— А тебя самого за все благодарят, за все рассчитываются сполна? Вот ты трудишься, надрываешься от зари до зари — и какова благодарность? На тебе даже штанов приличных нет!

— На небесах бог возместит мне все. Посадит у правой руки, накормит из золотой и серебряной посуды…

Но голос его звучал неуверенно.

Байба молчала, нарезая хлеб аккуратными ломтиками. А Инта подумала с неодобрением: уж теперь-то вполне мог бы обойтись без этой своей тарабарщины.

Когда все позавтракали, Байба приказала тоном, не терпящим возражений:

— А теперь ложись вон там, под кленом. Отдохнешь, поспишь. А мы за твоими коровами последим.

Мад спорить не стал, лишь посмотрел на нее глазами, какими, вероятно, уставился бы на ангела-хранителя, если бы вдруг узрел его возле себя. Минутой позже, замученный непосильным трудом и вечным недосыпанием, парень уже забылся в глубоком сне.

А Инта вскарабкалась на ель и стала присматривать за стадом. Сидеть спокойно она не могла, и ее песни долго еще тревожили недоумевающих, привыкших к лесному покою птиц.

3

Был будний день.

Солнцу долго еще предстояло золотить высокие печные трубы в усадьбе Скрутулов, а сам хозяин с сыном и дочерью уже собрались за столом, словно в ожидании ужина. На столе против них висела необычная картина — на ней был изображен день Страшного суда. Избранные праведники, счастливо улыбаясь, двигались направо, в рай, а грешники — налево, в ад. Одних мило приветствовал старичок с белой бородкой — бог собственной персоной; других дожидалось рогатое чудище с раскаленными вилами. Стол, за которым восседала семья Скрутулов, тоже не был обычным столом. С давних пор чернели на нем увесистыми брусками Библия, сборник церковных хоралов и книга проповедей.

Предстояло нечто серьезное, важное, необыкновенное…

Они ждали. Айна, скучая, полировала свои розовые ноготки, Ульрих украдкой давил угри на бледном нечистом лице, а застывший взгляд отца будто приморозило к сапогам: скажите на милость, обляпались грязью, когда на дворе такая расчудесная пора!

Наконец Том Скрутул не выдержал:

— Куда ж это мать подевалась? Утащила, что ли, нечистая сила?

— Я же сказала — в амбар пошла, — отозвалась Айна.

— Мышей, что ли, там ловит… А ну, покличьте!

— Сынок, позови свою мамочку, — прощебетала Айна.

Ульрих, развалясь на стуле, вытянул свои тонкие журавлиные ноги и лениво зевнул.

— У матери ума побольше, чем у вас обоих. Раз ее нету, значит, так надо. Сидите и ждите!

— Заткнись! — хлопнул отец по столу тяжелой ладонью.

Ссора не вспыхнула только потому, что уже шла сама, в совсем еще недавнем прошлом гордая и неприступная владелица усадьбы Скрутулов. Хлопнула дверь, за ней вторая, застучали тяжелые башмаки. Домашние ждали ее появления точно завороженные: что-то стряслось!

Дарта Скрутул вошла с высоко поднятой головой, презрительно скривив толстые губы. Брякнулась в свое широченное кресло с высокой спинкой и, уловив затаенное любопытство домашних, произнесла с едкой усмешкой:

— Что же вы не смеетесь, прогоревшие баре? Смейтесь, хохочите, это же так весело!

Ульрих почтительно возразил:

— Что ты, мамочка, милая…

Хозяйка уставилась неподвижным взглядом на мужа; тот поспешно отвел глаза.

— Пойди в амбар, глянь на весы. За эту весну я потеряла восемь кило!

Скрутул молча пожал плечами — сказать он ничего не посмел.

Айна засмеялась не к месту:

— Ну, кое-что у тебя еще осталось, мамочка!

Ульрих тоже было заулыбался, но успел вовремя заметить, что у матери затрепетали ноздри, а в глазах мелькнул недобрый огонек, и поспешно перестроился, напустив на себя показное смирение:

— Что это мы, что мы? Разве сейчас время для шуток!

Это успокоило Дарту. Вместо того чтобы разораться, она лишь сердито сдвинула брови.

— Я запрещаю шутить, пока у нас держатся Советы. Вот когда вздернут последнего красного — тогда шутите себе сколько влезет… Ну, Том Скрутул, рассказывай! — Дарта повернула к мужу желтые злые глаза.

Не привыкший к речам, тот заворочался, завздыхал:

— С чего начать…

— Сделал, как я велела? Встретил Альфонса Кюзула?

— Встретил, хоть и нелегко оказалось. Труслив как заяц. Забрался в такие болота… Вот посмотри на мои сапоги!

— Не оговаривай зря! Господин Кюзул никакой тебе не заяц, а просто обязан беречь свою жизнь. Он ýльманисовский[13] лейтенант и к тому же твой будущий зять.

Скрутул хоть и скривился, словно уксуса глотнул, но возражать не стал. Ну ее,