ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ - Клаудио НАРАНХО

В то время как Шелдон даже более решительно, чем Кречмер, занимается изучением склонностей характера - которые могут быть основой характера, но не самим характером - Карен Хорни, говоря о своем психотерапевтическом опыте, описывает кристаллизацию межличностной стратегии: невротическое стремление отдалиться от людей и конфликтов, «разрешение конфликтов с помощью ухода от них». Как и Шелдон, который, несмотря на приблизительность его перечисления компонентов темпераментов от одного до семи, возможно, прав, говоря, что их можно найти в различных степенях и комбинациях, - Хорни, возможно, положила начало разграничению степеней и форм выражения тенденции ухода от общества людей. Однако в то же время понятно, что, как и церебротония, социофобия (в смысле компульсивного избегания общества и каких-либо связей), очевидно, находит свою кульминацию в шизоидности и что ее описание «решения проблемы через уход» есть не что иное, как характеристика энеатипа V.

В своей работе «Невроз и личностный рост» [66] она пишет: «Третий из основных способов разрешения интрапсихического конфликта состоит в большой степени в невротическом уходе с внутреннего поля битвы и в заявлении о том, что данная проблема его не интересует. Если ему удается принять позу человека, которому все безразлично, и поддерживать ее, его меньше беспокоят внутренние конфликты и он может обрести какое-то подобие внутреннего мира. Поскольку он может это осуществить, только отойдя от активной жизни, такое решение правильно было бы назвать отстранением». «Отстранение, - поясняет она, - может обладать конструктивным значением. Достаточно вспомнить многих пожилых людей, которые пришли к мысли о тщетности амбиций и успеха и которые, заставив себя меньше требовать и меньше ожидать от жизни, обрели несвойственную им раньше человечность и стали во многих отношениях мудрее, отбросив поверхностное и несущественное. Во многих религиозных и философских учениях отречение от несущественного рассматривается как одно из условий духовного роста и достижения цели: оставь личные желания, сексуальные порывы и жажду обладания земным ради того, чтобы быть ближе к Богу. Оставь личные стремления и радости ради достижения духовной силы, которая заложена в человеке. Что же касается невротического поведения, которое мы здесь обсуждаем, то устранение предполагает достижение состояния, которое характеризуется лишь отсутствием конфликтов. Такое устранение, следовательно, есть лишь процесс ограничения и урезания жизни и роста».

Различие, которое она здесь проводит, подобно тому, которое мы проводим между истинной добродетелью и «фарисейской добродетельностью». Это случай скорее интровертной, чем экстравертной формы религиозности, где невротическое отчуждение занимает место здоровой способности переживать наслаждение. Хорни пишет, что особенностью невротического ухода от реальности является аура ограничения, необходимость чего-то избегать, не хотеть и не делать. «Уход от реальной действительности характерен для каждого невротика. То же, что предстоит описать здесь мне, есть пересечение тех характеров, для которых такой уход стал главным способом решения проблем».

Она начинает свое описание сообщением, что «свидетельством ухода невротика с внутреннего поля битвы является его отстраненное восприятие себя и своей жизни… И поскольку отстраненное отношение является для него обязательным и ведущим, оно переходит и на его отношение к другим людям. Он проводит свою жизнь, как бы сидя в оркестре и наблюдая драму, разыгрываемую на сцене, драму, которая по большей части к тому же еще и не очень увлекательна. Хотя такому человеку необязательно свойственна наблюдательность, он может оказаться весьма проницательным. Уже на самой первой консультации, используя несколько заданных к месту вопросов, он может создать о себе впечатление как о человеке, одаренном тонкой наблюдательностью. Но обычно он добавляет, что это ничего в его жизни не изменило. И это действительно так, - ведь ничто из того, что он видел, не послужило ему уроком. Его отстраненность означает, что он не принимает активного участия в жизни и сознательно уходит от такого участия.

При проведении психоаналитического лечения он пытается придерживаться аналогичной установки. Он может проявлять большой интерес к происходящему, однако этот интерес остается лишь на уровне любопытства - и дальше этого не идет». Следующее наблюдение, о котором сообщает Хорни, это то, что «с уходом человека от реальной жизни тесно связано отсутствие сколько-нибудь серьезных стремлений и отвращение к тому, чтобы делать какие-то усилия… такой человек может сочинять прекрасную музыку, рисовать картины, писать книги - все это только в его воображении. С помощью такой стратегии он решает как проблему своих устремлений, так и проблему необходимости совершать усилия. У него действительно могут быть разумные и оригинальные идеи в какой-то области, но оформление этих идей в статью потребовало бы слишком много усилий, поэтому статья так и остается ненаписанной. У него могут быть какие-то туманные идеи, связанные с написанием романа или пьесы, но он ждет, когда же к нему придет вдохновение. Вот тогда сюжет примет более четкие очертания, а слова так и потекут с пера на бумагу. Он может проявлять большую изобретательность в нахождении причин для того, чтобы ничего не делать. Что хорошего заниматься написанием книги, если для этого придется столько времени сидеть и усиленно трудиться? Да и потом, разве не достаточно книг уже написано? И разве такая сосредоточенная работа не ограничит его другие интересы и таким образом не сузит его интеллектуальный горизонт? А разве занятия политикой или другими видами деятельности, где людям приходится конкурировать между собой, не портят характер человека?» «Это отвращение к тому, чтобы делать какие-то усилия, может распространяться на все виды человеческой деятельности. В этом случае оно приводит к полнейшей инерции, о которой мы будем говорить ниже. Он может оттягивать даже такие простые вещи, как написание письма, прочтение книги, визит в магазин. Или он может их делать, преодолевая внутреннее сопротивление, медленно, невнимательно, неэффективно. Уже одна мысль о том, что ему придется заниматься какими-то более сложными, чем обычно, делами, как, например, переезд или обобщение накопленной информации на работе, может заставить его почувствовать себя усталым еще до того, как он начал работать…» «При проведении анализа его цели оказываются ограниченными и зачастую негативными».

«Анализ, по его мнению, должен избавить его от неприятных симптомов, таких, как неумение общаться с незнакомыми людьми, боязнь покраснеть или упасть в обморок на улице. Возможно также, что в анализе смогут быть устранены те или иные аспекты его инерции, такой, например, как трудности, испытываемые при чтении. У него может быть и более широкое представление о цели психоанализа, которую он, выражаясь в типичной для себя туманной манере, называет „безмятежным спокойствием". Однако это означает для него лишь отсутствие всяческого беспокойства, раздражения и поводов для расстройства. Или, конечно, то, к чему он стремится, должно прийти к нему легко, без боли и напряжения. Всю работу должен проделать психоаналитик. Ведь, в конце концов, разве он не специалист? Анализ представляется ему чем-то вроде визита к дантисту, который должен удалить ему зуб, или к врачу, который сделает ему укол: он с нетерпением ожидает, когда психоаналитик вынет ключ, с помощью которого можно будет решить все его проблемы. Было бы лучше при этом, чтобы пациенту не приходилось столько говорить во время сеансов и чтобы у аналитика было устройство, вроде рентгеновского луча, с помощью которого он мог бы читать мысли пациента». Далее она продолжает: «Еще один шаг, и мы подходим к самой сущности устранения: к устранению желаний». Хотя мы можем также говорить об устранении и в циклотимическом энеатипе IX - где мы сталкиваемся с экстравертированным устранением, устранением в отношениях, проявляющимся в виде отрицания, - у шизоидной личности мы видим устранение без участия, устранение, которое простирается до той точки, где происходит отказ от отношений.

Хорни пишет: «Он проявляет особые старания не привязаться к чему-то до такой степени, чтобы это поставило его в ненужную зависимость. Ничто не должно быть для него столь важным, чтобы он не мог обойтись без этого. Приятно, когда тебе нравится женщина, какое-то место за городом или определенный сорт вина, но никогда нельзя допускать, чтобы ты зависел от этой привязанности. Как только ему становится ясно, что какое-то место, человек или группа людей означают для него так много, что их потеря могла бы стать для него болезненной, он проявляет тенденцию отказаться от такого чувства. Ни один человек не должен ощущать, что он слишком нужен ему, или принимать их отношения за нечто само собой разумеющееся. Если он начинает подозревать кого-то из окружающих в этом, он старается прекратить отношения».