Волчица - Андрей Мансуров

Только обыденность серо-защитной жизни, отягощённой военным положением…

Она старалась, чтобы голос звучал не возмущением, а убеждением:

— «… только вы, наша подрастающая смена… Символ нашей надежды и преемственности Идеалов Свободы и Демократии… пронесите же через всю жизнь то тепло, те знания, что пытаются вложить в вас, пока юных и наивных, мудрые Воспитатели… ненависть к общему врагу… скорбь по несчастным колонистам Дункана… память о чудовищном преступлении Сверков…» И так далее.

Она говорила, медленно водя взором по залу, и чувствовала, как ледяная рука стискивает сердце, а руки сами сжимаются в кулаки.

Глаза, эти глаза… Эти обращённые на неё глаза. И их обладательницы!

Она помнила, о, как отлично она помнила — если кто-то из приезжающих к ним в Интернат вот так же, как она сейчас, говорил с этой трибуны, наигранно, словно не от души — маленькие сердца отлично чуют, чувствуют ложь и фальшь. И — не только слов.

А и чувств, которые испытывает произносящий их.

Кажется, в юном возрасте чёртовы ментальные способности у девочек куда выше… Только куда они деваются потом?

Может, удаляются вместе с «созревшими» яичниками?..

К концу своего «патриотически-вдохновляющего» спича она почти кусала губы, и только что не рыдала, ощущая подступившие слёзы за кромкой век.

Однако она заметила — никто так и не свёл с неё глаз, и не погрузился в себя, или не начал в сотый раз рассматривать казённый интерьер зала, как бывало в их время, если докладчик начинал «брехать», или становилось просто… Скучно.

Когда этот выматывающий душу кошмар закончился, и они шли от ворот к автомобилю, Миша, раздумчиво покачав головой, всё же выдавил:

— А сильна ты, оказывается, во вранье… Да и убеждать можешь — без дураков. Если — вдруг! — доживём до увольнения в запас, не думала заняться большой Политикой? Ну, в смысле — баллотироваться куда-нибудь? Избиратели — вот тебе крест! — поверили бы во что угодно!..

— Свинья ты Миша! Не видишь, что ли, что ей хреново?!

— Вижу. Поэтому и пытаюсь поднять нам настроение. Пошутить как бы…

— Вот именно — что «как бы»! Говорю же — свинский баран! Ещё и бестактный, как носорог!

— Ладно, согласен. Шутка не получилась. Извини, Ленайна!

Она посмотрела на Мишу, затем на Линду. Сглотнула. Придурки — но такие Свои!..

— Ладно. Извинения приняты. Однако не думай, что это — повод отмазаться сегодня от… — она многозначительно посмотрела ему на форменные брюки, — Мне сегодня точно понадобится забыться.

И забыть…

Вечером они поужинали роскошно: не торопясь, чинно, и без излишне поспешного потребления алкоголя. Людмила и Сандра, отсиживавшиеся и отлёживавшиеся днём в номере, так как предложение посетить «родные» стены не вызвало у них абсолютно никакого воодушевления, заметно ожили, особенно после рассказа Линды — вот у неё чувство юмора не мог отнять даже Флот. Так что Ленайна в процессе рассказа даже пару раз криво усмехнулась — уж рассказывать-то Линда умела так, что заслушаешься. Ей бы мемуары написать на пенсии. Если, конечно, они, как верно подметил Миша, доживут…

Линда, рассказывая, посматривала на Ленайну, но ничего из возникших у них после «посещения» чувств и мыслей не комментировала — чуяла изощрённым чутьём, что супруга недовольна и расстроена этим самым посещением «родных пенатов».

А вообще за столом они все уже чувствовали себя почти свободно: не осталось того робкого смущения, которое испытывали работницы фермы к офицерам. Как и неудобства за своё «пьянство» и безбашенность — у танкистов.

Все они — люди. У всех — общий враг.

Ленайна и Людмила всё же пили больше остальных. Людмила сетовала на то, что никакие фильтры в ноздрях всё равно не убирают полностью запах: «Ну вот воняет там, внизу, …рьмом — и всё тут!»

Ощущая, что разговор может снова пойти «о грустном», Ленайна предложила тряхнуть стариной: попеть караоке.

— Д-а-а-а… — протянула Сандра, — Я уж забыла, как оно выглядит. Да и песен — что старых, что новых… А, да — там же снизу их печатают! А вообще-то… Было не до них.

— Э-э, фигня! Споём и старые! Думаешь, у нас с Линдой было время и возможность разучить что-то новое? Ха!

Визио в углу настроили быстро. После чего пододвинули к нему стулья, и сели, даже приобняв друг друга. У Линды вдруг скатилась слеза из глаза. Ленайна сделала вид, что ничего не заметила: у неё самой душу снова словно сжимала огромная стальная рука…

Сандра, сидевшая в середине, ткнула пальцем с коротко остриженными ногтями в мелких продольных рисках, что было заметно, так как даже следов лака там не имелось, в прозрачный квадрат меню перед лицом:

— Ну, давайте, что ли, с нашей любимой…

Вначале несмело, пробуя голоса, а затем с полупьяной удалью, они затянули:

— Вот кто-то с горочки спустился — наверно ми-и-илый мой идёт…

Миша, кинув на них недовольный взгляд, плотней засунул наушники в ушные проходы. Но — помалкивал. Во избежание. А молодец. Знает их, как облупленных.

На третьей песне Ленайна поняла, что — ну вот нет того, прошлого, удовольствия — что от самого хорового пения, что от ритмичного раскачивания в такт… Как бы завязать теперь с этой …реновиной потактичней.

С этим ей повезло: на пятой песне в дверь громко и уверенно постучали.

Ленайна как была, в одном бра и юбочке до середины бёдер, (кофту сняла ещё за столом, после пятой или шестой) подошла. Поправила парик. Открыла.

Перед дверью маячили трое полицейских. Стоящий впереди носил погоны сержанта. Держащиеся чуть поодаль оказались рядовыми. Однако хищно-радостного предвкушения никто из них не скрывал. Похоже, разборки и «утихомиривания» доставляли местным полицейским реальное удовольствие. Об этом говорили и резиновые дубинки, предусмотрительно сдвинутые по поясам вперёд.

Сержант демонстративно чётко откозырял, пялясь на её сиськи:

— Сержант Престон, полиция Лахора. В отделение поступил сигнал, что здесь пьяный дебош. Будьте добры ваши удостоверения лич…

Докончить он не успел. Ленайна убрала приветливую улыбочку с лица, и перебила тоном, не терпящим возражений:

— Сканнер!

Сканнер, несмотря на требование сержанта «предъявить», оказался ещё в чехле. Правда, достал он его быстро. Хоть уже и без улыбки.

Ленайна чётко чиркнула запястьем над приёмником.

Сержант не сдержался: при виде появившейся на прозрачном, возникшем над сканнером, экране, информации, уголки его губ опустились ещё ниже, а злобно-предвкушающее выражение сменилось почти неприкрытым испугом:

— Прошу прощения за… беспокойство, майор Мейстнер! Мы, это… Нас неверно информировали. Ещё раз — наши извинения! — рука теперь и правда, чётко вскинулась к козырьку. И даже спина распрямилась. Двое остальных полицейских своего испуга вообще не скрывали: знали, чем грозит встреча с разгневанным экипажем танка! Изуродуют, если захотят, как Бог черепаху! Причём — голыми руками. И не помогут потом никакие жалобы! Особый статус!

Ленайна чуть кивнула, глядя на троицу прищуренными глазами, словно оценивая. От этого взгляда, она знала и частично даже чувствовала — у хамов в погонах, столкнувшихся со столь грозным противником, и столкнувшихся тогда, когда меньше всего этого ожидали — мурашки бегут по позвоночнику!

Троица, откозыряв, развернулась и двинулась было по коридору к лестничному пролёту.

— Стоять! — Ленайна теперь добавила в голос льда и угрозы, — Я ещё не разрешала… Идти.

Выйдя в коридор нарочито «играющей» походкой, она на своих шпильках, чуть постукивая стальными набойками на них, неторопливо обошла застывшую посреди коридора троицу. У сержанта на лбу выступили капли пота. Лицо стало белей бумаги. Похоже, бедняга ожидал, что сейчас и правда, сбудутся самые страшные его кошмары: избиение до полусмерти и разжалование с последующим отбыванием в урановых рудниках. Или сразу — шахтах Иллирии…

— Ты. — Ленайна хлопнула ладошкой по груди стоявшего от сержанта слева парня посимпатичней, — Сколько у тебя?.. Ну, длина?.. — недвусмысленный взгляд вниз ясно дал понять, что она имеет в виду.

— Ра… Разрешите доложить, господин майор!.. Во…восемь дюймов!

— Хм… И как вас, таких, в полицию берут… Ладно, пойдёт. — она хлопнула его теперь по ягодице, — В комнату шагом марш! Остальные на сегодня свободны.

Смотреть, как очень быстро, только что не перейдя на бег, удаляются остальные, «неизбранные», полицейские, оказалось весьма приятно. Они даже не оглянулись не разу: явно счастливы, что «пронесло!» Войдя обратно в номер, она закрыла и заперла дверь.

В комнате отобранный ею «экземпляр», неуклюже переминавшийся с ноги на ногу посереди ковра, вздрогнул от звука поворачиваемого в замке ключа. Но войдя, — она слышала! — догадался, впрочем, снять фуражку и чуть поклониться: