Секунда между нами - Эмма Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дженн в оцепенении уставилась на нее, будто не в силах осознать услышанное.
– Сначала он согласился остаться, – продолжила Мэриан, – и мы пошли спать, как обычно. Но как только я заснула, он встал и ушел.
– Этого не может быть, – повторяет Дженн, на этот раз более твердо. – Я тебе не верю. Папа никогда бы так не поступил. Ты все неправильно поняла.
– Мне очень жаль, – отвечает Мэриан. Ее глаза снова наполнились слезами.
Дженн начинает трястись – то ли от холода, то ли от слов матери. Я надеялся, что они продолжат говорить, – вдруг это поможет прояснить ситуацию. Открыть ее тайну. Это вполне реально, разве нет? Ведь эпизод очень травмирующий.
Но почему Дженн скрывала это от меня? Ее отец – не первый и не последний муж-абьюзер. В любом случае я согласен с Дженн – ситуация неоднозначная. Все, что я увидел из ее детства, чему стал свидетелем, говорит только об одном – ее отец был хорошим парнем.
– Я тебе не верю, – снова произносит Дженн. – Папа самый добрый и самый ласковый человек из всех, кого я знаю.
– Дженни, я сказала тебе правду. Наверное, ты не замечала, но иногда у него случались сильные вспышки гнева. Это был единственный раз, когда он меня ударил, но в последнее время он становился все более раздражительным. Я даже начала думать, не пьет ли он. Ведь его отец был алкоголиком, ты знаешь?
Дженн мотает головой:
– Я не хочу больше говорить об этом.
Мэриан смотрит так, будто собирается что-то добавить, но потом кивает. Кисточка теперь просто лежит у нее на колене. Все вокруг нас начинает блекнуть, и мне не удается представить ее отца в том образе, о котором говорила Мэриан. Она как будто нарисовала для Дженн некий контур, общую схему для «картины по номерам», но без номеров.
Пока Дженн идет через сад обратно к дому, я лихорадочно пытаюсь сообразить: если ее отец ничего такого не делал, значит, Мэриан лжет?
Но зачем ей это?
В голове всплывает фраза Дженн: «Мне просто интересно, почему люди поступают так, а не иначе» – этими словами она старалась объяснить, почему ей нравится психология.
Перед тем как исчезнуть во мраке дома, Дженн оглядывается на лужайку, на мать, которая снова усаживается перед холстом. Дженн выглядит совершенно растерянной – как будто весь ее мир рухнул. Наконец она входит в подъезд, и звук ее шаркающих шагов эхом отражается от каменных стен.
В голове снова начинает стучать. Ее мать наклоняется за пластиковой бутылкой, которая стоит рядом с ней на траве, и поливает верхнюю часть картины скипидаром. Он стекает фиолетовыми, зелеными и коричневыми струйками, растворяя золотистые блики и уничтожая светотени.
Тринадцать
2017
ДЖЕНН
Она сидит за столиком в гостиной и уже заканчивает покрывать ногти золотым лаком, когда слышит звонок в домофон. Она поднимает глаза.
– Я открою, – с улыбкой говорит Робби и выбегает из комнаты.
Она закрывает флакон, ставит его на столик и тоже улыбается.
Марти вернулся.
Она часто вспоминает о фотографиях, которые Робби показывал ей на своей странице в соцсети. Большинство были сделаны, когда они с Марти путешествовали вместе: вот они на сиднейском мосту Харбор-Бридж; вот – в Мачу-Пикчу; вот – в Таиланде на вечеринке в честь полнолуния[21], с люминесцентными повязками на голове и в оранжевых жилетах. На снимках они выглядят как парни, которым все сходит с рук: Робби с его высоким ростом и суровым лицом и Марти с дерзкой улыбкой и ярко-синими глазами. Их внешность полностью соответствовала их внутреннему содержанию: детки, прожигающие жизнь, у которых нет никаких забот. Дженн почувствовала зависть. Она завидовала им, потому что они просто взяли у родителей денег и отправились куда глаза глядят сразу после окончания школы. Им не надо было работать, они жили на всем готовом.
А ее жизнь в восемнадцать лет была совсем не такой.
Но, услышав, как открывается дверь, Дженн не может сдержать улыбку. Здорово снова встретиться с Марти, и Робби очень рад его возвращению в Эдинбург.
Она оглядывает гостиную: в баночках горят чайные свечи, в камине пылает огонь – впервые за эту осень. На столиках и каминной полке расставлены чашки с чипсами и орешками. Эти маленькие детали показались ей очень милыми, как раз то, что надо перед вечеринкой. Вообще немного странно теперь устраивать вечеринки. Им по двадцать восемь лет, и они как будто стоят на очередном пороге жизни: не совсем еще взрослые и зрелые, но уже далеко не дети, – что-то посередине.
Она слышит хлопки по спине и смех в прихожей, затем звук тяжелых шагов в направлении гостиной.
– Дженн! – восклицает Марти, подходя ближе и наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. На нем дорогущая рубашка, волосы по-модному подстрижены, подбородок гладко выбрит. Он выглядит старше своих лет, но это ему к лицу.
– Давно не виделись, – говорит он.
– Да уж, – улыбается она, – сколько лет, сколько зим.
– Кажется, с той рождественской вечеринки у Робби. Я сразу после нее улетел в Нью-Йорк.
– Точно, – отвечает она, – я тогда глинтвейна перебрала.
– Пожалуй, мы все тогда перебрали, – добавляет Робби, протягивая Марти бутылку пива, которую принес для него.
– Помнится, кто-то обещал заглядывать в гости. – Марти качает головой с притворным недовольством.
– Да ладно тебе, – отмахивается Робби. – Мы же виделись в Дубае в прошлом году.
– В начале прошлого года! И это был худший мальчишник на моей памяти. – Марти обращается к Джен: – Он постоянно торчал в телефоне. Строчил тебе в ресторане, выскакивал из бара на улицу, чтобы поговорить с тобой. Один раз мы даже спрятали его телефон под шезлонгом.
– Ну все-все, хватит, – со смехом перебивает его Робби.
Дженн невольно улыбается. Она прекрасно помнит те десять дней, которые они провели в разлуке впервые за год отношений. Это была настоящая пытка: они день и ночь обменивались сообщениями, и каждый раз, когда она их читала, ее сердце выпрыгивало из груди. Конечно, они и раньше проводили какое-то время порознь – у обоих была насыщенная жизнь, но десять дней в разных странах ощущались как бесконечность.
Тогда она осознала: между ними происходит что-то очень серьезное. То, чего она никогда не испытывала раньше и вряд ли испытает когда-либо еще.
– Где собираешься здесь работать? – спрашивает Дженн.
Марти поворачивается к ней.
– Один небольшой хедж-фонд в городе, – отвечает он.
– «Один небольшой хедж-фонд в городе», – с улыбкой передразнивает Робби. – Да, в последнее время дела у Марти идут неплохо.
Она знала, что он говорит искренне, хотя в его голосе звучит и горечь.
– Почему ты решил вернуться? – спрашивает Дженн.
Она чувствует себя на удивление легко и комфортно в обществе Марти, хотя они встречались только один раз. Как будто они дружат уже тысячу лет. Все эти дурацкие открытки, валяющиеся по всей квартире, пьяные телефонные разговоры после паба, когда у Марти за океаном вечер только начинается.
Марти пожимает плечами:
– Наверное, просто надоело жить там, вдали от дома. Нет, все здорово, не пойми меня неправильно, но все-таки я всегда был немного домашним птенчиком.
Дженн кивает, пытаясь представить, каково это – жить за границей. Ведь у нее когда-то были такие планы.
– Ну что, – продолжает Марти, переводя взгляд с одного на другого, – значит, вы уже три года вместе?
– Именно, – отвечает Робби и обнимает Дженн за талию.
Ей и самой верится с трудом. Неужели прошло уже три года? Она любит его все так же сильно.
– А что с той девушкой, с которой ты встречался в Нью-Йорке? – спрашивает Робби. – Тиффани, кажется? Я думал, у вас все серьезно.
– Ее зовут Тори, – с расстановкой произносит Марти, – и нет, в итоге у нас с ней ничего не вышло.
– Печально, дружище. «Еще один повержен в прах»[22].
Марти улыбается:
– Еще не вечер, и все такое. Ну, мало ли, может, я с кем-нибудь познакомлюсь на вашей свадьбе.
Робби чуть не поперхнулся своим напитком. Его рука соскальзывает с талии Дженн.
– На нашей свадьбе?
По лицу Марти пробегает тень недоумения.
– Простите, ребята, это была всего лишь
