Метагалактика 1995 № 1 - Игорь Волознев

Говоря это, она расстегнула фибулу и мантия упала к ее ногам. Гинго лежал, не смея пошевелиться. То, что он видел, казалось ему сном. Императрица отвела от своей груди легкую ткань и оголила плечо; затем обнажилась грудь, украшенная несколькими нитками драгоценных бус; мягко зашуршав, упало платье, оставив на белом, как снег, теле лишь тонкий набедренный пояс, усыпанный алмазами и изумрудами. У карлика захватило дыхание. Перед ним стояла нагая богиня, ослеплявшая блеском своей красоты!

Улыбаясь все той же отрешенно-надменной улыбкой, какой она встретила взгляд Гомбарума, императрица приблизилась к залитому кровью ложу, присела на его край и наклонилась над Гинго.

— Гинго, мой верный Гинго… — шептала она, все ниже склоняясь над карликом.

Аромат ее духов кружил ему голову, а когда свесившийся сосок Астиальды как бы невзначай коснулся его лица, он едва не потерял рассудок Из горла его доносился хрип, потом из полураскрытого рта вместе с тоненькой струйкой крови вырвалось бессвязной восторженное восклицание.

— Потерпи еще немного… — прошептала Астиальда, белоснежной змеей изогнувшись над маленьким окровавленным тельцем.

Ее прекрасное лицо приблизилось к изуродованному лицу Гинго, кончики ее грудей коснулись израненного тела и испачкались кровью. Астиальда приоткрыла рот, в знойном призыве выставила язычок, однако губ Гинго не коснулась.

— Сейчас ты станешь стройным, сильным, высоким юношей, каким ты должен был быть от рождения, если бы не злые чары, напущенные на твою мать, носившую тебя в своей утробе… Минуту, Гинго, потерпи еще одну минуту, и ты преобразишься… Я обниму твои широкие плечи и стройный стан… Ты будешь моим… Моим навсегда… — В руках Астиальды появился футляр из черного дерева, обитый по уголкам золотом. — Здесь находится волшебный предмет, который развеет чары и вернет тебе твой истинный облик… И ты тут же, на этом ложе, упьешься ласками, которые не снились смертному… Ты узнаешь, как я способна любить, о мой прекрасный, обожаемый Гинго… Приготовься. Еще полминуты — и раны исчезнут, уйдет боль, тело твое преобразится…

Сладострастно полузакрыв глаза, она выдохнула и провела холодным пальчиком по вздрагивающей от боли, изрезанной груди Гинго. Конец пальца окрасился кровью. Астиальда, не сводя с Гинго затуманенного взгляда, поднесла этот палец ко рту и слизнула кровь.

— Закрой глаза, чтобы мне удобнее было сотворить колдовство…

Гинго зажмурился.

— Ты прекраснейший из смертных, Гинго, и только ты один достоин моей любви… Приготовься… Крепче закрой глаза… Это произойдет мгновенно…

И тут вдруг зрачки Астиальды хищно сверкнули, она стремительно раскрыла футляр, схватила лежавший в нем нож и одним быстрым и сильным ударом вонзила его в тело карлика пониже горла. Затем резкими рывками она вспорола маленькое тельце от шеи до мошонки. Карлик судорожно задергался, кровь потоком хлынула из страшной раны.

Он был еще жив и сердце его трепыхалось, обнажившееся в проломленной грудной клетке, когда Астиальда, погрузив руки в его внутренности, лихорадочно шарила среди кишок, мышц и мяса, отыскивая проглоченный камень. На поиски ушло не больше минуты. Цепко сжав камень в окровавленном кулаке, она брезгливо оттолкнула изуродованное тельце.

Сквозь кровавую пелену, из последних сил стараясь удержать затухающее сознание, Гинго видел, как она радостно выпрямилась.

— Зуб Саламандры! — воскликнула она, держа камень в вытянутой руке, по которой алым струйками стекала кровь. Голос ее гулким эхом прокатился под сводами сферического зала. — Камень Запредельных Бездн! Он даст мне бессмертие, вечную молодость и колдовскую силу, перед которой ничто не сможет устоять в Поднебесье. Я не повторю ошибки Икльтмеса и Гомбарума, никто не отберет его у меня. Отныне я — повелительница Олеарии и одиннадцати королевств! Я всесильна! О, сладость грубой любви обнаженных тел, сладость казней и пыток, оргий и кровавых забав!.. — Она захохотала. — Бессмертие позволит мне тысячелетия упиваться вами!..

И, забыв об умирающем карлике, останках Гомбарума и грызущихся собаках, она направилась к лестнице. В высоко поднятой руке ее пульсировал золотым блеском колдовской камень.

Гинго силился приподнять голову, чтобы в последний раз взглянуть на ее удаляющуюся фигуру, стройную и высокую, ослепительно прекрасную в своей наготе, похожую на богиню, изваянную из мрамора знаменитым скульптором. Улыбка тронула губы умирающего. Адская боль терзала его тело, на глаза наплывал мрак, но Гинго улыбался. Сбылась его мечта! Он умер за императрицу, и в последние свои минуты видел такое, за что он тысячу раз готов был принять смерть!

Она ушла, а в его угасающем сознании еще несколько долгих мгновений стояло видение ее белоснежной груди. Одна из пурпурных виноградин была так низко, что едва не касалась его лица…

Дмитрий Несов

Костер прощальный

В высоком гулком зале пел орган. Многотрубный гигант вполголоса заполнял звуками все пространство. Худощавый человек в очках, казалось, сдерживал его, успокаивал, чтобы не вырвалась наружу вся его первозданная мощь, и могучая космическая стихия не затопила и не поглотила бы все вокруг.

Голос певицы то поднимался над густыми неторопливыми волнами, то погружался в них: — A-ve Ma-ri-а… — Словно одинокий ручей серебрился в лучах солнца, обтекая каменные глыбы, заросшие темно-зеленым и бурым мхом.

Елена Васильевна не пела, а молилась — молилась не библейской девственнице, а чему-то светлому и несказанному, что грядет и все вокруг изменит. Голос ее едва струился на грани срыва. Звук сверкал и дробился крупными каплями горного потока, — Jung frau mild, er-ho-re ei-ner…

Алексей уже не различал голоса певицы в этом наваждении звуков, будто возникавших в нем самом, а не там, на сцене. Он весь в них растворился и был момент, когда связь с реальным миром почти потерялась. Но вот погасли последние аккорды, и из этого удивительного состояния его вывел рев зрительного зала.

На улице еще было светло. Сверкали лужи после дождя. Бежали автомобили, суетились пешеходы. Это был совсем другой мир.

Вот уже почти месяц он живет в этой стране. Ее лихорадит. Третий год кипят страсти, с трибун не сходят краснобаи-политики. У них это называется «перестройка». Если бы знать, чем это все кончится и что будет завтра. Завтра… вот надо хлопотать о продлении визы. А почему надо? Странно, но объяснить этого он себе не мог. Что он здесь нашел? До приезда, пусть не очень сильное, но у него было желание, было что-то впереди. Теперь он здесь, желание исполнилось, а что же впереди? И все-таки визу он продлит.