Взятка по-черному - Фридрих Незнанский

— Стареешь, Вячеслав, — хмыкнул Меркулов. — У каждого своя агентура, пора бы понять. Ирина на вас пожаловалась, но это строго между нами.

— Вот же!.. Бедный Саня!

— Не такой уж бедный, как тебе кажется. Ну так в чем дело?

— Между прочим, Костя, эта Ирка сама же и виновата. Нарушила правила, поперла не туда, куда следует, на нее наехали крутые ребята. Словом, мы ее защитили и сделали так, что те даже извинились перед ней и произвели полный ремонт ее машины. А эти ребятки, как выяснил наш Юра Гордеев, причем совершенно случайно, решая свои собственные адвокатские проблемы, причастны к ряду преступлений. Я нарочно не вдаюсь в детали, чтобы картина тебе была в общих чертах понятна. Короче, Юра занимается своим клиентом, на него наезжают, устраивают аварию, даже со смертельным исходом одного из участников ДТП. А потом, когда мы с Саней выезжаем на место и находим компрометирующие документы против тех самых ребяток, они нападают уже на Саню, полагая, что документы у него. А они у меня. И вот уж теперь, я думаю, мы им спуску не дадим. Но это, Костя, лирика. А суровая правда жизни состоит в том, что в разработку по этому делу могут попасть некие лица, перечисляю по старшинству: из Генеральной прокуратуры, из нашего Следственного комитета, из руководства окружным УВД, ну и шелупонь поменьше, типа, как я говорил, крутых бизнесменов, генеральных директоров, некоторых криминальных авторитетов и представителей охранных структур. Такой вот расклад. Но до возбуждения уголовного дела ой как далеко! Да и не нам его возбуждать, поскольку мы все, без исключения, лица кровно заинтересованные и даже частично пострадавшие. А улик, несмотря на это, пока недостаточно. Так в качестве кого мы можем фигурировать? Разве что свидетелей? Что также сомнительно… И вообще разобраться надо, кто против кого и на кой нам черт, честно говоря, все это нужно. Объяснил?

— Более чем. А то от Сани нашего ничего путного не добьешься. Бурчит что-то. Он еще и недоволен, понимаешь…

— Ну это у него пройдет. Вчера даже не бурчал. А Юрка, я в клинику звонил, уже разговаривает. К концу дня подскочу, хочу кое-что для себя прояснить.

— Проинформируй потом. И, на всякий случай, имей в виду, что мне не нравится ваша самодеятельность. Вы — ответственные должностные лица! Неужели приходится напоминать о том, что существуют рамки закона? Поразительно!

— Костя, между прочим, тоже хочу тебе напомнить, что ничего противозаконного никто из нас еще не совершил, а потери, как ты сам только что сказал, уже имеются. И что же? Сидеть и помалкивать? А что касается Саниного бурчанья, как ты говоришь, я думаю, оно проистекает оттого, что я утром велел Ирке все-таки вызвать врача и зафиксировать следы нападения. Все равно, если мы уголовное дело по этому факту возбуждать не будем, так… пусть хоть документ, свидетельство останется.

— А вчера не могли? — усмехнулся Меркулов.

— Вчера, Костя, во-первых, было слишком поздно, а во-вторых, районный врач мог бы и не поверить, что было действительно совершено нападение и травма нанесена обрезком водопроводной трубы, а не явилась причиной бытового падения пациента, к примеру, на лестничной площадке. Шутка. Но от нас все же немного припахивало, это было, да.

— А откуда ты взял эту трубу?

— Нашел. Внизу валялась. Эта старая карга, консьержка, от которой конечно же никакой пользы, созналась мне, что минут за двадцать до нашего приезда в подъезд вошел сантехник в зеленой робе, сказал — из РЭУ. Но она его не знает, решила, что новый. Он поднялся наверх, якобы посмотреть протечку в батарее на верхней лестничной площадке. Обещал утром починить, а пока, мол, надо посмотреть. Ну то есть простейшая схема. Я ей говорю: «Как он выглядел? Высокий, низкий, толстый, худой, брюнет, блондин?» — а она в ответ: «Не знаю». Заметь, когда нечто подобное неделю назад или чуть больше готовилось против Ирины и к ним на этаж поднялся охранник — один из тех, что на нее наехали, — здоровенный, рослый такой лоб, эта старуха также не могла его внятно описать. Мужчина, говорит, и все! А ведь он с ней даже разговаривал! Нет, Костя, не понимаю, зачем таких держат?

— М-да, как у вас все просто и понятно!

— И еще одна деталь, Костя, — отчего-то развеселился Грязнов. — Я утром спросил у Сани, каким это образом появилась у него такая здоровенная дуля на макушке? Знаешь, что ответил? «Я, — говорит, — когда из лифта вышел, еще ничего не понял, но затылком почуял что-то не то и чисто машинально прикрыл башку папкой с Юркиными материалами». Ну а дальше он уже ничего не помнит. Если б не папка, так я теперь понимаю, тот гад элементарно разнес бы Сане голову вдребезги… А еще не верил интуиции! Трубу я прихватил с собой — на предмет «пальчиков». Только мне эксперт уже заявил, что на ней отпечатков на целую строительную бригаду хватит. Может, удастся потом идентифицировать, поглядим. Поэтому не прав ты, Костя, не так все у нас получилось просто. Я бы иначе сказал: хуже некуда.

— Ладно, можешь передать своему другу, пусть отлеживается, но травму его я все равно производственной считать не могу, и пусть на оплату по бюллетеню не рассчитывает.

— Жестокий человек ты, Костя, — произнес с укором Грязнов. — А ведь он кормилец в своей семье-то.

— С вами, босяками, иначе нельзя! Все, не мешай мне работать!

Грязнов захохотал, кладя телефонную трубку: Меркулов верен себе, он частенько забывает, когда звонит сам. Или на самом деле просто вид делает.

Но одну правильную мысль Костя все-таки усек — ситуация действительно сильно припахивает художественной, так сказать, самодеятельностью. Или, говоря профессиональным языком, «неавторизованной активностью», за которую, как правило, следует серьезный нагоняй от начальства. И тут, если есть еще желание продолжать несанкционированное расследование, надо, прежде всего, обдумать, в какой форме оно должно происходить. И чтоб, как говорится, и невинность соблюсти, и капитал приобрести. И рыбку съесть, и… ну да, усесться поплотнее, только так, чтобы, как волку в детской сказке, хвост не оттяпали. И необходимую истину добыть, и его величество Закон при этом нигде ни на йоту не нарушить. Только вот как это сделать, если он сам же, своим несовершенством, и подталкивает тебя под руку: что, брат, боишься? А ты не бойся, ведь никто не узнает, если сам не проболтаешься. Это ли не аргумент? Еще какой!

Да и потом, что считать вообще нарушением закона? Вот поймал ты бандита, негодяя, вора за руку. По-ока-а-а еще власть раскачается заняться им вплотную! Ей же всегда некогда! А время уходит, и улики пропадают. А ты дал ему в ухо и отобрал чистосердечные признания. Плохо? Плохо, поскольку гад потом накатает жалобу прокурору, и тебя тут же обвинят в «превышении полномочий» и даже, возможно, не его, а именно тебя захотят судить. А ты после этого подумаешь и махнешь рукой: да подите вы все к такой-то матери! Врежешь ему от всей души да и отпустишь на все четыре стороны — пусть дальше грабит и убивает! Логично? Еще как — и, главное, совершенно в духе времени.

Все правильно, но почему-то не хочется продолжать этот бесконечный и абсолютно нерезультативный спор и с самим собой, и с Законом, выстроенным так ловко, что на практике он куда охотнее защищает грабителя, нежели ограбленных…

А на словах-то мы ушли о-о-о как далеко в мир виртуальной демократии, так далеко, что не заплутать бы… в дебрях-то…

«Ну все!» — приказал себе Грязнов и придвинул папку со списком наиболее важных дел, назначенных им же самим на сегодня. Стал читать документы, а сам мысленно возвращался к событиям последних суток. И в первую очередь к заявлению Егора Савельевича Гусева. Мелькнула даже мысль, что, попади вчера его заявление в руки тех людей, что преследовали Гордеева, а затем напали и на Турецкого, уже сегодня обвиняемого нашли бы в камере задавленным либо повешенным. Ну, в общем, так оно нередко и случается с теми, от кого исходит опасность разоблачения преступлений представителей, как выражаются ныне, «теневой юстиции». А он, кстати, жив?

Грязнов сделал себе пометку в блокноте.

Несколько странным показалось теперь Вячеславу Ивановичу и то обстоятельство, что письменное заявление было каким-то образом благополучно вынесено из комнаты свиданий в Бутырском следственном изоляторе, попросту — из тюрьмы. Значит, все было проделано так тонко и точно, что никто и не заподозрил ни в чем пожилую женщину Варвару Николаевну. Ну хорошо, скажем, ее не заподозрили, но «хвост» приделали? И только после этого узнали, что она должна встретиться со своей несостоявшейся невесткой либо с адвокатом Гордеевым? После чего и подстроили аварию? И снова что-то не сходилось. Как-то получалась там случайность, здесь случайность, а в результате — труп на дороге. И Юрка — в больнице.

Но если рассуждать иначе?.. А чтобы грамотно рассуждать и правильно решить задачу, надо как минимум знать ее условия. Другими словами, необходимо, не привлекая внимания, которое сейчас непременно сосредоточится на этих женщинах, лично встретиться с Гусевой и Казначеевой. В какой последовательности, необходимо подумать. Но — срочно. Юра здесь сейчас вряд ли поможет. Да и Сане следует немного отлежаться, им обоим еще предстоит работенка.