Мой муж – Сальвадор Дали - Юлия Бекичева

Не только безопасность, но и безбедную жизнь обеспечивала Дали его верная Галючка. Многие состоятельные люди считали в те дни за честь стать покровителями именитого творца. При желании достаточно было только забросить удочку и поймать крупную «рыбу». Что и делала расторопная Гала. Благодаря жене, Дали познакомился с английским коллекционером Эдвардом Джеймсом, который несколько лет подряд оказывал художнику солидную материальную поддержку. Теперь у них были деньги и можно было немного расслабиться. В своем дневнике Дали представлял себя благодарным мужем, любовником и чадом:

«… Я наводил глянец на Гала, стремясь сделать все, что в моих силах, чтобы она засверкала от счастья, лелея ее даже пуще самого себя – ведь без нее пришел бы конец всему. Деньги дали нам все, что только можно пожелать».

В 1938 году Сальвадор Дали проиллюстрировал сборник стихотворений бывшего мужа своей жены Поля Элюара «La vie immediate».

В этом же году, в одном из журналов Дали с удивлением и восторгом прочитал опубликованное письмо доктора Фрейда:

«До сегодняшнего дня я был склонен считать сюрреалистов, которые избрали меня своим патроном-покровителем, совершенно сумасшедшими, поскольку 95 процентов из них злоупотребляют алкоголем… Этот молодой испанец, с фанатичным выражением честных глаз, обладающий несомненным мастерством, заставил меня изменить мнение. Безусловно, было бы очень интересно проанализировать истоки подобного рода живописи. И все же, выступая в роли критика, должен сказать, что понятие искусства не может переходить черту, где соотношение между бессознательным материалом и сознательной работой над темой выходит за допустимые пределы».

Сальвадор прекрасно помнил и впоследствии описал в одной из своих книг состоявшуюся встречу с кумиром юности, где он Дали, должно быть, выглядел полным идиотом:

«Фрейд ничего не знал обо мне – только живопись, которая его восхищала. Я казался ему разновидностью „интеллектуального“ денди. Позже я узнал, что произвел на него при встрече совершенно противоположное впечатление. Собираясь уходить, я хотел оставить ему журнал со своей статьей о паранойе. Раскрыв журнал на странице, где было напечатано мое исследование, я попросил его прочитать, если у него найдется для этого время, фрейд продолжал внимательно смотреть на меня, не обращая ни малейшего внимания на то, что я ему показывал. Я объяснил ему, что эта не причуда сюрреалиста, а статья, претендующая на подлинную научность. Несколько раз повторил ему название и пальцем подчеркнул его на странице. Он был невозмутим и равнодушен – мой голос от этого становился все громче, пронзительней, настойчивей. Тогда Фрейд, продолжая изучать меня, поскольку стремился при этом уловить мою психологическую сущность, воскликнул, обращаясь к Стефану Цвейгу: „Сроду не видывал такого – настоящий испанец? Ну и фанатик!“»

Находясь в Америке «малыш» Сальвадор начал писать новую картину. Центральную часть полотна занимала странная конструкция из рук и ног. На земле лежали рассыпанные бобы. Художник назвал эту работу «Мягкая конструкция с вареными бобами или Предчувствие гражданской войны». Предчувствие Дали оказалось пророческим.

«Первое известие о гражданской войне застало меня в Лондоне на ужине в Савойе.»

XIV

С войной на разных баррикадах

«Движимый мелочным чувством мести, Бретон составил из букв того дивного имени, которое я ношу, анаграмму „Avida Dollars“, „Жаждущий долларов“, или „Деньголюб“. Вряд ли, пожалуй, это можно считать крупной творческой удачей большого поэта, хотя, должен признаться, эти слова достаточно точно отражали ближайшие честолюбивые планы того периода моей биографии.»

В начале Второй мировой войны, в 1939 году в послании, адресованном Полю Элюару Андре Бретон писал: «Я оказался прав, мой друг. Нынешний муж твоей бывшей жены самый настоящий Avida Dollars. Золотой телец забрал у Дали совесть. В то время, как его друзья проливают кровь в бою, Сальвадор, как ни в чем не бывало разъезжает по Америке в кадиллаке. Этого испанца, действительно ничего не интересует, кроме его собственного благополучия».

Справедливости ради надо заметить, что и самого Бретона вполне устраивала сытая жизнь в США и он совсем не торопился пополнить список добровольцев, отправляющихся на фронт. Иначе складывалась судьба Поля Элюара, вести о котором Гала получала из его редких писем и писем их общих друзей, оставшихся в Париже. Переживший первую мировую войну в качестве санитара, и на этот раз Поль отказался покидать родину и примкнул к подпольной организации, состоявшей из борцов с оккупировавшими Францию нацистами.

Друг Поля Элюара, военный корреспондент, публицист и поэт Илья Эренбург вспоминал: «Элюар был очень скромным. Один из участников Сопротивления в 1946 году рассказал мне, что однажды к нему пришел высокий человек, сказал пароль и дал пакет с листовками. День был холодный, он предложил пришедшему посидеть возле печурки. „Вдруг я понял, что видел это лицо в довоенном журнале. Я робко спросил: „Вы поэт?“ – „Да“. Это был Элюар. Я не мог удержаться: „Вы не должны зря рисковать… Мог бы принести другой“. Он удивился: „Почему „другой“? Все мы рискуем. А товарищи устали, набегались за день…“ Ив Фаржа ездил с Элюаром в партизанский район Греции летом 1949 года – за несколько месяцев до конца Сопротивления. Шли жестокие бои: люди уже защищали не гору Граммос, а человеческое достоинство. Я записал слова Фаржа: „Он, кажется, никогда не думал о том, что он большой поэт. Может быть, потому другие не могли об этом забыть“.

Тлела земля, замертво падали люди, сраженные вражескими пулями. Второй раз в своей жизни Грендель погружался в ад. Чтобы как-то поддержать боевой дух товарищей, в свободные минуты Поль делал то, что умел лучше всего – писал стихи. Сочиненный Элюаром, а после размноженный текст под названием «Liberte» распространяли пилоты английских самолетов, рассеивая листовки над Францией.

На школьных своих тетрадкахИ на древесной коре,На зыбких холмах песчаныхЯ имя твое пишу.На всех страницах прочтенных,На всех страницах пустых,На крови, камне и пеплеЯ имя твое пишу.[…]На брошенных укрепленьях,На сломанных фонарях,На стенах тоски вседневнойЯ имя твое пишу.На гибели без возраста,На голом сиротстве своем,На шествиях погребальныхЯ имя твое пишу.[…]Могуществом этого словаЯ возвращаюсь к жизни,Рожденный дружить с тобою,Рожденный тебя назвать Свобода!

«Лучшее, что вы можете сейчас сделать – оставаться в Америке, – писал Поль Гала и Дали. – Париж бедствует. Дома не отапливаются – нет угля. Люди мерзнут, болеют. Перебои с едой. На все, даже на сигареты, введены талоны. О мясе и каштанах никто уже не мечтает. Рады обычным галетам».