Мир иллюзий - Гордон Диксон

— Я тоже на это надеюсь, — мрачно проговорил Фелиз. Он поднялся по лестнице и влез в открытый люк.

После залитого ярким солнец луга, внутренние помещения корабля, освещенные лишь рассеянным многократно отраженным светом, проникавшим сквозь распахнутый люк, показалось ему погруженным в темноту. Затем, по мере того, как глаза его привыкли к полумраку, освещение отсека управления стало казаться более ярким.

Он тут же заметил произошедшие здесь изменения. Вещи находились не на своих местах. То есть, они были разложены не в том порядке, в каком Фелиз обычно их содержал. Фелиз прищурился. Встав с кресла, он прошел в каюту. По всему было видно, что кровать была сначала разобрана на ночь, а затем застелена вновь, причем, довольно странным образом — подушка лежала под покрывалами точно по центру. Он вышел обратно в отсек управления и распахнул дверцу шкафа с едой.

Большая часть хранящихся в нем продуктов осталась нетронутой. Однако, он заметил, что запасы тех отделений, где хранились фрукты, орехи, тушенка и хлеб, заметно поубавились. Фелиз закрыл шкаф и заглянул в свой бортовой журнал. Набросок с натуры, изображавший его спящим, по-прежнему был там, но теперь рядом был пририсован маленький чертик с хвостом и рожками. И этот чертенок щекотал пятки спящего Фелиза большим перышком.

Фелиз потер нос.

Что же, с облегчением думал он, приятно все-таки узнать, что Каи жива и здорова. Но интересно, где она теперь? Да уж, видать, пути ее неисповедимы, и в данный момент она вольна находиться, где угодно. Во всяком случае, похоже, у нее все в порядке. Фелиз был весьма удивлен тем, какой огромный камень упал с его души при мысли об этом. Хотя с его-то беспокойной натуров в этом нет ровным счетом ничего удивительного. Подобные вещи имеют обыкновение случаться только с ним, а наверное другие личности, из тех, что больше занятые самими собой, и даже представить себе не могут, что такое бывает.

Эта мысль напомнила ему о той главной цели, которую он преследовал, решив вернуться сюда. Через открытый люк он выглянул наружу — просто так, на всякий случай; но Эль Хоска неподвижно сидел на траве, поджав по-турецки ноги, глядя куда-то в сторону и, очевидно, изо всех сил оберегая свое сознание от осквернения контактом с машиной. Фелиз быстро подошел к пульту системы связи и нажал несколько кнопок.

Экран затуманился, потемнел, после чего снова прояснился, и на его темном поле стали видны звезды. Поначалу все было тихо, но затем раздался мелодичный сигнал, повторившийся четыре раза подряд. Одновременно с этим в поле зрения монитора вошли четыре красные светящиеся точки.

Рядом с монитором замигал белый огонек передающего устройства. Фелиз присвистнул и нажал кнопку приемника. Красные точки немедленно исчезли с экрана, и на мониторе возникло изображение мальвара в форме офицера космического флота.

— Мы зарегистрировали работу вашего сканера, — объявил мальвар с экрана. — Мы знаем, что вы осведомлены о нашем присутствии. Миновать наш заслон вам не удастся. Предлагаем сдаться добровольно. — Затем все повторилось с начала. — Мы зарегистрировали…

— А в хо-хо не хо-хо! — пробормотал Фелиз, но включать переговорное устройство со своей стороны все же не стал. — Уж лучше невеки застрять на Данроамине. — Он усмехнулся, глядя на экран. — Если уж вы такие крутые, то давайте, спускайтесь сами и арестуйте меня. — Ухмылка сама собой исчезла с его лица, а взгляд сделался задумчивым. Он отключил трансляцию в тот момент, когда мальвар на экране монитора терпеливо начинал зачитывать свое обращение вот уже в третий раз, после чего встал и принялся шарить по шкафам.

Изо всех хранившихся там пожитков Фелиз отобрал несколько впечетляющего вида безделушек, несколько хлопушек и петард, из тех, что были изготовлены им месяца три тому назад специально для демонстрации высот пиротехнического искусства на планете Козуэлла, а также обломки, отдельные узлы и детали, оставшиеся от безжалостно разбитого преобразователя пластмасс «Марка III», уничтожившего его шляпу, и подаренный на счастье широкий шарф из чистого шелка, на котором большими китайскими иероглифами красного цвета были выведены пожелания удачи, после чего соорудил себе огромный бутерброд с сыром. Проделав все это, он выбрался из корабля, и все еще дожевывая хлеб с сыром, подошел к поджидавшему его снаружи Эль Хоске.

— Ну вот и все. Идем, — сказал он мэру.

Они пустились в обратной путь, и шли молча до самой лесной опушки, откуда открывался вид на город. Когда же лес наконец кончился, и путешественники вышли из-под сени тенистых деревьев, оказываясь на открытой местности, Эль Хоска тяжело вздохнул.

— Когда тебе много лет, — задумчиво проговорил он, — и занимаешь заметное положение в обществе, очень легко быть нечестным.

Фелиз подозрительно взглянул на него.

— Меня не покидает ощущение, — продолжал Эль Хоска, поворачивая голову, чтобы встретиться взглядом с молодым человеком, — что я не был до конца честен с тобой.

— Да ну! — заметил Фелиз. — Неужели!

— Сказать по совести, — продолжал свой рассказ Эль Хоска, — жилось нам здесь довольно неплохо. Разумеется, до совершенства было далеко — но кому оно нужно, это совершенство? Короче, это была самая обыкновенная, нормальная жизнь. — Он взглянул на Фелиза. — Хочешь услышать нашу историю?

— Меня недавно уже посвятили в некоторые ее аспекты, — осторожно заметил Фелиз.

— Но, должно быть, далеко не во все. Наверняка не во все, — сказал Эль Хоска. — Лишь немногие знают о том, как все было на самом деле. И это довольно грустная история.

— Ну надо же, — только и нашелся что сказать Фелиз.

— Вообще-то, подавляющее большинство наших людей не имеет на этот счет ни малейшего понятия. Думаю, они даже рады пребывать в счастливом неведении о том, каким образом произошел наш окончательный разрыв с технократической культурой. А все дело в том, что в свое время то, что теперь лежит в основе нашего жизненного уклада, было всего лишь политической философией.

— Политической философией? — переспросил Фелиз.

— Да. К твоему сведению, я вовсе не собираюсь вводить тебя в заблуждение заявлениями о том, что якобы все у нас с самого начала шло замечательно и безупречно. Нет, первоначально мы были всего лишь политической партией планетарного масштаба, выступающей за децентрализацию управления и свободу личности. Должен также заметить, что в то время подавляющее большинство членов нашей партии составляли так называемые практические политики. А истинные поборники природы, коими все мы являемся в наши дни, были в меньшинстве.