Невидимки - Чак Паланик

Сейчас ночь. Я разбудила обоих своих родителей. Я говорю:

- Лот. Орхог. Я говорю:

- Гехра их ка альк. Гехра их ка альк!

- Минуточку, - отвечает отец. Я слышу, как он кричит маме:

- Лесли, может, ты все же подойдешь к телефону? Трубка-саксофон невероятно тяжелая. Я наклоняюсь

и опираюсь локтями на стол.

За моей спиной из ниши с верхней одеждой вопит Сет:

- Прошу тебя, не звони в полицию, пока мы не поговорили с Эви!

Из телефонной трубки звучит женский голос:

- Алло?

Это моя мама.

- Наш мир настолько огромен, что всем нам хватает в нем места. Мы должны любить друг друга, - говорит она. - В сердце Господа хватает тепла для каждого из его детей. В том числе и для геев, лесбиянок, бисексуалов и трансвеститов. То, что некоторые люди получают удовольствие только от анального секса, вовсе не означает, что им чужда любовь.

Она делает паузу и продолжает:

- Я чувствую, что вы сильно страдаете. Быть может, я в состоянии вам помочь?

Сет орет:

- Я не собирался тебя убивать! Я пришел расквитаться с Эви за то, что она сделала с тобой!

В трубке слышится шум воды в унитазе и голос моего отца:

- Ты до сих пор разговариваешь с этими ненормальными?

Мама отвечает ему:

- Все это просто ужасно! Мне показалось, один из них только что пригрозился нас убить!

Сет пронзительно кричит:

- Я уверен, что в тебя стреляла именно Эви!

Из трубки раздается голос папы. Он гремит так громко, что я вынуждена отдалить трубку от уха.

- Это вы, вы должны быть мертвыми, а не наш Шейн! Наверняка вы и убили его, проклятые изверги!

Сет горланит:

- Нас с Эви связывал лишь секс!

Мне можно просто удалиться из комнаты, предварительно подав Сету телефон. Сет продолжает надрываться:

- Умоляю, только не думай, что я хотел всадить нож в тебя, спящую!

Мой отец ревет в телефонную трубку:

- Только попробуй это сделать, ублюдок! Имей в виду, у меня есть пистолет! Я немедленно его заряжу и буду круглые сутки держать при себе!

Он кричит:

- Отныне мы больше никому не позволим мучить нас! Мы даже горды тем, что являемся родителями мертвого гомосексуалиста!

Сет орет:

- Пожалуйста, никому не звони! Я говорю:

- Ахк! Оага!

Папа бросает трубку.

Теперь мне некого звать на помощь. Помочь себе могу только я сама. Рассчитывать на лучшую подругу или жениха или врачей и монашек - все это теперь не для меня. Остается полиция, но к ней я, возможно, обращусь позднее.

Еще не время втискивать все это безумие в строгие рамки закона. Еще не время начинать привыкать к своей новой безликой и мерзкой жизни, которую жизнью и не назовешь.

В моей голове полный кавардак. Окружает меня та же неразбериха. И я не знаю, что делать.

Но вот ко мне приходит странное спокойствие. Я ощущаю, что хочу продлить свою драму. У меня такое впечатление, что я способна на что угодно. И что все только начинается.

Моя винтовка заряжена.

И у меня есть первый заложник.

Глава четырнадцатая

Перенесемся в тот день, когда я навещаю родителей в последний раз перед несчастным случаем. Я еду к ним накануне своего дня рождения.

Шейн по- прежнему мертв, и я не ожидаю подарков. Я практически не надеюсь, что для меня приготовят праздничный торт. В этот последний раз я еду домой только с одной целью -повидаться с предками.

У меня еще есть рот, поэтому перспектива задувать свечи меня не пугает.

Родительский дом, коричневый диван и стулья с откидными спинками в гостиной - все выглядит как обычно. Изменился лишь вид окон. На них задернуты шторы, хотя только начало темнеть.

Мое внимание привлекли и три другие странные вещи. Во-первых, на воротах я увидела вывеску "Злая собака" и предупреждение о том, что дом защищен сигнализационной системой. Во-вторых, мамина машина, которая обычно стоит во дворе, сегодня в гараже. В-третьих, парадная дверь заперта на засов, которого раньше не было.

Когда я ступаю на порог, мама жестом велит мне поторопиться.

- Держись подальше от окон, Малёк. По сравнению с прошлым годом в этом году количество наших недоброжелателей возросло на шестьдесят семь процентов.

Она говорит:

- После наступления темноты следи за тем, чтобы твоя тень не падала на занавески. Тогда обнаружить твое местоположение с улицы будет невозможно.

Ужин мама готовит при свете фонарика. Когда я открываю духовку или холодильник, она, охваченная паникой, подскакивает ко мне и тут же захлопывает передо мной их дверцы.

- Внутри холодильника и духовки яркий свет. Открывая их, ты помогаешь преступникам определить, где мы находимся, - говорит она. - На протяжении последних пяти лет жестокость ненавистников геев не знает пределов.

С работы возвращается папа. Машину он оставляет где-то на удалении от дома. До нас доносится звук его шагов и лязганье ключей.

Мама замирает от ужаса и вцепляется мне в плечи, не позволяя выйти в прихожую. Раздается стук в парадную - три отрывистых и быстрых удара и два медленных.

Мама вздыхает с облегчением.

- Это он, - говорит она. - Но прежде чем открывать дверь, все равно посмотри в глазок.

Папа входит в дом, с опаской оглядываясь через плечо на темную улицу. По дороге проезжает машина.

- "Ромео танго фокстрот" шестьсот семьдесят четыре, - бормочет он. - Быстро запишите это.

Мама берет в руки ручку, склоняется над блокнотом для записей у телефона и пишет.

- А какая марка? Модель? - спрашивает она, записав то, что сказал папа.

- "Меркурий", голубого цвета, - отвечает он. - "Соболь".

Мама восклицает:

- Все это может пригодиться!

Я говорю, что они уделяют чересчур много внимания несущественным вещам. Папа качает головой:

- Не пытайся убедить нас в том, что наше положение не столь серьезное.

Перенесемся в ту минуту, когда я начинаю жалеть, что приехала домой. Перенесемся в то мгновение, когда мне хочется, чтобы Шейн был жив. Если бы он только мог видеть, что происходит с нашими родителями!

Папа проходит в гостиную и первым делом выкручивает из люстры лампочку, которую я вкрутила. Шторы на венецианском окне задвинуты и в центре прикреплены друг к другу булавкой. Предки точно помнят, где располагается мебель. А мне приходится спотыкаться обо что-нибудь буквально на каждом шагу. Я натыкаюсь то на стол, то на стул. Роняю на пол вазочку с конфетами. Она разбивается. Мама взвизгивает и убегает на кухню.

Папа поднимается на ноги. Он сидел за диваном.

- У мамы нервы на пределе. Не сегодня-завтра на нас нападут эти подонки,

Мама кричит из кухни:

- Что это было? Кто-то бросил в окно камень? Или бутылку с зажигательной смесью?

Папа громко и с некоторым раздражением отвечает:

- Не паникуй, Лесли! Еще одна ложная тревога, и мы раньше времени навлечем на себя беду.

В кромешной темноте я собираю осколки вазы. Об один из них раню пальцы. И прошу папу дать мне бинт. Я стою на месте, подняв порезанную руку. И жду. Папа возникает из мрака, останавливается прямо передо мной и протягивает одеколон и бинт.

- Мы все задействованы в этой войне, - мрачно произносит он. - Все, кто является членом "ПиФлэга".

"ПиФлэг". Организация "Родители и друзья лесбиянок и геев".

Я знаю. Я знаю. Я знаю. Спасибо тебе, Шейн! Я говорю:

- Вам не следовало вступать в этот "ПиФлэг". Ваш сын-гей мертв, поэтому его уже можно не принимать в расчет. - Я сознаю, что мои слова звучат жестоко и причиняют отцу боль. Но я истекаю кровью. - Прости.

От одеколона порезы жжет. Теперь они туго перебинтованы. Я стою в непроглядной тьме. Папа говорит:

- Уилсоны вывесили знак "ПиФлэга" в своем дворе. А через два дня кто-то проехал на машине прямо по их газону и испортил его.

Слава богу, мои предки еще не вывесили нигде никаких знаков, думаю я.

- Мы тоже вывешивали символы "ПиФлэга" у дома, но, узнав о несчастье Уилсонов, сразу сняли их, - сообщает папа. - На стекле маминой машины приклеен стикер "ПиФлэга", поэтому теперь мы ставим ее в гараж. - Он вздыхает. - Гордиться сыном-гомосексуалистом означает постоянно пребывать в опасности.

Откуда- то из темноты раздается мамин голос:

- Ты забыл рассказать про Бредфордов. Им на крыльцо бросили горящую сумку с собачьими испражнениями. Если бы бедняги не обнаружили ее вовремя, то сгорели бы в кроватях вместе с домом. Это произошло лишь только потому, что во внутреннем дворе они вывесили разноцветный флюгер со знаком "ПиФлэга". Представляешь, Малёк, даже не в переднем, а во внутреннем дворе!

- Ненависть, - произносит папа. - Она окружает нас со всех сторон, Малёк. Ты понимаешь, что это означает?

Мама говорит:

- Пора ужинать, стойкие воины.

Она приготовила одно из блюд из поваренной книги "ПиФлэга". В общем-то пахнет оно неплохо, но как выглядит, лишь Богу известно.

Мы ужинаем в темноте. Дважды я ударяю рукой по стакану с водой, потому что не вижу его. Я сыплю соль себе на колени. Каждый раз, когда я начинаю что-нибудь говорить, предки на меня шикают.