Не проси моей любви - Татьяна Олеговна Воронцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Группа вооруженных мужчин. Безлюдная местность. Что может случиться? Да все что угодно.
…если меня посадят в мешок и поволокут на суд мистера Любителя Строптивых Задниц, то пусть меня одного…
Ей вспомнилось лицо Германа, почти нестерпимая красота этого лица, когда он произносил слова, от которых она едва не закричала. Именно тогда у нее созрело решение позвонить Александру Аверкиеву. Нет, она не думала, что он решит все их проблемы, но надеялась, что хотя бы предотвратит попадание Германа в мешок.
Лера первая сбросила оцепенение.
— Так, хватит рассиживаться. — И встала, подавая пример сестре. — Как твоя голова? Получше? — Удовлетворенно кивнула. — Тогда сбегай проверь, жива ли там Дашка, а я поищу Кира. Он должен быть в библиотеке, Аркадий еще вчера поручил ему собрать два новых стеллажа.
— Ты будешь звонить Аркадию? — спросила Нора, отодвигая табуретку.
Лера покачала головой.
— Почему?
— Он обещал вернуться к вечеру, часам к десяти. И сделать это раньше не сможет при всем желании. Так зачем звонить, заставляя человека нервничать?
— А вдруг он, наоборот, осерчает из-за того, что с ним не посоветовались?
— И хрен с ним! — сказала с выражением Лера. — Мог бы отложить свою поездку до следующей недели. Когда он нужен, его нет…
— Возможно, эти сволочи нанесли удар сегодня именно потому, что Аркадия нет.
— Следили за фермой? — Лицо Леры вытянулось и побледнело. Губы сжались. — Пойдем займемся делом. Уже четвертый час.
В четыре время остановилось. Кроме шуток.
Сидя на небольшом диванчике в библиотеке, слушая, но почти не слыша, о чем говорят расположившиеся в креслах напротив Даша, Лера и Кирилл, она покусывала ноготь на указательном пальце и не могла поверить, что все это скоро закончится. Может, именно так и организован ад? Времени нет. Событий нет. Ничего никогда не происходит. Есть от чего завопить благим матом!
Хотя слабое движение все же наблюдается. Вот Кир, привстав с кресла, берет с журнального столика пачку сигарет, достает из кармана зажигалку. Вот Лера, не спуская глаз с хорошенького личика Даши, машинально передвигает пепельницу. Кивает Даше, мол, понятно, понятно… Та в сотый раз описывает внешность похитителей, свой испуг, потом паническое бегство через лес, во время которого ей мерещились всякие кошмары. Лера слушает, не перебивая, ее терпение на грани фантастики. Кир, как и Нора, вроде бы слушает, но, судя по отсутствующему взгляду, то и дело теряет нить, думая о своем. Он уже отдал необходимые распоряжения всем вменяемым обитателям второго этажа и, заверив Леру, что за периметр можно не опасаться, решил устроить себе перекур. Курение в библиотеке, мягко говоря, не приветствуется, и то, что сейчас Лера не обращает ни малейшего внимания на грубое нарушение ею же установленных и безусловно разумных правил, свидетельствует о крайней степени ее смятения.
Тоже, что ли, покурить? Или взять мокрую тряпку, повытирать пыль на книжных стеллажах? Все что угодно, лишь бы не коситься то и дело на часы и не слушать хныканье этой малолетней идиотки… тоже влюбленной в Германа, между прочим… Боже, что за мысли!
С глубоким вздохом Нора расправляет плечи, потягивается и меняет ноги: теперь кладет левую на правую. Осознает, что вспотела. Вроде в помещении не душно, однако футболка липнет к спине. Нервное? Ох…
— Хочешь минералки? — обращается она к сестре с тайной надеждой, что та ответит «да», и появится повод пройтись до столовой и обратно.
— Да, — энергично кивает Лера. — Отличная мысль! Сбегаешь к Зиночке?
— Я могу сходить, — предлагает Кир, которому тоже, кажется, до смерти надоели причитания Даши.
Ее было решено держать под присмотром до возвращения Германа и Леси, чтобы она не металась по корпусу и не сеяла панику в рядах. Но теперь всем уже хотелось или выгнать ее к чертовой матери, или треснуть чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы она заткнулась.
— Нет-нет, — торопливо говорит Нора, вставая с дивана и хватаясь за поясницу. — Я схожу. Мне надо размяться. И напудрить носик.
Лера и Кир понимающе улыбаются. Вот и хорошо.
Медленно она спускается по центральной лестнице на первый этаж, держась за перила, на ходу окидывая взглядом холл — открытые лестничные марши и площадки позволяют смотреть на все происходящее сверху вниз, — вяло делает ручкой посылающим ей воздушные поцелуи Ольге и Светлане, проходит мимо выключенного телевизора с рядами стульев перед ним, и, минуя арочный проем, соединяющий холл с коридором, оглядывается, чтобы еще раз увидеть на светлой стене картину в простой деревянной раме. Картину кисти Леси. Нет, это невыносимо… Она хорошо помнит, как впервые увидела эту картину, как Лера и Леся носились с ней по всему корпусу, выбирая подходящее место.
Черт. Черт. Черт.
Тихонько застонав, Нора сворачивает в одноместный санузел около столовой и долго плещет себе в лицо холодной водой, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Потом поднимает голову и смотрит в зеркало. Смотрит на себя. На свое бледное усталое лицо, по которому стекает вода и капает вниз, в раковину.
В памяти ее всплывает тот день, когда они с Германом дурачились на террасе Первого корпуса в компании Леонида, Кира, Светки, Влады и других несознательных личностей, и внезапно появившийся Аркадий сорвал с его головы венок из полевых цветов, который сплела для него Леся, и этим венком хлестнул по лицу. Девчонки забавы ради нанесли Герману египетский макияж, подвели глаза черным контурным карандашом, и его вызывающая, неправдоподобная, потусторонняя красота на миг лишила доктора рассудка.
Позже Герман умывался здесь, над этой самой раковиной. Смыв краску, поднял голову и уставился в зеркало. Так же, как сейчас Нора.
В нем отразилось то, что увидел доктор Шадрин, то, что ранило его в самое сердце: бледное лицо с запавшими щеками и четко очерченными скулами… изящные кости, обтянутые гладкой кожей… чистая и пронзительная зелень глаз в обрамлении черных ресниц. Чудовище. Прекрасное и ужасное.
— Прекрати, — шепчет Нора, глядя в зеркало на свои шевелящиеся губы. — Прекрати, прекрати, прекрати. Скоро он будет здесь. Тот, кто хранил его до сих пор, сохранит и сегодня. Ты пошла за водой? Вот и давай,
